Гусинский оторопело смотрел на Смелякова сквозь блестевшие стёкла очков.

– Не нужно надо мной смеяться. Я серьёзно напуган. Москва объявила на меня охоту, я точно знаю, что есть приказ о моей ликвидации. Вот и вы прилетели сюда!

– Вы взрослый человек, а городите такую чушь!

– Вам легко говорить… А ведь я читал интервью Коржакова. Он сказал, что любит охотиться на гусей! Так прямо и сказал! Разве это не открытая угроза в мой адрес? Или вы так не считаете?

– Вы по образованию режиссёр, у вас богатое воображение, – улыбнулся Виктор. – Конечно, режиссёр должен уметь фантазировать, но не до такой же степени. Нужно чувствовать разумные границы. Я думаю, что ваше воображение мешает вам в жизни.

– Я не понимаю, куда вы клоните.

– Позвольте, я сразу обозначу цель моего приезда: я хочу успокоить вас, убедить вас в том, что вы безбоязненно можете возвращаться в Москву. Вот для этого я и приехал сюда.

Гусинский недоверчиво покачал головой.

– Прямо-таки ради этого? – Он поёрзал на стуле, озираясь. – Здесь слишком много людей. Мне не нравится, когда вокруг толпятся… Люди – это уши, люди – это глаза. Давайте перейдём в другое место.

– Вы чересчур подозрительны. Куда вы предлагаете пойти?

– А хотя бы напротив, в отель «Атриум».

– Не знаю. Может, допьём всё-таки кофе? Яичница у них тут бестолковая, зато кофе вкусный. Впрочем, если вам уютнее где-то в другом месте… Я не возражаю…

Гусинский встал и направился к выходу. Смеляков последовал за ним.

– Вот видите, как всё получилось… – заговорил Гу – синский. – Живу настоящим изгнанником. Разве это нормальная жизнь? Разве такого я хотел? Каждый человек имеет право на спокойную жизнь, а у меня что?

– Владимир Александрович, вы не находите, что во всём случившемся виноваты вы сами?

Они вышли на улицу.

– Это в чём же я виноват? – возмутился банкир. – Вы, надеюсь, не будете отрицать, что «наехали» на меня самым откровенным образом, ну, тогда, в декабре?

– Слово «наехали» в данном случае неуместно. Я бы воспользовался иным термином, не из бандитского жаргона.

– А, бросьте! – Гусинский эмоционально взмахнул рукой. – Из того жаргона или из этого, суть одна. Вы устроили на меня облаву! Вооружённую облаву!

– Никакой облавы не было.

– Ничего себе «не было»! Мордой в снег! Мордой в грязь положили моих людей!

– Просто ребята хотели немного вас осадить, показать вам, что следует вести себя чуть-чуть скромнее.

– «Осадить»… Да у меня чуть сердечный приступ не случился! Вы же с автоматами!

– Возможно, получилось немного грубовато, – Сме-ляков сделал выразительную паузу, – но поймите и нас. Как мы, государевы слуги, должны были смотреть на ваше поведение? Я даже не беру этот конкретный случай, когда вы подняли на уши все силовые ведомства Москвы, в результате чего в самом центре города началась стрельба… Забудем об этом. Речь о другом, и вы, как умный человек, не можете не понимать этого. Нас очень беспокоило, что вы активно впихиваете во власть своих людей, подкупаете чиновников…

– Но это же естественно! Вы же не ребёнок! Как можно без своих людей наверху? Мы же опора власти! Куда власть без нас?! Что с ней станет? Мы – капитал!

Поникшее лицо банкира преобразилось, появилась значимость, важность, осознание своей весомости. Указательный палец правой руки многозначительно поднялся и погрозил кому-то.

– Без капитала ничего не будет. Всё на нас держится! – Владимир Александрович уже не объяснял, а угрожал.

Смеляков чуть отклонился, чтобы грозящий палец банкира не ткнул в него.

– Это вы хотите, чтобы на вас всё держалось. Потому и прилагаете все силы, чтобы государственное устройство приобрело нужную вам конфигурацию, нужную структуру. Вы, если называть всё своими именами, делаете подкоп под государственную власть. Помните, вы заявили однажды, что на пост президента вы можете посадить кого захотите? Забыли? А я помню, было такое интервью… Я не вижу, чтобы вы пеклись о нуждах страны. Вас интересуют только ваши личные интересы. И для этого вы стремитесь срастить капитал с властью, чтобы обеспечить безопасность вашего личного капитала…

– А вы? Что вы делаете? Ваши методы – что, хороши разве? Этак вы всех распугаете и в конце концов останетесь без денег накануне выборов!

– Вы как-то всё в одну сторону гнёте: деньги, деньги, – проговорил Виктор. – Я понимаю, для вас это важнее всего. Ради них вы, собственно говоря, и живёте, ради них тесно дружите с людьми из близкого окружения президента. Ради увеличения ваших денег вы используете руководителей правоохранительных органов в своих интересах.

– Вы, наверное, имеете в виду руководство ГУВД Москвы? Ну да, я не скрываю. – Гусинский стукнул себя кулаком в грудь. – Тут нечего скрывать. Это взаимная выгода. Мы тесно с ними сотрудничаем. Мы не раз помогали информацией. Бывало даже так, что сотрудники моей службы безопасности и ребята из РУОПа вместе выезжали на операцию. Клали бандитов мордой в грязь, как вы тогда меня в декабре… А то, что они берут у меня деньги, – банкир невинно пожал плечами, – так пусть уж лучше у меня, чем у бандитов.

– Владимир Александрович, давайте не будем лукавить. Не о государстве радеете вы, помогая милиции в борьбе против бандитов, а о своих интересах заботитесь. Расчищаете рынок для себя. Разве не так? Вы хотите, чтобы в стране главенствовала не сила закона, а закон силы, потому что у вас есть сила. Ну и чем же вы тогда лучше бандитов?

– А вы кем себя окружили? Вы сами что делаете? – Гусинский стал распаляться. – Меня вышвырнули из страны. – Он выразительно указал куда-то в сторону, то ли показывая своё местонахождение, то ли имея в виду кого-то ещё. – Березовского приблизили. Бойко приблизили, Фёдорова тоже… Вы же знаете, что это за люди. Это ужасные люди! У меня-то весь бизнес в России. А вот им на Россию наплевать! У Березовского – израильский паспорт! Россия мало его интересует… Или вот Бойко. Вы сами сделали его «Национальный кредит» уполномоченным банком правительства! Вы!

– Мы?

– А то кто? Не я же… Зря вы на меня так наезжаете. Поймите, я вам не враг. Я могу и хочу быть другом. Я умею быть другом.

– Что же мешает?

– Я хочу быть уверен в моей безопасности. Мне нужно с Коржаковым восстановить контакт. Мне просто обязательно нужно поговорить с ним! Я бы в страну давно вернулся, но ведь есть приказ о моём уничтожении! За что ко мне такое отношение? Я же помогал Ельцину во время октябрьских событий. Все мои люди участвовали в оцеплении Белого дома. Да, Березовский тоже выделил отряды, но я-то больше дал! И самолёт мой на всякий случай стоял «под парами», если бы вдруг президенту пришлось срочно улетать. И что я получил в качестве платы? Изгнание! Но даже чужбина не гарантирует мне безопасности, раз Коржаков объявил на меня охоту.

– Вы опять за своё. Глупость какая. Вы книжек дешёвых начитались. Мы же не бандиты. Вдобавок я уже объяснил вам: будь у нас желание убрать вас, мы бы это сделали. Вы же сами видели – наша служба отыскала вас без малейшего труда. Или вы полагаете, что мои подчинённые на вас случайно наткнулись в этом отеле? Нет, Владимир Александрович, любой мало-мальски подготовленный сотрудник давно мог ликвидировать вас, если бы такая задача стояла. Но поймите: это никому не нужно. Ни одна из спецслужб России не занимается физическим устранением людей. Эти времена ушли, слава Богу, в прошлое…

Гусинский с раздражением отмахнулся.

– Ну это вы, пожалуй, загнули… В это верится с трудом. Нет, нет…

– Владимир Александрович, наш разговор может иметь смысл только в том случае, если вы не будете ставить под сомнение каждое моё слово. А если вы решитесь помочь нам, то наши отношения могут стать по-настоящему хорошими и надёжными.

Гусинский ненадолго задумался, отвернулся, потёр затылок, пальцы его скользнули с затылка вниз к шее, ощупали её, затем он резко повернулся к Смелякову и заговорил очень спокойно, будто не было никакого раньше напряжения с его стороны: