– Женщина должна быть доброй,– сказал Двинский. – Как моя Настя.

– Ее зовут Настя?

– Да. А почему вы спросили?

– Так, – монотонно произнес киборг. – Действительно глупо. Она у вас, наверное, красивая.

– Очень, – сказал Двинский. – Хотя почему-то ее лицо ускользает, я не могу удержать его перед собой. Отчетливо помню лишь родинку на щеке.

– Родинку на щеке?

– Да. У нее небольшая родинка возле левого глаза. Но она ей идет. Только ее фамилия мне не нравится. Но это дело поправимое. Ведь правда?

– А как ее фамилия? – помедлив, спросил киборг.

– Фамилия? – Двинский назвал фамилию. – Зачем она вам?

Киборг не ответил. Несколько мгновений висела тишина. И внезапно оборвалась – в репродукторах замяукало и засвистело. Это Двинский уже слышал – радиоголос Юпитера, превращенный в звук.

Но почему киборг включил приемник, не ответив на заданный вопрос?

Экспресс во что-то уперся – это пошли за борт парашюты, гася оставшуюся скорость.

Опять невесомость. Без предупреждения, без приглашения затянуть ремни. Поверхность спутника метнулась вверх, запрокинулась, перевернулась. Экспресс падал. Мелькнуло небо – пустота, заполненная черным. В отдалении возник причудливый разноцветный букет. Четыре небесных цветка, отделенные парашюты.

– Почему вы не выпускаете крылья?..

Киборг молчал. Или ответ потонул в грохоте радио.

– В чем дело? – закричал Двинский. Спутник медленно поворачивался в иллюминаторах. Снизу. Слева. Справа. Сверху. Опять снизу. Экспресс вращало.

– Что случилось?

Никакого ответа.

Что могло случиться? «К сожалению, ничего». За иллюминаторами – лишь небо и скалы. Скалы все ближе, и небо все ближе. И жуткий хохот радио.

Двинский дернулся к пульту. Еще не поздно. Включить двигатель и выпустить крылья. С киборгом что-то произошло. Там разберемся.

Двигатель ожил сам. Корабль вздыбился. Двинского вырвало из кресла и швырнуло вперед – на острые углы и напряжение.

Это уже когда-то происходило.

Он не ударился головой о пульт. Его подтормозило в воздухе. Нет – он висел неподвижно, а кто-то уводил от него пульт, медленно поворачивал вокруг него кабину и приближал к его глазам иллюминатор. И давил, давил, давил иллюминатором на лицо.

Перегрузка была оглушительной. Двинский не мог шевельнуться, но мысль работала. Были фразы, которые все объясняли: «Роботы добрые, но бесчувственные», «Я сто раз клялся, что это не повторится», «Что-то на меня находило», «Я готов был убить каждого», «Теперь я бы так не поступил», «Со мной ничего не случится», «Ее зовут Настя?», «А как ее фамилия?», «И у нее родинка на щеке? Ведь правда?..»

Совпадение? Нелепое совпадение? Нет. Нет. Нет!

Когда он уже видел место, в которое врежется экспресс, неведомая сила оторвала его от иллюминатора и швырнула в кресло.

10

Очнулся Двинский на Европе, в больнице. Рядом стояли врач и руководитель станции.

– Ну, молодец, – сказал руководитель. – Экспресс ты посадил просто чудом. Что у тебя произошло?

Двинский молчал.

– Мы уже давно следили за тобой. Все шло по программе, и вдруг машина словно взбесилась. Ты вырвал ее у самой поверхности. Что же все-таки произошло?

– Экспресс посадил киборг, – сказал Двинский.

– Нет. Он-то и вышел из строя первым. Это мы знаем, но непонятны причины. Какой был компьютер! Почти человек. А сейчас…

Руководитель станции невесело усмехнулся.

– То есть внешне все цело, но теперь это просто шкаф с микросхемами. Ассоциативные связи разрушены, ограничители уничтожены, память стерта. Кибернетики говорят, это невозможно. Неужели ты ничего не заметил?

Двинский молчал. Руководитель станции повторил с сожалением:

– Какой был компьютер! Мечта!..


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: