Молча Леонид побродил по комнате, выглянул в окно, полистал книгу. Каждое его движение, как насос, закачивало в спальню напряжение и жуть.

— Ну? — наконец произнес он. — Вы готовы?

— К чему? — проглотив ком в горле, спросила я.

— Какая у женщин короткая память, — вздохнул он и сел в кресло. — Как мотыльки-однодневки…

Ему нравился мой страх. Мой испуг возбуждал его и постепенно наполнял яростью.

Словно гончая по крови, он брал след раненого животного и окружал его кольцом собственной силы. «Бедная Ольга», — почему-то подумала я. Этот моральный садист получал почти физическое удовольствие от чужих страданий. Его ноздри трепетали, фильтруя флюиды ужаса, источаемого мной.

Он пил воздух, отравленный страхом, как гурман пьет вино.

— Ну? — повторил он. — Вы готовы?

— Да. Говорите код.

Леонид улыбнулся.

— Он прост, как все дурацкое в этом мире. День рождения близнецов плюс текущий день. — Леонид дал возможность жертве осмыслить сказанное и продолжил:

— Прощаюсь с вами до субботы. Ноутбук вы уничтожите в субботу, после шести. Украденная информация Диме понадобится на следующий день, так что уж расстарайтесь, голубушка…

После этих слов он встал, дошел до двери и, уже дотронувшись до ручки, развернулся:

— Надеюсь, вы прониклись серьезностью положения и не станете проявлять строптивость.

Я смогла только кивнуть.

Едва он вышел, я метнулась к окну и распахнула его настежь. Дышать воздухом комнаты, пропитанным его одеколоном и моим ужасом, было невозможно. Если б я могла, то выкинула бы вслед за запахом кресло, в котором он сидел, ковер, на котором он стоял, вытерла пыль, вымыла полы и повесилась в чистом.

Я ненавижу, когда на меня давят. С детства некрасивость поставила меня в оборонительную стойку и заставила соображать быстрее красавиц, сопротивляться успешнее милашек, отрезать себя от насмешек и любого проявления чужой воли.

Я никогда никому не подчинялась. Как та пружина, на которую давят, я распрямлялась и откидывала от себя неугодное пропорционально силе нажима.

Происходящее сейчас было невозможным, нереальным, абсурдным. И безвыходным.

Я заперла комнату на ключ, вышла в коридор и глазами нашла стальную дверь в темный кабинет. Единственную комнату дома без окон. В этой коробке со звукоизоляцией был рабочий кабинет сначала Максима Филипповича, потом Дмитрия Максимовича. Несколько раз хозяин получал факсы на испанском языке, просил помочь ему с переводом, и я хорошо знала обстановку кабинета, забитого оргтехникой и стеллажами деловых бумаг. Там стоял мягкий диван для отдыха, кресло для посетителей, журнальный столик. На огромном рабочем столе расположились два компьютера: один — подключенный к сети и Интернету, другой — ноутбук, работающий в автономном режиме. Небольшой плоский чемоданчик редко покидал кабинет, Дмитрий Максимович хранил в его памяти информацию для личного пользования.

Рядом с темным кабинетом находилась спальня бывшего покойного хозяина. После смерти отца Дмитрий Максимович не стал устраивать переезда и остался с семьей в правом крыле дома. А левое было почти пустым. Только моя комната, кабинет и гостевые спальни, в одну из которых перебирался хозяин после ссор с женой.

Железная дверь магнитом притягивала меня к себе. Осторожно ступая по коврам, я подошла ближе и остановилась у косяка, украшенного пультом с кнопками. «День рождения близнецов плюс текущий день», — вспомнила я. Мгновенно произведя вычисление, я набрала номер. В двери что-то приятно чмокнуло, и она начала открываться.

Испуганно ударив по стали рукой, я прикрыла дверь и прижалась к ней пылающим лбом.

— Кхм, — раздалось за моей спиной.

На какое-то мгновение меня окутала предобморочная пелена, и я замерла, боясь повернуться.

— А вы, Мария Павловна, любопытная девушка, оказывается.

Это был голос Феликса. Я посмотрела назад. Секретарь мадам разглядывал меня, словно забавное насекомое, щурил зеленые кошачьи глаза и улыбался снисходительно и гадко.

— Что ж вы так пугаетесь-то, дорогая?

Любопытство не порок. Сам грешен.

Он обволакивал меня мерно текущей речью, без акцентов и эмоций, уничтожал и связывал. Мне хотелось ударить по холеной красивой роже, но руки словно вросли в дверь, о которую я опиралась, боясь упасть.

— Пойдемте, милочка, выпьем чаю. Или вы влюблены в железные пластины?

Я оторвалась от двери и, шатаясь, побрела за ним. Как хозяин положения, секретарь продолжал говорить, маршируя впереди, каждым шагом выравнивая мое дыхание. Когда мы закончили марш у чайного столика на веранде, я была почти спокойна.

Продолжая забавляться, Феликс пододвинул мне плетеное кресло, сам сел напротив и проговорил:

— Чай, кофе или коньячку принести, Мария Павловна?

На скатерти лежала пачка сигарет мадам с ментолом, я их терпеть не могла, но, чтобы забить паузу, взяла тонкую длинную сигаретку и медленно прикурила. Что и сколько видел Феликс, еще вопрос, а каяться заранее я не собиралась. Я уже встала в оборонительную позицию и приготовилась к отпору.

А Феликс продолжал меня удивлять.

Умело держа паузу, он молча прихлебывал чай и получал удовольствие от хорошего напитка, хорошей погоды и самого себя, красивого.

«Похоже, видел он немного», — решила я и, усмехнувшись, произнесла:

— Вы так меня напугали, Феликс. Прохожу мимо кабинета, смотрю — всегда запертая дверь приоткрыта. Прислушалась, не случилось ли чего? Только на дверь нажала, а тут вы.., неслышно так подкрались. Кстати, а вам что в левом крыле понадобилось?

Феликс пожал плечами:

— Гулял.

— Один. По дому, — недоверчиво ухмыльнулась я.

— Именно. Люблю, знаете ли, по коврам бродить.

Я затушила в пепельнице сигарету, встала из-за стола и пошла в дом. Секретарь проводил меня насмешливым взглядом, но спина моя не дрогнула, нога не споткнулась, и голова держалась прямо.

Словно мне на помощь, с лестницы на второй этаж скатились близнецы. На мальчиках были плавки, панамки, а в руках они держали полотенца и надувные игрушки.

— Марь Пална, пойдемте купаться! — закричали дети, подхватили меня под руки и потащили к бассейну.

Детский визг и плеск воды немного заглушили мои страхи, солнце уже цеплялось за верхушки деревьев парка, тени от крон протягивали свои щупальца к бассейну, выпуская из дневного плена полчища комаров.

Я встала с шезлонга и отправилась в дом за репеллентом. По дорожке вихляющей походкой мне навстречу шел Феликс. Расслабленная грация движений секретаря нисколько не соответствовала выражению его лица. Напряженно сведенные к переносице брови, нежный овал молодого лица обострился скулами, губы были упрямо стиснуты. Нарочитая беспечность альфонса и лицо, напомнившее мне кошмары последних дней.

Но, подойдя ближе, Феликс посмотрел на меня глазами человека, обещавшего мне поддержку. Никакого намека на шантаж в них не было.

Именно этот взгляд, а не слова, остановили меня.

— Мария Павловна, по-моему, нам стоит поговорить. Мне кажется, у вас пожар. — Уловив во мне серьезное к себе отношение, он продолжил:

— А у меня потоп. Возможно, мы будем друг другу полезны. — Он вложил мне в руку какую-то визитку и закончил:

— Сегодня в девять буду ждать вас в этом кафе. Не бойтесь.

— Мне нечего бояться.

— Возможно. Но давайте встретимся.

Оставив последнее слово за собой, Феликс обогнул меня с грацией кошки и продолжил путь к бассейну.

Не удержавшись, я посмотрела ему вслед. Удаляясь от меня, по дорожке порхал «тетушкин Эндимион». Вскидывая в приветственном жесте тонкие руки, он сюсюкал что-то близнецам и почти вальсировал. Привычные метаморфозы этого дома. Только что рядом стоял мужчина, куда он делся через шаг?

Уверенная в том, что Феликс присмотрит за мальчиками, я медленно брела по дому к своей комнате. Жесткий пластик вычурной визитки впивался острыми краями в мою ладонь и требовал ответа. Ехать в кафе или нет? Зачем мне Феликс? Чего он хочет?