— Мы еще не бросили вашего мужа в тюрьму, миссис Дервент, — подчеркнул старший инспектор. — Откуда вы узнали о записке, которую написал ваш муж?

— Но я ее, разумеется, прочитала.

Она откинулась в кресле, расслабившись. Ее грудь слегка вздымалась с тем же скрытым возбуждением, с которым она сюда вошла. Но теперь миссис Дервент успокоилась, она стала любопытна и — как бы это точнее выразиться? — почти бескостной. Лежа на спине так же, как она лежала вчера в лимузине, она изучала Мастерса.

— Он показал ее вам, мадам?

— Какой абсурд! — Миссис Дервент улыбнулась. — Когда вчера веером я вернулась из этого путешествия, от которого мы с вами получили такое удовольствие, я заметила, что Джереми вручил Арабелле, нашей горничной, письмо, которое она должна была отнести в почтовый ящик, чтобы его отправили рано утром. Я видела, что письмо было адресовано сэру Генри Мерривейлу, — она ни разу не посмотрела в сторону Г. М., — а поскольку конверт был запечатан неплотно, пожелала убедиться, что мой дорогой мальчик не навлек на себя каких-либо ложных обвинений… Вас это шокирует? Мой дорогой Хамфри, если вы будете арестовывать женщин, которые читают корреспонденции своих мужей, то в Англии просто не хватит для них тюрем. Разве ваша жена не читает вашу корреспонденцию, Хамфри?

— Моя жена тут ни при чем, мадам. — Мастерс посмотрел на нее неожиданно подозрительно. — А как вы полагаете, кто мог «навлечь на себя ложные обвинения»?

— Мой муж, — ответила она и снова дотронулась до руки Дервента.

— Что заставило вас думать, что он может так поступить?

— Вы, Хамфри, во время нашего тет-а-тет.

— О? Разве я упоминал мистера Дервента?

— Нет, но вы ужасно много говорили о Десяти чайных чашках.

— Вот оно, мадам, я как раз подхожу к этому. Вы сами сказали, минуту назад, что вам известны определенные вещи о тайном обществе, под названием «Десять чайных чашек». Так что вы можете мне о нем рассказать?

Наступила тишина, во время которой каждый рассматривал расставленную ловушку.

— О, перестаньте, Хамфри, — протянула с мелодичной усмешкой миссис Дервент, упираясь в него взглядом. — Вам отлично известно, что ничего такого не существует.

— А откуда вам это известно?

— Мне и не известно, но вы с такой настойчивостью пытались заставить меня признаться, что нечто подобное существует, что я почувствовала уверенность в том, что этого не может быть. Не смейтесь надо мной, Хамфри, пожалуйста.

— А могу ли я спросить, — неудержимо потребовал Мастерс, — как случилось такое, что вам известно мое имя?

— Я позвонила вашей жене и сказала ей, какой вы прекрасный человек. Она мне многое о вас рассказала. Если только вы попытаетесь засунуть меня в эти ужасные коробки для допроса во время дознания и попытаетесь сказать, что я что-либо вам сообщила, у меня против вас есть показания очаровательного свидетеля.

— Во время дознания не используют свидетельских показаний, миссис Дервент.

— О? — проворковала она. — Вы так добры?

— Так вы ничего не знаете о Десяти чайных чашках?

— Ничего, кроме того, что вы мне рассказали.

Мастерс обернулся.

— Хотя, — неожиданно сказал он, — та золотая скатерть, которой был накрыт стол в комнате, где убили Вэнса Китинга, была передана вам, и последнее, что о ней известно, — это то, что она была у вас в руках.

Миссис Дервент посмотрела на него из-под тяжелых век. Поллард подумал: «Почему не вмешается Г. М.?» Но Г. М. оставался словно статуя, высеченная из камня, уголки его губ опустились вниз, его цилиндр лежал на коленях. Впечатление могло быть более чем зловещее, чем могла себе представить эта женщина, поскольку каждым своим словом она бросала ему вызов. Наверху снова послышались шаги.

— Итак, миссис Дервент?

— Материя! Разве это доказывает, что я что-то знаю о чайных чашках?

— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос.

— На какой вопрос, Хамфри, дорогой?

— Вы отрицаете, что получили золотую скатерть?

— Разумеется, нет!

— Кто послал ее вам?

— Дорогой бедняжка Вэнс прислал ее мне только за день до того, как он… как он ушел от нас…

— Так случилось, что нам известно: это — неправда.

Ее красивое лицо выразило изумление и озабоченность.

— Разве не он это сделал? Тогда вам следует говорить не со мной. Это мистер Соар говорит самую ужасную ложь или, скорее, это помощник. А может быть, Арабелла, моя горничная? Они сказали мне, что скатерть прислал бедняжка Вэнс. Откуда мне знать что-то еще?

— Да. Мы знаем, что вы ее получили. Но что вы сделали с нею потом?

— Ну, она была такая ужасно ценная… Понимаете, конечно, никакая порядочная женщина, которая дорожит своим именем, не может и мечтать получать такие дорогие подарки от какого бы то ни было мужчины, кроме мужа. Натурально, я не могла ее принять. Так что я отдала ее моему мужу, чтобы он запер ее в сейфе, пока не сможет вернуть Вэнсу. — Миссис Дервент откинулась назад и повернула голову так, чтобы видеть Дервента, и в то же время ее рука сжала его руку. — Полагаю, он ее убрал, потому что с тех пор я ее не видела. Ты ведь так и сделал, дорогой?

Мастерс переводил глаза с одного на другую.

— Очень складно, — произнес с неожиданным смешком старший инспектор. — Но я думаю, что вам предстоит преодолеть определенные трудности, с тем чтобы мистер Дервент это подтвердил. Итак, итак…

— Ты ведь так и сделал, дорогой?

— Да, — кивнул Дервент.

Раздался резкий стук в дверь, и сержант Бэнкс просунул в комнату голову.

— Прошу меня простить, сэр, — пророкотал он, обращаясь к Мастерсу, — но не выйдете ли вы на секундочку? Тут кое-что довольно серьезное.

Старший инспектор был так увлечен этой новой отговоркой, переводя глаза с Дервента на подчеркнуто спокойную миссис Дервент, что уже был готов приказать Бэнксу уйти, однако выражение лица Бэнкса заставило его выйти в коридор. Поллард последовал за ним и закрыл дверь.

В одной руке у Бэнкса был фонарик, в другой — что-то завернутое в газету. Он осветил фонариком развернутый сверток. В нем лежали автоматический пистолет 32-го калибра, пара вечерних мужских перчаток белого цвета, нож или кинжал восьми сантиметров длиной, с широким двойным лезвием и желобом, с серебряной крестовиной и ручкой черного дерева. Кто-то, очевидно, пытался его вытереть об газету, но следы крови остались на крестовине.

— Эту штуку использовали меньше часа назад, — тяжело констатировал Мастерс. — Где вы ее нашли?

— Она была завернута в кучу оберточной бумаги и засунута за полки шкафа в спальне наверху, — пояснил Бэнкс. — Беда в том…

— Ну?

— Кинжал точно использовали, сэр, — сказал Бэнкс. — Но беда в том, что мы с Райтом, обыскав каждый сантиметр в этом доме, и наверху, и внизу, и повсюду, никого не нашли.

Мастерс уже был готов смять бумагу.

— Не морочь мне голову, парень, — бросил он. — В доме кто-то есть, живой или мертвый. Когда мы сюда вошли, в доме, как известно, было трое — и только двоих мы видим перед собой. Они кого-нибудь выпускали?

— Нет, сэр, нет. Но сейчас в доме больше никого нет. Пойдите и поищите сами. Это — маленький дом, но только пара комнат обставлена мебелью. Тут нет подвала, и только маленькая комнатка в мансарде, тут просто нет места, чтобы кто-то мог спрятаться.

— Похоже на то, что исчезающий убийца исчез снова, — заметил Поллард.

— Больше похоже на исчезнувшее тело, судя по крови на ноже, — упрямо предположил Бэнкс и повернулся к Мастерсу: — Я только что говорил с патрульными, сэр. Не хотите ли поговорить с Садженом? Вы говорили с ним, когда только что прибыли сюда.

Старший инспектор, тяжело ступая, пошел с ним к двери, Бэнкс светил ему фонариком.

— Какой теперь толк сохранять секретность! — прорычал Мастерс. — Нам лучше вызвать его свистком. Ведите сюда всех. Я хочу, чтобы этот дом перевернули вверх дном. Если человек, которого мы разыскиваем, умудрился ускользнуть из ваших рук, будь он проклят, если он выбрался из дома, пока мы за ним следили, и снова сделал из меня мартышку, я, помоги мне бог, переломаю тут…