Но это едва ли так: ближе подходит к характеру памятника предположение, что эти статьи принадлежат к разновременным его частям и формулируют сходные, но не тождественные случаи, различие которых не выражено ясно редакцией статей.
Надобно помнить, что в Русской Правде мы имеем дело не с законодательством, заменяющим одни нормы другими, а со сводной кодификацией, старавшейся собрать в одно целое всякие нормы, какие она находила в своих источниках.
СОБИРАТЕЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР СПИСКОВ. В разных списках Правды слишком явственно сказывается это стремление. Среди статей по семейному праву вставлены таксы вознаграждения городнику, ведавшему городские укрепления, и мостнику за постройку и починку мостов, а в конце Правды по некоторым спискам приписан устав о распределении мостовой повинности между частями Новгорода и, как мы видели, несколько статей, относящихся к разным отделам Правды. Одна статья Правды определяет годовой рост с занятого капитала в 50%. По этой схеме какой-то сельский хозяин, кажется Ростовской области, положив в основу инвентарь своего села, составил математический, т. е. фантастический расчёт, сколько в 12 или 9 лет получится приплода от его скота и пчёл, прибыли от высеваемого хлеба и пяти стогов сена, а также сколько причтётся платы за 12-летнюю сельскую работу женщине с дочерью. Этот расчёт, обильный любопытными чертами русского сельского хозяйства в XIII, а судя по денежному счёту, даже в XII в., является в некоторых списках Правды неожиданным прибавлением к помянутой статье о росте. Такие вставки мешают точно различить составные части памятника и уловить порядок в расположении его статей. Выдаются только некоторые группы статей с признаками, что это были отдельные частичные своды одной редакции. Таковы, например, отделы Правды о порче или похищении разных хозяйственных статей и принадлежностей, о семейном праве, о холопстве. В распорядке предметов можно заметить тенденцию идти от наиболее тяжких преступлений к более лёгким, а от них переходить к постановлениям, которые можно было бы отнести к области гражданского права.
Итак, Русская Правда есть свод разновременных частичных сводов и отдельных статей, сохранившийся притом в нескольких редакциях, тоже разновременных. Что можно в ней назвать Правдой Ярослава - это небольшое количество древнейших статей свода, воспроизводящих юридический порядок времён этого князя. Теперь мы, кажется, достаточно подготовились, чтобы подойти к главной цели историко-критического разбора Русской Правды, к решению вопроса, насколько полно и верно воспроизводит она право, действовавшее в её время. Это, собственно, вопрос о том, как воспользовалась Правда материальным содержанием своих источников, особенно главного из них, того русского закона, о котором мы говорили в прошлый раз.
СФЕРА ПРАВДЫ. По самому своему происхождению и назначению Русская Правда, как мы говорили, не могла захватывать всей области современного ей русского права. Она держалась в пределах церковной юрисдикции по нецерковным делам, простиравшейся на духовенство и церковных мирян. Потому, с одной стороны. Правда не касается политических дел, не входивших в церковную компетенцию, а с другой - дел духовно-нравственного характера, которые судились по особым церковным законам. В остальных делах ей предстояло воспроизводить практику княжеского суда с теми отступлениями, какие допускал церковный суд в силу данных ему на то полномочий.
Отношение Русской Правды к современному ей русскому праву, именно к тогдашней практике княжеского суда, - это предмет, заслуживающий целого специального исследования. Я ограничусь немногими указаниями, какие представляются мне наиболее характерными.
ПРАВДА И КНЯЖЕСКИЙ СУД. Русская Правда, как мы уже знаем, не признаёт поля, судебного поединка, если не видеть намёка на этот вид суда божия в одной неясной статье древнейшей краткой её редакции. Эта статья гласит, что, если побитый явится в суд со знаками побоев, ранами или синяками, жалоба его принимается и без свидетеля; если же знаков битья не окажется, необходим свидетель; иначе дело кончается ничем, "ту тому конец". Если же, добавляет статья, побитый не в состоянии мстить за себя, взыскать с обидчика 3 гривны "за обиду" да "лечцу мзда", вознаграждение лекарю за лечение. Эти последние слова дают понять, что статья разумеет случай, когда побитый являлся в суд с признаками, очевидно, указывавшими на необходимость лечения, т. е. когда жалоба его удовлетворялась судом и удовлетворение состояло в судебном разрешении обиженному мстить за себя обидчику. Но что такое месть, т. е. личная расправа по приговору суда? Если она соединялась с лишением обвинённого возможности защищаться, это было телесное наказание, исполнителем которого являлся сам обиженный; если же у обидчика оставалась возможность дать отпор мстителю, выходила драка сторон по приговору суда, т. е. нечто вроде судебного поединка. Во всяком случае пространная редакция Правды, воспроизводя этот юридический случай, устраняет всякий намёк на личную расправу по приговору суда. Доказавший свою обиду знаками или свидетелем получал по суду денежное вознаграждение; если же на суде оказывалось, что он был зачинщиком драки, ему не присуждалось вознаграждения, хотя бы он был изранен:
ответчику не вменялось нанесение ран, как дело необходимой обороны. Та же тенденция пространной редакции устранить частную расправу сказалась и в другом случае. Краткая редакция допускает месть детей за изувеченного отца: "чада смирят". Пространная редакция заменяет месть детей пеней в половину штрафа за убийство и вознаграждением изувеченного в четверть этого штрафа. Так, церковный суд в первое время делал значительные уступки местному юридическому обычаю, но потом, постепенно укрепляясь, стал решительнее проводить в свою практику усвоенные им юридические начала. Русская Правда не знает смертной казни. Но из одного произведения начала XIII в., вошедшего в состав Печерского патерика, знаем, что в конце XI в. за тяжкие преступления осуждали на повешение, если осуждённый не был в состоянии заплатить назначенной за такое преступление пени.