II

Мы услышали добрый топот ног бегущих людей в холле. Мой 38-й находился в сейфе, где я хоронил его среди папок с делами. Но Исма уже нацелила на дверь свой 25-й.

Дверь распахнулась и ввалились трое мускулистых Луни, паля в нас из утяжеленных микролазеров «Сиддлей-Армстронг 45». Я нырнул под стол, утащив за собой Исму, но я ничем не мог помочь доктору Умани. Он получил в грудь три лазерных пули 45-го калибра – хоп, хоп, хоп. Эти мокрые шлепки не оставляли сомнений в том, что Сиддлей-Армстронг сделал свое дело.

К тому времени, когда я ухватился за диск сейфа, чтобы извлечь заряженный 38-й, один лишь бедолага Умани хрипел на полу, отходя в мир иной.

– Позовите священника, – хныкал старый чудак. – Дайте моей бедной, запятнанной душе войти в жемчужные врата, очиститься от грехов плоти!

– Вздор! – буркнула Исма, опускаясь возле него на колени. – Прекрати глупое нытье и послушай. Ты приготовил очередное?

Доктор Умани посмотрел на нее. Веки его трепетали.

– Корабль… вторая камера с конца, – тут глаза его закатились.

– Он быстро отходит, – сказал я.

– Неважно, – сказала Исма. – Только побудь с ним, пока я вернусь. Если Луни вернутся, не медлите, уничтожьте их.

Я получил уже свою долю неприятностей от лунных головорезов и знал, что не огорчусь, если придется пристрелить еще троих.

– Куда ты собралась?

– На крышу, в наш корабль. Я обернусь за секунду.

Она ошиблась, в действительности ей понадобилось три минуты. Она вернулась с безвольным телом тощего чернокожего мужчины, которое держала, перекинув через плечо. На нем были полосатые брюки и ярко-красная рубаха с золотыми пуговицами. Она положила его рядом с отцом.

– Не задавайте вопросов, – она распустила черные волосы двух голов. – Следите, не появятся ли Луни. Меня ждет работа.

Она поспешно притянула медицинскую сумку и открыла ее. Я не спец в операциях и операционном снаряжении, но я все же узнал мозгорез. Она включила его и аккуратно срезала макушку с пьяной головы ирландца доктора Умани. Затем осторожно полезла внутрь и вытащила большой яйцеобразный стальной цилиндр.

– Подержи, – сказала она, вручая его мне.

– Что это?

– Папа, – сказала она. – Папа, конечно.

Я смотрел на цилиндр. В глубине он пульсировал красным и был твердым на ощупь.

Исма работала над черным мужчиной. Она вскрыла его голову, взяла у меня цилиндр и ловко вставила его. Чтобы присоединить макушку, она воспользовалась быстросшивателем.

– Ну вот, – сказала она, улыбаясь всеми своими тремя ртами. – Все готово.

Тощий черный человек сел, почесывая череп. Он ухмыльнулся в мою сторону, а затем запел:

– В шахте бедный паренек
Рубит лунный уголек.
Белый платит медный грош,
Черный стал на тень похож…

– Что за чертовщина происходит, – потребовал я объяснений. Исма нахмурила большинство своих бровей и вздохнула.

– Разве вам не ясно?

– Нет, – сказал я.

– Папин мозг пересажен в тело этого черного джазового певца, полученного из нашего филиала в Нью-Оулд-Нью-Орлеане. У папы всегда была тяга к черным джаз-певцам.

«Целый день тружусь один», – скажет белый господин, – пел доктор Умани.

– Он знает, кто он? – поинтересовался я.

– Естественно, – сказала Исма. Она сунула свою ладошку в грубую черную пятерню. – Папочка, ты бы лучше рассказал мистеру Спейсу о том, почему мы решили нанять его.

– А кто возражает? – спросил доктор Умани, изображая ранний южный диалект. Но он даже равняться не мог по убедительности с недавним ирландским акцентом.

– Что мы делай – так это меняй последнее тело. – Он стукнул себя в грудь. – Я в нем. Больше резервных не нанять на Марсе. Это плохие люди посылай Луни застрелить этот бедный человек, и ежели я не разобьюсь и не раздобуду кого-нибудь наняться, эти наемники меня запросто прихлопнут, – на меня уставились глаза с желтыми белками. – Ты въезжай?

– Не совсем, – сказал я.

– Мой папа выполняет здесь на Марсе жизненно важную работу, и для этого должен остаться в живых. Его враги хотят, чтобы он умер, поскольку, пока он жив и продолжает действовать, его работа представляет для них угрозу.

– Какого рода работа?

– Лучше не будем углубляться, – сухо сказала она. – Наше дело к тебе простое: мы хотим нанять телохранителя. Чтобы ты сопровождал на пути из Олднью-Йорка партию замороженных тел и охранял их, пока они не прибудут сюда, на Марс, в Пузырь-Сити. Жизнь моего папы зависит от количества запасных тел.

– О, йасс! О, йасс, йасс, йо, йоасс, в самом деле, – подтвердил доктор Умани.

Я побарабанил пальцем по столу. Логика, похоже, исчезла, а когда именно, я что-то упустил. А я люблю, чтобы все было логично.

– Послушай, – сказал я, – а не было бы гораздо лучше, если бы ты наняла меня личным телохранителем отца?

– Но зачем?

– Чтобы его опять не застрелили.

– О, его обязательно застрелят, – заверила меня Исма. – Враги папочки очень настойчивы. Они его обязательно прикончат и тут нет сомнений. Но я буду рядом и позабочусь, чтобы в случае необходимости его мозг был тут же перетрансплантирован.

– Но разве они не могут попробовать убрать тебя?

– Уже пробовали. Несколько раз. Но моя необычайно толстая, прочная, все поглощающая венерианская кожа не поддается оружию. Пока, во всяком случае, не поддается. Конечно, существует много способов меня уничтожить, и вскоре они попытаются применить один из них. Но я не боюсь. Мне только хотелось прожить еще немного, чтобы посмотреть, как завершится папин эксперимент.

– Звучит несколько необычно, – пробормотал я. А не мог бы кто-нибудь другой сопровождать на Марс тела для твоего отца?

– Совсем ноу, совсем ноу, сэр! – воскликнул доктор Умани. Он задергался, запрыгал вокруг меня, тряся головой и смеясь. – Вы один, кто может делать этот наняй-работа. Никто другой не может делать наняй, верьте старый негр!

– Папа имеет в виду мистер, Спейс, что мы оба знаем вашу анкету. Вы очень смелый человек, целеустремленный и энергичный. – Шесть ее зеленых глаз мягко сияли. – Мы оба чувствуем, что вы тот, кто может обеспечить безопасность переправы папиных тел на Марс. – Вы согласны?

Меня поразила дрожь, прозвучавшая в ее голосе.

– Ладно, сестренка, – сказал я, – когда мне начинать?

– Папа уже распорядился, чтобы в ближайшие полчаса вас взяли на корабль и отвезли в Земледром. Вы летите рейсом двенадцати-пятичасовым в 0800 из Пузырь-Сити в Олднью-Йорк, то есть у вас будет время упаковать 38-й и бутылку скотча.

– Откуда вы знали, что я соглашусь?

Вновь ее взгляд смягчился.

– Я была уверена, что вы согласитесь, мистер Спейс. Помните, вы сами о себе говорили, что у вас есть склонность к трогательным историям? Я просто учитывала факт, о котором вы сами упомянули.

– Но я уже говорил, что никому не спущу. Позвольте поглядеть, какого цвета ваши соларкредитки.

Она вынула свой бумажник, вытащила из него тяжелую пачку и вручила ее мне.

– Уверена, что это должно побудить вас приступить к работе.

Я свистнул через отсутствующий зуб, пересчитав деньги.

– Лихо!

– Приятного путешествия, мистер Спейс, – сказал доктор Умани. Он отбросил негритянский диалект, и теперь его голос был культурен и профессионален. – Можете быть уверены, что моя дочь ничуть не преувеличивала, рассказывая о наших неприятностях. Эти тела должны прибыть в целостности и сохранности, чтобы обеспечить успешное продолжение моей работы. – Он вежливо улыбнулся. Темные глаза его светились. – Можно сказать даже – успешное продолжение существования человечества.

Я ничего ему не ответил.

Работа есть работа и я был рад вновь заняться делом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: