Что может с уверенностью сказать о себе тридцатитрехлетний мужчина? Если он человек искренний, то, не кривя душой, признается себе, что представления, с которыми он вступал в жизнь, пока не имели ничего общего с действительностью. Некоторые мужчины считают, что слишком много испытали, другие полагают, что все уже прозевали. Любош не принадлежал ни к тем, ни к другим. Жил одним днем и не привык вести сам с собой мудреные диалоги о жизни. Он никогда не надеялся получить от нее больше, чем имел или же мог иметь. Никогда не полагался на случай, но нельзя сказать, чтоб и недооценивал. Пока что все они, эти случайности, касались других. Лавина. Метель. Мгла и лед. Сколько раз сам он рисковал, спасая других? Об этом Любош не задумывался. Зато знал наверняка, что если после падения альпинист сразу же не начнет восхождения, он никогда не вернется в горы.

Ну а этот случай относился к тем, о которых ему раньше слышать не доводилось. Хотя, пожалуй, Любош был не единственный из отцов, кто не подозревал о существовании своего ребенка. Но также и не единственный, кто ждал в этот час свидания с сыном. Уж в этом он был вполне уверен.

Любош пришел задолго до трех. С облегчением убедился, что тут спокойно; школяры не любили играть в парке перед школой, где их каждую минуту могли уличить в озорстве.

Два сросшихся клена затеняли лавочку, где устроился Любош.

Он положил рядом спортивную сумку, вытащил газету и решил набраться терпения. Всю первую половину дня пришлось провести в Спорткомитете. Отъезд на Маттерхорн состоится в пятницу утром. Не дозвонившись на работу, он послал Громадке телеграмму, что в четверг вечером ждет ребят в Праге. Все паспорта у него были при себе. Отправившись с утра в австрийское посольство, чтобы оформить визы, Любош увидел играющих там мальчишек, и его осенила одна идея. К нему сразу вернулось хорошее настроение, и теперь он то и дело поглядывал на сумку, в порядке ли «сюрприз», совершенно уверенный в том, что успех ему обеспечен.

Любош прочитал уже всю четвертую полосу о ходе мирового первенства по хоккею в Стокгольме и улыбнулся при мысли, что в восемь вечера будет вместе с Вашеком следить за поединком команд Швеции и Чехословакии. Анна определенно не станет возражать, а если и попытается отправить Вашека спать, он найдет подходящий повод его оставить. В четверть четвертого Любош впервые взглянул на часы, успев ознакомиться с подробностями военного путча в Сальвадоре, с состоянием весенних полевых работ в южноморавском крае и с выполнением плана по строительству метро. В тридцать восемь минут четвертого поднялся и пошел по тропинке наверх, по направлению к улице, где жили Анна с Вашеком. В конце парка ему пришла в голову мысль, что он даже не знает, откуда появится Вашек. Чтоб случайно не разминуться с ним, Любош решил вернуться.

А если он здесь где-нибудь прячется? – подумалось ему; он обошел парк вдоль и поперек и без четверти четыре вдруг понял, что Вашек уже не появится. Но не хватало духу уйти. Нервно прохаживался взад-вперед и поглядывал на переход у бензоколонки, но потом сказал себе: подожду еще десять минут и уйду.

Было уже четверть пятого, а он все еще там стоял.

И вдруг сердце его учащенно забилось! Он не ошибался, не мог ошибиться! Из-за кстов показался красный помпон!

Вашек на велосипеде выехал на асфальтовую дорогу и длинными дугами съезжал вниз как заправский циркач. Любоша залила теплая волна. Сегодня первый весенний день, и вполне могло случиться так, что Вашек впервые после долгой зимы вытащил из подвала велосипед и неожиданно ему понадобилось починить проколотую шину или насадить соскочившую цепь.

Любош вышел ему наперерез.

– У тебя классный велосипед! – возбужденно крикнул он Вашеку и приветственно замахал.

Вашек, весело посвистывая, сделал очередной разворот и объехал Любоша, даже не глянув в его сторону.

У-у, дьявол! Чертов сопляк! – выругался в душе Любош и кинулся с сумкой за ним.

– Я пополнил снаряжение! Канаты! Кошки! Крюки! Хочешь посмотреть? – громогласно взывал он, мчась за велосипедом.

– Я тебе кое-что принес! – кричал он отчаянно и уж было остановился, решив, что не сделает больше ни шагу. Заскрипели тормоза. Вашек, в короткой плюшевой курточке и в надвинутой до самых глаз шапке, косился на него очень недоверчиво, но все же с велосипеда слез. Любош наклонился и поставил сумку на землю.

– Нравится тебе? – спросил он.

Из сумки выглядывал серенький кудрявый щенок.

Вашек оторопел. Пес притягивал его, как пчелу мед.

– Ну так что? Что скажешь ему? – По лицу Любоша мелькнула улыбка.

Вашек встал на коленки и почесал щенка за ушами.

– Мне не разрешают таскать домой чужих собак, – буркнул он.

– Это не чужой пес. Это Бен. – Любош вытащил щенка из сумки. – Бери его. Он твой.

Вашек протянул было руки, но тут вдруг вспомнил:

– А как же мама?

Ему так хотелось взять щенка на руки, он весь дрожал от волнения. Любош уже был уверен, что дело его выиграно, и потому бодро проговорил:

– Собака сотворит с мамой чудо.

Вашек нахмурился и поднялся.

– Врешь! Учишь врать и маму! Этот пес никакого чуда с мамой не сделает! – Он быстро повернулся на каблуках и, засунув руки в карманы, медленно побрел к своему велосипеду.

Но, уже взявшись за руль, Вашек почувствовал вдруг, что его тянет назад такая неодолимая сила, какую никакими запретами не вытравить. Он бросил велосипед на землю, помчался назад, схватил щенка на руки – и Любош остался один посреди парка.

– Садись. – Индржих открыл Анне дверь машины.

Она уже четверть часа ждала на остановке трамвая, в одной руке сумка, полная зелени и овощей, в другой – молоко и любимый Вашеком абрикосовый компот.

Индржих уверенно держал руль и быстро обгонял одну машину за другой, но Анна, хотя это «похищение» и пришлось как нельзя кстати, вдруг забеспокоилась. Минут десять Индржих вообще молчал, хотя Анна поделилась с ним своими впечатлениями о репетиции, коснулась и трактовки Кассия, который в сцене боя гладиаторов не удался Индржиху, и похвалила Елену.

– Скоро она будет танцевать лучше меня, – вздохнула Анна, надеясь спровоцировать Индржиха на разговор.

– Отпустил я тебя в горы, – подал он наконец голос, когда они были на круговом объезде, – чтобы не потерять тебя. А ты ухитрилась за одну неделю забыть меня.

Анна невольно вскрикнула, потому что Индржих неожиданно крутанул руль вправо, на полной скорости выехал на параллельную дорогу и остановился так резко, что шины заскрипели.

Не говоря ни слова, он выскочил из автомобиля и исчез в цветочном магазине.

Господи боже, этого еще не хватало! Он никогда ей цветов не покупал. Дарил орхидеи и ромашки, сирень и гвоздики, словом, те цветы, которые доставались ему от почитательниц, часто с визитной карточкой и письмом. Нет, правда, более подходящей минуты он выбрать не мог! Она представила, как он войдет к ним в квартиру и скажет Вашеку:

– Не знаю, поладим ли мы? Но сначала давай познакомимся.

Что за чушь лезет мне в голову. Но где-то в подсознании зазвучал предупредительный сигнал – а теперь стоп! Ей некогда было копаться в своей совести, но она чувствовала, что все это несправедливо – никогда ей не давали времени поразмыслить. Ни Любош, ни даже Вашек. А теперь еще и Индржих! Что он задумал? Не откладывать больше того, на что не отваживался целых четыре года?

Индржих вернулся с букетом роз. Открыв дверцу, бросил их на заднее сиденье. Анна с облегчением вздохнула.

– Я хотел заехать за твоей матерью в больницу, но она сказала, что приедет сама.

У Анны замерло сердце. А это еще зачем? Всю дорогу они больше не проронили ни слова. Индржих затормозил перед домом и протянул руку за розами в целлофане.

– Может, позовешь меня наверх?

Это был не только учтивый вопрос, это была просьба, сказанная тихим проникновенным голосом. Анне припомнилось, сколько раз она сама предлагала ему нечто подобное, проговаривала совсем обычную фразу, но сейчас она не ощутила никакой радости.