На какой-то миг изображение тускнеет, но Юрий не дает ему исчезнуть. Вот оно снова становится резким. Лю глядит с экрана. Рыжие пушистые волосы, темные брови, чуть раскосые блестящие глаза. В глубине зрачков притаилась смущенная улыбка. Губы приоткрыты. Леона чем-то взволнована, а может быть, просто торопилась…
Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Юрий щурится — там, в Москве, лучи заходящего солнца упали на экран.
Лю первая нарушает молчание:
— Прости, что опоздала… Но я не виновата. Это Кранц… Зато я теперь знаю, когда приеду… Ровно через две недели. Пятого июня вечером встречай меня в Зах-матабаде. Ты доволен?
Он отрицательно трясет головой:
— Нет, это долго! Я приеду за тобой в Москву.
— Отец разрешит?
— Он уже обещал.
— А потом?
— Завтра все станет ясно. Может быть, освобожусь на месяц-полтора и поедем путешествовать. Куда-нибудь в Полинезию…
— Ой, постарайся освободиться, Юр. Дело в том, что я… — Она опустила глаза. — Я не буду стажироваться в вашей обсерватории. Во всяком случае этот ближайший год. Академик Кранц предложил мне пройти практику в кибернетической лаборатории его института в Алма-Ате.
— Кранц?
— Я просто не ожидала. И, разумеется, не могла отказаться. Декан сказал, что это большая честь для дипломантки академии… В начале августа я уже должна начать работу в Алма-Ате.
— Когда ты видела Кранца?
— Только что. Поэтому и опоздала. Два часа назад Кранц возвратился из Ташкента.
— Понимаю. Больше он ничего не говорил?
— Нет, а что?
— Так…
— Ты расстроен?
— Не знаю. Это очень неожиданно.
— Но ты понимаешь, что отказываться было глупо.
— Конечно… Впрочем, не понимаю, почему Кранц заинтересовался твоими атлантами.
— И я еще не понимаю. Но в его алма-атинской лаборатории самые совершенные электронные машины. Это как раз то, что мне надо. Ну, не хмурься, Юр. Мы будем почти рядом. Из Алма-Аты к вам полчаса полета…
— Да-да… Если хребет не закрыт облаками… Послышался легкий треск. На соседнем малом экране появилось лицо профессора Таджибаева.
— Прости, Лю! Вернулся твой отец и вызывает к пульту управления. Я дежурю сегодня.
— Тогда торопись. Но ты еще не сказал: у вас ничего нового?
Он отвел глаза в сторону:
— Пожалуй, ничего.
— Ты говоришь так, словно не очень уверен.
— Нет-нет! Пока ничего.
— А ваши экраны?
— Молчат по-прежнему. Спокойной ночи, маленькая Лю! И пусть время ускорит свой бег.
— Пусть время ускорит свой бег. На две недели… А потом пусть замедлит, Юр…
Таджибаев испытующе глядит на своего помощника.
— Ничего нового, профессор. Экраны молчат.
— Свяжись с нашим космодромом в Центральных Каракумах, дорогой. Узнай, в каком состоянии монтаж четвертой фотонной.
— Я разговаривал с ними вечером. Послезавтра начнут монтаж главного ускорителя.
— Пусть не начинают.
— Не начинать?! Значит…
— Ничего не значит. Корпус необходимо подвергнуть еще раз термической обработке. Десятикратной… С максимальной достижимой температурой и давлением.
— Терранит может не выдержать, профессор.
— Если не выдержит, в ближайшие годы старта не будет. А если выдержит, — в четвертой фотонной полетят люди.
— Когда?
— Ровно через год.
— Даже если ни одна из ранее отправленных фотонных ракет еще не возвратится?
— Даже и в этом случае, дорогой!
— Значит, победа?
— Совет дал согласие на… последнюю пробу. Если она окажется удачной, Третья звездная, вероятно, будет отправлена на фотонных ракетах. Если неудачной, — опыты с фотонными ракетами придется прекратить, — по крайней мере, до отправления Третьей звездной…
— Неужели на Земле так плохо с энергией?
— В ближайшие годы ожидать увеличения энергетических ассигнований на межзвездные полеты не приходится. Мы существовали за счет энергии, отпускаемой Кранцу. С приближением срока отлета Третьей звездной этот источник для нас закроют. Значит, надо либо форсировать работы и доказать, что эпоха ракет, приводимых в движение самыми быстрыми частицами вселенной — фотонами, уже наступила, либо признать поражение и отступить — временно отступить, открыв дорогу усовершенствованным звездолетам старой конструкции. При таком размахе работ излишков энергии на Земле в ближайшие десятилетия не будет. «Проблема номер один» — сейчас улучшение климата планеты… Она поглощает две трети всей энергии земных станций. А в ближайшие годы начнутся огромные работы по уничтожению льдов Антарктиды…
Кстати, я сегодня узнал, что и наш экспериментальный космодром в Каракумах доживает свой век. По Плану Великих Преобразований решено превратить Каракумы во внутреннее море. Представляешь, дорогой, через пять-шесть лет все работы там должны быть прекращены, люди переселены — и начнется подготовка к общему погружению Каракумской плиты. Геофизики рассчитывают опустить ее почти на километр. Хотят уплотнить подкоровое вещество мантии. Тогда в Каракумах возникнет внутреннее море с глубинами шестьсот-восемьсот метров. Это Каракумское море, вместе с целой системой подобных внутренних морей, должно изменить климат Центральной Азии.
Вот так, мой мальчик. В первую очередь надо сделать уютной родную планету. «Проблема номер два»-| межпланетные связи, освоение планет нашей Солнечной системы. Конечно, очень важное дело!.. А наши фотонные ракеты — часть, только часть «проблемы номер три»: разведки межзвездных трасс. Так обстоит дело с энергетикой нашей эпохи. Неплохо обстоит, но и не так хорошо, как нам с тобой хотелось бы…
В курортном поселке на атолле Таэнга радио и видеофоны включались один. раз в сутки по вечерам и только на полчаса. Уэми — главный врач курорта полинезиец по происхождению — хотел создать у отдыхающих иллюзию отрешенности от стремительного бега жизни на шести континентах Земли. Он был убежден, что для полноценного отдыха необходимы и достаточны лишь тень пальмовой рощи, коралловый песок пляжа и голубые воды внутренней лагуны атолла.
На Таэнга все было организовано так, чтобы жизнь казалась простой и примитивной, как столетия назад. Маленькие домики с микроклиматизаторами и душевыми кабинами напоминали тростниковые хижины, крытые пальмовыми листьями. Правда, и тростник, и пальмовые листья, и яркие плетеные циновки на полу имитировались сочетаниями разноцветных пластмасс… Изысканные блюда, с точно подсчитанным количеством калории, изготовляемые сверкающими автоматами в подземной электронной кухне, подавались к столу на тарелках, напоминающих плоские перламутровые раковины.
Световые рекламы настойчиво рекомендовали обитателям курортного поселка не носить ничего, кроме купальников таэнга — самой простой, элегантной и гигиенической одежды, изобретенной аборигенами Полинезии еще в эпоху людоедства. Возле кафе, баров, спортивных и танцевальных площадок висели строгие предупреждения: «Вход разрешен только в купальниках таэнга». Единственным видом транспорта, допущенным на острове, были старинные велосипеды без моторов и легкие пластмассовые яхты, корпуса которых напоминали полинезийские пироги. Даже к соседнему острову, где находился ракетодром, отдыхающих увозили на медлительных белых электроходах, в других местах давным-давно отправленных в музеи.
Правда, местные шутники утверждали, что в подземном ангаре Таэнга хранится стремительный атомоход на подводных крыльях, покрывающий расстояние до соседнего острова за час с небольшим. Но этому мало кто верил…
С давних времен известно, что даже вполне почтенные люди, попадая на курорт, порой превращаются в беззастенчивых болтунов. Одни острят по каждому поводу, другие бранят все вокруг, третьи надо всем издеваются… А потом все требуют книгу отзывов и исписывают целые страницы в память о своем пребывании.
Механик с Марса, человек солидный и крупный ученый, оставил в книге отзывов на Таэнга запись в стихах. Старинным ямбом он объявлял, что с радостью возвращается на Марс и без малейшего сожаления покидает «райский остров Таэнга», где даже воздух и белый песок лагуны — ненастоящие…