А Вашек тем временем, склонившись над скинутыми тапками, сложил их вместе и аккуратно поставил под кушетку. Не вставая с колен, поднял на Любоша круглые заплаканные глаза.

– Как со мной?

– Знаешь что? – рассудительно сказал Любош, завязывая шнурки на лыжных ботинках. – Настоящие парни никогда не хнычут!

– Сыпь в лыжную и головы не высовывай! – скомандовал Любош, когда они с Вашеком вошли в отель.

Вашек хотел было воспротивиться, но, вспомнив про ЗАПИСКУ и про то, какое впечатление она могла произвести на маму, безропотно повиновался.

О своем прощальном письме он Любошу и словом не обмолвился.

Но потом ему все представилось иначе: возможно, мама, узнав, что ее покидает любимый сын, безутешно плакала, а теперь, увидев его, затискает в объятьях. Но такой вариант Вашека тоже не устраивал. И он отметил про себя, какой Любош предусмотрительный и до чего же правильно он поступил, отослав его прочь! На всякий случай Вашек оставил дверь полуоткрытой, чтобы услышать, как события развернутся дальше.

Любош выведал у портье номер комнаты, но это ему не понадобилось. Оглянувшись, он увидел Анну – она уже спускалась по лестнице с чемоданом и маленьким рюкзаком. Пальто нараспашку, лицо мрачное.

– Если тебе это поможет, оставь мальчика у меня, – проговорил Любош. Заметил, что от вчерашней растерянности Анны не осталось и следа.

– Где он? – строго спросила она, остановившись посреди холла.

Любош взял у нее из рук чемодан. Он ведь знать не знал ни о Вашековом ночном сочинении, ни о том, что пережила Анна сегодня утром.

– На свете есть вещи, которые не понять ни одной женщине. – Он старался говорить нарочито спокойным тоном, не подозревая даже, что все старания его напрасны.

– Ты что-нибудь о нем знаешь? – пропустив мимо ушей слова Любоша, спросила Анна так громко, что это услышал и Вашек. Да-а, никаких восторгов при его появлении, похоже, не будет!…

– Для него это как шок. Не успели приехать – и снова назад.

– Ничего, переживет! – отвечала Анна. – Я уже сыта всем этим по горло.

Записка Вашека произвела впечатление, но, как оказалось, далеко не самое лучшее. Она уже трижды за сегодняшнее утро порывалась разыскивать Вашека, но, если бы объявила, что он пропал, пришлось бы обратиться в Горную службу. Поэтому она решила подождать, надеясь, что он и сам отыщется. К несчастью, Любош понятия не имел о тех невероятно долгих минутах ожидания, какие пришлось пережить Анне, о том, что она уже находилась на грани отчаяния.

– Короче говоря, на эти два дня все заботы о Вашеке я беру на себя, – деловито заявил он со своей обычной бодрой улыбкой.

– Хотела бы спросить: зачем?

– У нас с тобой не было времени даже поглядеть друг на друга. – Все с той же улыбкой он взял из ее рук ключ от номера. Глаза его говорили много больше слов, так что не могло быть и тени сомнения в их искренности. – Теперь я по крайней мере буду тешить себя, что ты вернешься.

– И ты сумеешь ухаживать за ребенком?

Любоша удивила самоуверенность, с какой она поглядела ему в глаза. Перед ним была уже не та зеленая девчонка, которую он когда-то знал, и это еще больше заинтриговало его.

– Можешь на меня положиться, – простосердечно заверил он ее.

Неожиданно с лица Анны исчезло выражение непреклонности. Лоб перерезала морщинка, а в глазах мелькнула грусть – вот этого Любош вообще понять не мог.

– В этом я не совсем убеждена, – тихо сказала она. В ее голосе он уловил обвинительные нотки.

И Любошем уже во второй раз за сегодняшний день овладело чувство, будто перед ним другой человек, совсем не тот, которого он знал много лет назад, и даже не тот, с кем он встретился вчера или, может, говорил минуту назад.

Теперь уж он всерьез подосадовал, что больше не увидит Анну. Молча положил ключ в ее протянутую ладонь и направился к выходу. Но не успел открыть дверь, как раздался грохот.

Дело в том, что Вашек, в этот момент выскочивший из лыжной комнаты, споткнулся об угол темно-зеленой дорожки и во всю длину растянулся на паркете, однако не растерялся и в обход мамы бросился к Любошу. Анна кинулась к нему наперерез и крепко схватила за руку. Так и стояли они здесь молча, странно возбужденные, в том извечном треугольнике: МУЖ, ЖЕНА, РЕБЕНОК.

Вашек словно утратил дар речи – не закричал, только что было силы попытался вырваться из маминых пальцев, крепко сжимавших ему запястье, бросал на Любоша умоляющие взгляды, и глаза у него наполнялись тихими слезами.

Любоша удивило и озадачило, с каким ожесточением Анна отклонила его просьбу. Когда взгляды их встретились, ему даже показалось, что она ждет его ухода как спасения.

И в это мгновение Любош решился – отпустил створку двери и вернулся в холл.

– Знаешь что, Вашек, – сказал он, присев на корточки возле него и вызывающе глядя вверх на Анну, – помоги-ка мне в Рокитнице погрузить доски. А по дороге мы подкинем маму на вокзал.

Вашек свободной рукой обнял Любоша за шею, а когда он победоносно улыбнулся маме, на его щеках еще поблескивали слезинки.

На станции в Рокитнице в половине двенадцатого еще стоял густой туман. Зал ожидания был пуст, а по платформе к поезду, над которым вились клубы пара, шел Любош с чемоданом, за ним Анна с Вашеком. Анна и по дороге на вокзал нет-нет да пыталась изменить ход событий, но ее довод насчет того, что Вашек не отпустит ее одну, отверг сам Вашек – много раз и весьма громогласно.

Он с жаром убеждал Любоша, что отпустит и даже будет рад, если мама уедет одна…

Любош оставил чемодан в купе и вернулся на платформу. Анна не возражала, когда он потянул ее за локоть: она уж и сама заторопилась.

– Гляди за Вашеком в оба!

– Будь спокойна. Справлялся с целым отрядом.

Анна промолчала и схватилась за железные поручни, но на ступеньке снова обернулась:

– Кажется, я умру от страха!

– Было бы жаль, сказал Любош и подсадил ее наверх.

Дежурный по станции поднял красный жезл, давая сигнал к отправлению

Анна стояла на площадке, над ней поднималось облако пара и медленно таяло в полуденной туманной мгле. Поезд потихоньку набирал скорость.

Любош замахал. Вдруг – спустя многие годы – у него снова появилось чувство, что есть чему радоваться, даже если встреча и начинается так неожиданно – с расставанья.

Вашек послал маме воздушный поцелуй и яростно замахал. А потом не без удовлетворения отметил, что и Любош пристально и долго провожает глазами отбывающий поезд.

– А мама у меня молодчина, правда? – потянул он Любоша за рукав и заговорщически подмигнул. – Видишь, она сразу стала тебе тыкать.

Ночная метель, густой туман и шквальный ветер, который пронесся утром по долине, – все это не предвещало ничего хорошего. Но к полудню над горами показалось солнце и прогнало туман вниз. Дорога, по которой карабкался снегоход, пока еще была в тени.

– Как это ты догадался, что я альпинист? – спросил Любош.

Они сидели позади в кузове. Любош закрепил брезент наверху так, чтоб было видно вокруг. Дорога настолько сузилась, что кабина ежеминутно задевала за ветки деревьев и оттуда осыпался свежий снег.

– Я сыщик Коломбо. На полках в доме ты прячешь кошки, – ответил Вашек.

– И ты знаешь, что это такое? – удивился Любош.

– Конечно: чтобы цепляться за камни.

Снегоход выехал на плато и направился прямиком к тому месту, где вчера вечером увязла машина с Мартиновки, к утру ее совсем занесло. Вашек затаил дыхание. Заснеженные горные хребты, разделенные глубокими долинами, тянулись к самому горизонту и своими вершинами упирались в лазурно-голубое небо. Вот оно, снежное королевство, которое он знал лишь по картинкам в журналах! Сказочное царство, которое столько раз снилось ему! Никакой тебе ледовой бури, никакой ледяной пропасти, тишина и спокойствие. Вашек был немножко разочарован, но при этом страстно мечтал, чтобы здесь оказалась мама, ведь тогда он мог бы с легкостью убедить ее, что в горах ему не грозит никакая опасность.