Я мучился тревогой ожидания.

Возвращаясь домой и желая отвлечься, я извлекал из книг, сваленных грудой в стенном шкафу, детские стишки и, наобум открыв страницу, скользил взглядом по вертикальным строчкам иероглифов. Читая эти книжки, купленные у букиниста, я часто пытался укрыться от гнусной действительности. Репортер бульварного журнальчика – сам смысл моих занятий составляла эта гнусная действительность. Сначала я выбрал вовсе не эту работу. Когда я поступал на службу, компания выпускала вполне добропорядочные книги, но покупателей на такую литературу почти не было, и издательство переменило курс. Стал издаваться журнал, в котором скандальная хроника перемежалась с сомнительными статейками эротического содержания. Издание еженедельника давало возможность кое-как существовать сотрудникам. Отказаться от работы – значило голодать, это меня и вынуждало не бросать ее. Я не имел сил сделать рывок, чтобы начать новую жизнь. Мирясь со своей работой, я вечерами забывался с женщиной или с детскими книжками.

Глаза мои пробегали по строчкам:

Небо безоблачно,
Ласковый воздух,
Солнце глядит на поля,
Легкая тень укрывает тропинку…

Я перевернул страницу и задержался взглядом на заголовке: «Неожиданное происшествие». Дальше следовали стишки про журавля, который:

Ножом и вилкой ел всегда —
Такой чистюля был!
Но вдруг случилась с ним беда —
Он пробку проглотил!

Я продолжал читать:

Котенок серый в шляпе спал —
Отличная кровать.
Но близорукий человек
Стал шляпу надевать!

Бездумная шутливая интонация стихов успокаивала. Но шутка тотчас обратилась насмешкой: я увидел блеск глаз приятеля Юкико, его холодный взгляд был устремлен на меня…

…Вот он, касаясь выпяченным животом кончика собственного носа, большими шагами приближается ко мне…

Что ж, все это и в самом деле свалилось на меня как неожиданное происшествие, подумал я. В глубине души я всегда испытывал беспокойство с тех пор, как узнал, что у Юкико есть сожитель-хулиган. Так что нельзя сказать, что все это было для меня «неожиданным происшествием». И уж во всяком случае, я не был журавлем, который «проглотил пробку», и «серым котенком» я тоже не был.

Тело Юкико, не соответствуя ее имени,[1] было смуглым. Под двумя высоко поднятыми Сосками простирался живот, а в центре его ясно сформированной впадинкой вырисовывался маленький пупок. Великолепное ложе, думал я, оглядывая все это сверху, и вдруг это ложе стало превращаться в черную софу: мне померещилась мощная рука человека в черном, держащая черную шляпу.

Фантастические видения, сменяя друг друга, будоражили и пугали меня. Сидя за редакционным столом, я ждал его.

У моего стола стоял маленький сутулый человечек в клетчатом кричащем пиджаке – уж не взят ли он напрокат? Человек не был похож на «того» мужчину. Он робел, смущался. «Начинающий художник или продавец карикатур», – решил я.

Я опешил, когда с его губ слетело: «Юкико»… Вот так «неожиданное происшествие»!

– Минуточку! – скомандовал я. Он обвел взглядом комнату и нерешительно произнес:

– Может, поговорим где-нибудь в приемной?

Издательство арендовало небольшой двухэтажный деревянный дом. На первом этаже размещался производственный отдел, на втором – редакционный. Для приемной места не оставалось. Я пригласил его в ближайшую чайную.

– Как это: в издательстве – и нет приемной? – удивлялся он.

Я все еще пребывал в шоке.

Растительность на лице этого тридцатилетнего парня была скудной, а форма черепа непонятным образом выдавала его слабосилие.

– Разве не все издательства расположены в железобетонных билдингах? – продолжал он. Видно было, что он разочарован.

– Не все.

– Да-а, здесь денежками не пахнет, – уныло протянул он.

Едва я разглядел его, как мое длительное напряжение сменилось бесшабашностью. Я разозлился на этого человечишку, которого иначе как жалким и назвать-то было нельзя.

