– Конгениально! Только отчего же мы, первооткрыватели, в итоге в заднице оказались, все вместе и лично каждый в отдельности?
– А от того, что наша личная цель – завтрашний коммунизм – оказалась липой, обманкой. А вот их личная цель – сегодняшняя жратва – куда как реальней, и как нельзя лучше соответствует требованиям выживаемости особи в интересах выживаемости вида. Не забывай, мы – интеллектуальный резерв, в смысле те самые дураки, на чьих ошибках учатся умные.
– Все понятно, начальник. Кроме одного: каким боком твои рассуждения чешутся о проблему преодоления описанного тобой жуткого системного кризиса? Что, от хорошей еды и купания в личном бассейне мозги стали лучше соображать, чем природой определено, или руки-ноги быстрее двигаться? Прямая изогнулась и тоже стала экспонентой?
– Смотри-ка, молодец, не спишь. Не стала. Дело в том, что этот график больше не работает, можешь о нем забыть. И экспонента уже не экспонента, и прямая уже не прямая. Человек, заинтересованный в выживании и процветании системы, элементом которой он является, включил в процесс производства кое-что, раньше приберегаемое для внутреннего употребления, графиком не описываемое. Что требовалось иметь человеку до кризиса, чтобы пахать землю? Плуг, руки, управляющие плугом, и голову, управляющую руками. Что требовалось, чтобы владеть банком? Деньги, руки, чтобы их считать, и голову, чтобы считать деньги лучше, чем другие банкиры. А что требуется теперь? Все то же самое, плюс – самое главное – твоя личность со всеми ее составляющими – интеллектом, интуицией, эмоциями, пороками, достоинствами, привычками. Потому что именно как личность ты вписан в Систему. Ни твой мозг, в смысле разум, ни твои руки, в смысле физические возможности, не главные здесь. Главенствует, повторяю, твоя многогранная личность, которая верит, что Система принесет тебе счастье. Это и ужасно, и прекрасно. Прекрасно потому, что налицо процесс интеграции человеческого рода. Ин год ви траст, так сказать, в смысле давайте жить вместе – так веселее. Ужасно же потому, что это – новая форма тоталитаризма, рабства личности. Его атрибуты – попса, мыльные оперы, вонючая желтая пресса, наркотики и всякое другое служащее для обработки личности дерьмо, от которого здоровая свободная личность бежит куда глаза глядят, – как правило, в попсу, мыльные оперы, вонючую желтую прессу и наркотики. Короче. Планета Земля отныне заселена не людьми. Она заселена Системами, в которые объединились люди. В развитых странах формирование этих систем завершено. Остальные либо подтягиваются к развитым, формируя при их гласной или негласной помощи свои Системы, либо брошены за ненадобностью и обречены на разложение.
– Позволь, Виталя, сделать замечание. Все, что ты говорил до этого, вызывало гораздо большее доверие, чем этот последний пассаж. Как-то жиденько выглядит твоя великая истина. Давай-ка вернемся от Системы к конкретному токарю-одностаночнику. По-твоему что же, некая прилично пропитая нематериальная субстанция, которую ты называешь его личностью, представляет собой такую жуткую производительную силу, которая экспоненциальнее самой экспоненты прогресса орудий труда?
– Нет, ты, Илья, все-таки спишь. Я же сказал: график больше не работает. Его больше нет. Потому что первое, чем занялась Личность, озабоченная выживанием Системы, – это как раз расшивкой проблемы системного кризиса. Срочно требовалось что-то сделать с информационным трафиком в связке мозг – тело – орудие труда, превысившим пропускную способность этой связки. И нелинейная личность нашла способ, который никогда не смог бы найти голый линейный разум. Она стала постепенно, по мере технической возможности, делегировать свои функции орудию труда.
– Компьютеры! – восторженно заорал я, откровенно переигрывая.
– Ну, не только. В узком смысле – сегодня, конечно, в первую очередь, они. Но не забывай, что процесс пошел в тридцатых, когда о компьютерах ни сном, ни духом. Компьютер – это очередной этап процесса, не более того. В широком же смысле это означало, что человек стал доверять орудиям труда то, что ранее считал своей исключительной прерогативой – принятие решений. Благо, к этому времени подоспела соответствующая технология. Подоспела не случайно, конечно, а потому, что в мире, главной характеристикой которого является прогресс, ничто случайно не происходит. В этом мире во всякий момент, требующий решения проблемы, оказывается, что уже созрело как раз такое количество разнообразных обстоятельств, чтобы эта проблема успешно разрешилась. Так и в нашем случае. Зачатки автоматизации существовали давным-давно. Хоть бы взять, например, аварийный клапан на паровом котле. Но существовали они как непринципиальные, вспомогательные элементы орудий труда. И только когда возникла истинная нужда, автоматизация буквально в течение нескольких лет стала неотъемлемой частью технологии. Это то самое, что наши философы попытались обозвать научно-технической революцией, не очень понимая, с чего это вдруг она разразилась.
Виталий замолчал.
– Все? – спросил я, выдержав приличествующую паузу.
– Все. Пока. – ответил Виталий, неопределенно пожав плечами. Мне вдруг показалось, что, выговорившись, он неожиданно потерял интерес к диспуту, который сам же и затеял.
– Ну тогда разреши, я выпарю воду, – не отпустил его я. Хотелось выяснить, к чему весь этот разговор. Придется применить сарказм, который, как известно, действует на доморощенных философов лучше, чем стек на скаковую лошадь.
– Итак, – сказал я, хищно хрустнув пальцами. – Первое: Россия – это интеллектуальная навозная куча, удобрение для остального населения Земли. Второе: в тридцатых годах все мы чуть не влезли обратно на деревья. Третье: Бога нет. Сталин – спаситель человечества. Скоро мы все свои функции поотдаем роботам. (Учти, за секс и выпивку я буду драться до последнего.) Россия и дальше собирается быть навозной кучей, и отсюда надо сваливать. Жизнь бесконечна. Налоги надо платить. В Штатах тирания похуже Римской империи времен Нерона. Пятнадцатое, и самое главное: скоро будут выпускать молотки с микропроцессором. Вроде, все. За выходные я это набью на бумажку, и в понедельник отдам аналитикам в отдел Карташова. «Не зря теряли время начальники,» – скажут ребята.
Как и предполагалось, Виталий больше всего обиделся за Россию:
– Сам ты навозная куча, – логично парировал он. – Россия, повторяю, – это интеллектуальный резерв человечества. Как, например, Европа – резерв интеллигентности. Китай, Япония, Юго-Восточная Азия – резерв трудолюбия. Индия, Тибет – резерв духовности. Штаты – резерв самоуверенности. Мусульманский пояс – резерв воинственности. Латинская Америка – резерв жизнелюбия. Африка – резерв здоровья. Черпая из этих резервов в нужные моменты, человечество справляется с возникающими на его пути проблемами.
– Ну-ну, сдаюсь. Убедил. Больше вопросов не задаю. Подозреваю, что на все мои вопросы ответы ты уже заготовил. Так все-таки, что же теперь? Каково, так сказать, прикладное значение твоего гениального открытия?
Виталий наконец-то не стал закуривать очередную сигарету. В кабинете, несмотря на вентиляцию, дым образовал фантастическую многослойную структуру, подсвеченную сполохами огня из камина.
– Выпить хочешь? – предложил он. Как будто это не мы два часа назад молодецки забавлялись в ротонде. – Виски, а?
– Плохо не будет? Как твоя таблеточка к добавке относится?
– Не боись, проверено, – Виталий уже доставал из сейфа оперативный резерв – кубообразный графин с жидкостью, цветом, запахом и вкусом напоминающей нашу деревенскую настоянную на зверобое самогонку, только противнее и с привкусом пыли, и два такой же неудобной формы стакана.
– Ну, мне все равно представительскую.
Виталий плеснул нам обоим на донышко.
– Прикладное значение, говоришь? – Виталий опустился в кресло и улегся, утонул в нем, по-американски забросив ноги на каминный столик. Отхлебывая пойло микроскопическими глотками, он уставился в огонь. Я ждал.