— Завтра, — пообещала я.

Любуясь своим творением, потенциальный Пигмалион сделал последний мазок и спросил очень серьезно:

— Вы ведь никогда от нас не уйдете, Мария Павловна?

Максим засопел над ухом еще отчетливей. Близнецы ждали ответа.

— Я подумаю над этим вопросом, — довольно растроганно заявила я и обняла мальчиков.

— Ура-а-а! — завопил Максим и от избытка чувств треснул брата.

Тот уронил помаду, отступил неловко и расплющил тюбик на бежевом ворсе ковра.

— Ой, — огорченно пробормотали близнецы, — теперь пятно будет.

— Ничего страшного, — успокоила их я. — Потом ототру. Отойдите в сторонку, я осколки соберу.

Мальчики виновато отскочили к двери, я склонилась над полом, начала собирать с ворса красный блин бывшей помады и заметила, как под шелковым покрывалом кровати что-то блеснуло.

Не вставая с колен, я приподняла полог свисающего покрывала и увидела сначала мужскую руку с часами.., потом рукав черного смокинга.., и белое лицо с остекленевшими глазами.

Под моей кроватью лежал Дмитрий Максимович Бурмистров. Мертвый.

Рядом с его головой я заметила статуэтку крылатой богини, с одного из крыльев которой стекли на пол несколько капель крови. Кровь уже успела потемнеть и начинала подсыхать.

— Не оттирается? — донеслось от двери.

Я подняла голову над кроватью — меня и детей разделяло четыре метра пространства — и сказала:

— Стойте там. Я сейчас… — Голос мой внезапно осип, я поборола отвращение и нащупала мужскую руку.

Она была еще теплой. Но уже не живой.

Я ни черта не понимаю в пульсе, но температуру, черт побери, пока ощущаю! Хозяин был мертв и начал остывать.

Еле разогнув сведенные судорогой ноги, я встала с колен и взглянула на притихших малышей.

— Мария Павловна, у меня есть деньги в копилке, — проговорил Максим, — мы вам новую помаду купим.

— Две, — вставил Филипп, — одну поярче.

— Да, да, конечно, — пробормотала я, с трудом понимая, о чем они говорят и что происходит. Ступор буквально придавливал меня к полу… Фантастические видения размывали контуры комнаты…

И тут вместо испуга меня накрыла волна ярости. Феликс!! Хозяин его застукал, и секретарь с ним расправился! Мало того, спрятал под моей кроватью!

Выброс адреналина омыл мой мозг, исправил зрение и заставил меня рассуждать.

Так. Сначала я уведу детей из этой комнаты, и уже потом.., после.., но все ставится в прошедшее время, будущее не проецируется.., нет у меня его…

Да, прежде я навещу Феликса.

Я вела за собой детей, неслась по коридору черным ангелом мщения, и ярость плескалась вокруг меня, заволакивая сознание темной пеленой.

— Мария Павловна, не спешите, — проскулил Максим.

Я опомнилась, остановилась и склонилась над детьми. Кровь, подгоняемая сумасшедшими толчками сердца, рвалась из ушей, глаз, носа. Я боялась, что голова моя лопнет под ее напором.

— Сейчас мы пойдем будить Феликса. — Я держала детей за руки, чувствуя, как мои ладони становятся мокрыми от выступившей по всему телу испарины. — Скоро начнется фейерверк… Мы ведь не хотим, чтобы Феликс проспал все на свете?

От лестницы до темного кабинета прошел охранник; он окинул нашу живописную группку подозрительным взглядом и замер у железной двери. По всей видимости, здесь организовали временный пост, и черный пиджак оставил его лишь на минуту, сходил к лестнице и посмотрел, что происходит внизу.

Я распрямилась и повела детей дальше.

У лестницы коридор делал плавный изгиб, и, едва мы скрылись за поворотом, исчезнув из поля зрения секьюрити, я остановила мальчиков и, указывая на Светлану Александровну, стоящую у подножия лестницы, сказала:

— К Феликсу я пойду одна. Он болен и сейчас спит, я осторожно его разбужу и спущусь к вам. А вы пока побеседуйте со Светланой Александровной. По-моему, ей немного скучно.

Близнецы бодро скатились вниз, я помахала рукой госпоже Вохриной и, придерживаясь стены, не попадая под прицел взгляда охранника, прошла в правое крыло дома.

К комнате секретаря.

На мой стук из спальни раздался томный голос изнеженного Эндимиона:

— Кто там?

— Мария Павловна, — шепотом произнесла я.

Дверь открылась, и на пороге появился встревоженный Феликс.

— Все в порядке?

Вопрос — единственное, что он успел сказать нормальным тоном. Дальше он мог лишь скулить.

Подгоняемая страхом, я ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь и что есть силы врезала мерзавцу под дых. Феликс только крякнул. Сгибаясь, он наткнулся скулой на мой второй кулак и следующие секунд тридцать я помню плохо. Он лежал на полу, я лупила его по плечам, груди, рукам, прикрывающим голову.

Очнулась я на попытке удушения секретаря. Я сидела на нем и коленом нажимала на горло поверженного Эндимиона.

— Уничтожу, подлец. — Мы оба хрипели, я от ярости и страха, он от страха и удушья. — Думаешь.., тебе все удалось?!

— Стойте, — сипел Феликс, — подождите…

— Думаешь, тебе удастся все свалить на меня?! Дудки!!

— Да что происходи-и-ит?! — взмолился секретарь, неразумно открыл лицо, и я врезала ему пощечину.

— Тварь. Мерзкая, гнусная тварь. Вставай, милицию я уже вызвала.

— Какую?!

— Какую, какую? — передразнила его я. — Петровку, 38!

— Зачем?! — Секретарь валялся на полу и боялся вставать. Надеялся, что лежачих все-таки не бьют. Сильно.

Я сделала глубокий вздох и ответила вопросом:

— Ты подложил мне труп Бурмистрова?

Феликс съежился в позу эмбриона и тупо уставился в стену:

— Труп… — только и выдавил он.

Я задумчиво смотрела на него и начинала догадываться, что, скорее всего, две минуты назад избила единственного своего союзника. Реакция Феликса была столь безыскусна, что, пожалуй.., я погорячилась.

В конце концов, алиби камерой обеспечил мне он.

— Ты точно здесь ни при чем?

Кряхтя, Феликс поднялся, подошел к зеркалу и оттуда взглянул на меня:

— Мария Павловна, я даже не понимаю, о чем вы говорите.

— Под моей кроватью лежит тело Бурмистрова.

Запас адреналина я израсходовала на трепку «специалиста», и постепенно вместе с головной болью и дрожью наступало похмелье. Оно высасывало и силы, и мысли.

— Когда приедет милиция? — Пока я скудоумно боролась с безнадежностью, секретарь сходил в ванную комнату, намочил полотенце и теперь прикладывал его к опухшей щеке.

— Никуда я не звонила, — устало произнесла я.

— Та-а-ак, — протянул Феликс, — хозяин точно мертв?

— Да. И убили его статуэткой Ники. Она тоже под кроватью.

Секретарь заметался по комнате, словно ища выход.

— Когда это произошло?

Я вскипела остатками былых паров:

— Вы меня об этом спрашиваете?! Я не была в доме с пяти часов!

— Точно?

— Феликс, я очень похожа на идиотку? — отчеканила я. — Можете мне поверить, каждый свой шаг я фиксировала камерой. В доме я не была с пяти.., или с половины шестого. Но тогда Бурмистров еще гулял среди гостей. Я его не убивала. И у меня есть алиби.

— А у меня его нет, — испуганно пробормотал Феликс и вдруг воскликнул, как заполошная торговка:

— Боже, когда же его угрохали?!

Мои мысли засновали вслед за этим восклицанием. Действительно, когда?! До этого момента у меня было непробиваемое алиби, но сейчас?!

«Спокойно, Маша, спокойно, — уговаривала я себя. — В комнате ты была с детьми, потом тебя видели охранник и Светлана Александровна. Вернуться, минуя их, ты не могла».

— Феликс, я иду в парк, — заявила я и двинулась к двери.

— Постойте, — взмолился секретарь, — подождите. А как же я?!

Паника столь отчетливо исказила его лицо, что я сжалилась.

— Одевайтесь, Феликс. Поговорим позже, внизу.

— Маша, — секретарь остановил меня еще раз, — не звоните в милицию сейчас.

Вы ведь не сделаете этого?