– Слушай, друг, стоит ли так легко отступаться? – заметил я и тут же почувствовал весь юмор своих слов.

– Меня зовут Масуда, – отрекомендовался он. Затем извлек из внутреннего кармана и положил на стол сложенный пополам номер журнала. Это был наш еженедельник.

– По дороге купил и просмотрел. Кошмарное содержание, а? Я и решил, что рассчитывать не на что. Я-то думал, что у тебя хоть деньжонки водятся… Ну и шваль же подцепила Юкико!

– Сам-то ты кто?

– И я шваль. Но мы с Юкико связаны одной веревочкой, рви – не разорвешь. Ну ладно, чего уж тут, повидались мы с тобой, товарищи по мусорной яме…

Масуда приподнялся, но я поспешил его остановить:

– Постой-ка, ты ведь явился меня шантажировать? Теперь ты решил, что у меня нет денег, но шел-то ты вымогать? Это называется шантаж.

Мой собеседник настороженно ждал. Чувство безопасности – уж очень жалок был этот тип, – негодование оттого, что этот человечишка с таким пренебрежением сбрасывал меня со счета, придали мне красноречие.

– Ты подонок, швалью ты был, швалью и останешься. Знаешь, как надо шантажировать? Знаешь, как бывает, когда рыбку с голубой спинкой колотят об асфальт? Брюхо у нее лопается, и потроха наружу. А солнышко знай играет на них! Кишки становятся скользкими от жира, жир плавает на поверхности лужи и отливает радугой, потому что в нем отражается солнышко. Вот это шантаж! – Собственные слова пьянили меня. Я был оскорблен, мною владела злоба, она подстрекала меня: – Хорошо же, шантаж так шантаж. Я раздобуду денег, и ты их получишь. Сколько надо – сто, двести тысяч?

Масуда выглядел заинтересованным. Глазки его хитро сверкнули:

– Чем больше, тем лучше…

– Ладно, приходи через неделю.

У меня в руках был материал для шантажа. Я владел им уже давно, но не собирался воспользоваться. Тайна касалась прошлого киноактрисы Хосикава Хосико. Несомненно, что, если бы эта тайна была предана гласности, это сильно повредило бы популярности Хосикава.

Я позвонил ей из автомата. Намерение отдать Масуде деньги, добытые с помощью шантажа, подогревало меня. Я набрал номер не колеблясь.

– По важному делу, – твердил я до тех пор, пока ее не позвали к аппарату.

– Что вам угодно? – зазвучал в трубке голос, знакомый по кинофильмам.

– Мне необходимо повидаться с вами по делу… – Я произнес слова, которые были ключом к тайне.

Некоторое время трубка молчала. Наконец Хосикава Хосико заговорила. Она старалась казаться спокойной, но в голосе ее слышалась тревога.

– Что вы намерены делать?

– Об этом я хотел бы поговорить с глазу на глаз…

– В таком случае сегодня вечером в холле отеля «Т». Помню, однажды мне пришлось брать у нее интервью.

Тогда она тоже выбрала местом встречи этот отель. Неужели она всегда назначает свидания только там? Но одно дело ради рекламы продемонстрировать публике журналиста, берущего у тебя интервью… Сейчас она из начинающих стала почти «звездой»… Нет, в данном случае она явно оплошала, место неподходящее.

«Не торопись», – мысленно произнес я и тут же услышал голос, спешивший исправить ошибку:

– Нет, приходите-ка лучше ко мне домой. В семь вечера.

Сойдя с пригородного трамвая на указанной мне остановке, я заметил, что волнуюсь. «Так не годится», – сказал я себе. Мне вспомнилась притча про вора, который, пробираясь в намеченный дом, наложил большую кучу перед воротами, и волнение мое улеглось.

Очень хотелось есть. Прямо у остановки я приметил китайскую закусочную.

Я заказал рамэн.[2]

вернуться

1

Юки – по-японски «снег»

вернуться

2

Распространенное в Японии дешевое блюдо китайской кухни, лапша в мясном бульоне.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: