Тусклый свет фонарей, проникающий в комнату через два окна, делал многорукий синий кувшин, стоящий посередине стола, еще более чудовищным и уродливым. Все они собрались вокруг кувшина, и только Г. М. все еще сидел в неуклюжей позе на стуле.

— Вы же не думаете, что это женщина, — спросил Мастерс.

— Хотел бы я знать, что думают об этом наши друзья? — ответил Г. М. вопросом на вопрос.

Дервент мрачно огляделся вокруг, морщины прорезались на его тощей шее.

— Стоит только кому-нибудь упомянуть в этом деле женщину, — проговорил он, — как я начинаю думать, что имеют в виду мою жену. Но это, по-моему, нонсенс.

— А как ты думаешь, сынок?

— Я? — переспросил Соар. Он поднял тяжелый кувшин и с шумом опустил его обратно на стол. — В моем теперешнем положении я думаю только об одном. Мне сейчас наплевать на дело Китинга и то, что ваше предположение может оказаться правдой. Мне хотелось бы знать, на каком я свете. Принимая во внимание все мною сказанное…

— Ваше положение неплохо, — мрачно пояснил Мастерс. — Вы находитесь в положении соучастника после того, как признали факт убийства мистера Дартли — признали сами в присутствии свидетелей. Это удовлетворяет мои первоначальные требования.

— Соучастник — после того как факт имел место? Храни Бог наши законы, — искренне произнес Соар. — Но я хочу спросить вас снова, мистер Мастерс: поверите ли вы, что я ничего не знал об этом деле до самой смерти моего отца? Вы ожидали, что я побегу в Скотленд-Ярд и скажу: «Смотрите, какой я хороший гражданин. Вот перед вами факты, теперь вздерните мертвеца и сокрушите мою карьеру»? Что бы там ни говорил закон о гражданском повиновении, полагаю, вы же не думаете, что я сошел с ума?

Слова Мастерса прозвучали с большой горечью.

— Вы можете говорить что угодно, сэр. Все, что вы можете, — это изворачиваться. Но в первую очередь у нас нет никаких доказательств, что ваш отец рассказал вам об этом, только когда умирал…

— Нет, я могу представить вам такое доказательство, — перебил его Соар, и луч надежды осветил его землистое лицо. — Отец написал мне письмо. Оно в этом кувшине, если вы позволите показать вам трюк с его открыванием. Но удовлетворит оно вас или нет, я не думаю, что оно удовлетворит Дервента.

С того момента, как стало понятно, что Соару известно все об убийстве Дартли, реакция адвоката изменилась, хотя он старался этого ничем не показать, и Поллард подумал, что Дервент испытывает облегчение, и вдруг неожиданно осознал, что ведь этому человеку за семьдесят. И все были немного удивлены, когда дрожащим голосом он сказал:

— Должно быть, все думают, что я, как и все люди, сделал это исключительно по злому умыслу? Я не хочу, чтобы вас арестовали, Соар. Не хочу, чтобы вообще кого бы то ни было арестовали. Я терпеливо пытался вам показать, что сделал это, только чтобы очистить себя от подозрений в убийстве Дартли. Поскольку они это признают, меня не заботит, что они будут думать об остальных. Что же касается смерти Китинга, мне очень жаль беднягу, но тут мне нечего опасаться. Так случилось, что я…

— Имеете алиби, — подсказал ему Соар. В первый раз за все время он вдруг заговорил более дружелюбным тоном, хотя в его голосе и слышалось уныние. — Да, у обоих вас, и у вас и у миссис Дервент, есть алиби. А это означает, что крайним оказываюсь я. Если даже они не считают меня соучастником в деле убийства Дартли, то могут решить, что я — главный злодей в деле Китинга. — Похоже, Соар пришел к какому-то решению, в его лице появился фантастический свет, похожий на вдохновение. — Может быть, есть способ убедить вас? — обратился он к Мастерсу. — Если бы я был на вашем месте, инспектор, я не терял бы больше времени даром и обыскал бы этот дом.

— Как раз это я и собираюсь сделать, — откликнулся Мастерс. — Но почему вы внезапно так встревожились?

Соар посмотрел на него:

— Потому что вы или блефуете, или можете очистить меня от подозрений. Вы же говорите, что в доме есть еще кто-то, кроме Дервента и меня. Вы утверждаете, что этот человек вошел через боковую дверь в четверть девятого…

— Мы это знаем.

— Тогда я должен был обустраивать мое гнездо в перчатках, — сказал Соар. — Потому что вы получили убийцу Китинга.

— Глупости, — вмешался Дервент. — В доме никого нет, кроме нас. Кто бы это мог быть?

— Все дело в том, что это вы, к несчастью, и привели его, Дервент. Вы сыграли хорошенький маленький трюк, приведя сюда полицию. Посмотрите на это! «В четверг, 1 августа, ожидается чаепитие на десять персон в номере 5Б по Ланкастер-Мьюз, в точности в 9.30». Поскольку это написал не убийца, вы не думаете, что он мог заинтересоваться, почему и кто это написал? Не думаете ли вы, что он мог почувствовать искушение узнать?.. Что вы говорите, сэр Генри?

— Такая возможность есть, — признал Г. М. — Ты уже думал об этом, не так ли, сынок?

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну… вот что. Я сомневаюсь, стал бы ты стоять тут перед нами так свободно и весело, с открытой дверью в коридор, рассказывая нам вещи, которые более чем разрушают схему убийцы с десятью чайными чашками, если бы думал, что он может стоять в коридоре и слушать с пушкой в руках. Говорю тебе, Мастерс, нам нужно было это выслушать. Нам следовало послушать о Дартли, иначе мы не знали бы, на каком свете находимся. Но я также говорю тебе, что последние десять минут я сижу здесь и у меня мурашки ползут по спине, словно я — терка для мускатного ореха.

Соар уныло улыбнулся:

— Нет, меня это не тревожит. Кроме того, вы забыли, что убийца умеет появляться и исчезать, когда только захочет. Может быть, он уже ушел. Или решил не показываться нам, пока не стукнет половина десятого. Но если он действительно желает сыграть с нами злую шутку, жаль, что он не решил показаться сейчас.

В этот момент кто-то постучал во входную дверь. Позже Мастерс утверждал, что в комнате не было человека, включая самого Г. М., чье сердце не ушло бы пятки. Между тем стук в дверь стал громче шума дождя, бившего в окна. На мгновение он прекратился, но начался снова.

— Это — не наши люди, — сказал старший инспектор. — Они не двинутся с места, пока я не подам им светового сигнала. Вот. — Он обернулся к Полларду: — Пойди к парадной двери с этим фонариком. Впусти любого, кто бы там ни был, и приведи его сюда, только никого не выпускай. А когда это сделаешь, снова подойди к парадной двери и посвети на улицу фонариком три раза. На зов явятся Райт и Бэнкс. Ну давай пошевеливайся!

В холле было очень темно, но веерообразное окно над дверью все же пропускало слабый свет с улицы. Поллард обошел справа колонну винтовой лестницы и услышал слева сочное тиканье старинных дедовских часов. Он невольно посветил фонариком на циферблат и увидел, что стрелки показывают пять минут десятого. Потом открыл парадную дверь.

— Это дом мистера Бенджамина Соара? — мелодично спросила крупная блондинка.

— Да, мадам.

— Я — миссис Джереми Дервент. Мой муж здесь?

— Да, мадам. Не будете ли так добры войти?

Она рассматривала его в полумраке, слегка наклонив голову в сторону. И хотя Поллард не мог видеть ее лица, он почувствовал, что миссис Дервент усмехнулась.

— Но какой дворецкий! — воскликнула она. — Вы, несомненно, тот юный сержант полиции, который предпринимал такие невероятные усилия, чтобы повидать меня сегодня днем? В данных обстоятельствах я не думаю, что мне следует входить. Если только…

— Ваше такси уехало, — подсказал Поллард, когда она уже повернула назад. — Вы промокнете. Я думаю, вам все же лучше войти. — Он протянул руку и сомкнул пальцы вокруг ее запястья, которое под плащом было гладким и мягким. — Я ничего вам не сделаю, миссис Дервент, но предостерегаю вас, что, если вы издадите хотя бы звук, его услышат только наши люди на улице.

Она рассмеялась, и он отошел, чтобы пропустить ее мимо себя в коридор. Следуя за ней, Поллард освещал им дорогу фонариком. Миссис Дервент не оборачивалась. Сержант не знал, какое впечатление произведет ее появление, но понимал, что встреча Дженет Дервент и сэра Генри Мерривейла будет любопытной, и не хотел бы ее пропустить.