Глаза матери засверкали. Казалось, ещё мгновение – и она вцепится в ирена.

– А теперь забирай хлеб и ступай в дом, – сказал ирен и приподнял посох. – И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный!

Глаза матери погасли. Плечи сгорбились, будто на них навалилась непосильная тяжесть. Отец так и не вышел проводить его. Возможно, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты.

Ирен легонько толкнул Тилона в затылок, и мальчик очутился среди сверстников.

– Двинулись! – сказал ирен, хлопнув в ладоши, и кучка детей, разбившись попарно, двинулась вдоль улицы.

До самого поворота Тилон оглядывался, но отчётливо разглядеть мать ему мешали слезы, застилавшие глаза. Он только видел её тонкую фигуру, стоявшую у ворот неподвижно, словно изваяние из паросского мрамора, которое возвышается на главной городской площади.

Маленькая группа вскоре миновала селение и вышла на открытую дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали. Руководитель группы шёл, беспечно насвистывая и опираясь на длинную, в полтора его роста, суковатую палку, вырезанную из молодого орешника.

Вскоре после того, как они вышли из селения, Тилон немного освоился. Кровь разогрелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: прохладная бархатная пыль слегка холодила ноги.

Рядом с Тилоном в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул локтем соседа. Тот ответил.

– Как ты думаешь, а сколько ему лет? – тихонько спросил Тилон.

– Кому? – не понял остролицый.

– Ирену, старшему нашему, – чуть погромче пояснил Тилон.

Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно, в такт шагам пошевеливающиеся лопатки ирена, который шагал во главе маленького отряда. Лёгкий рассветный ветерок перебирал иссиня-чёрные непокорные кудри ирена, схваченные узким кожаным ремешком.

– Думаю, ему лет двадцать, – шепнул наконец остролицый.

– Пожалуй, – громко согласился Тилон. – И я думаю, что нашему ирену не больше двадцати.

– Тише, – прошептал остролицый. На них испуганно оглядывались: ведь перед тем как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать молчание и «военную дисциплину», как он выразился. Тогда же он пояснил, что «ирен» означает «начальник группы» и все они должны ему беспрекословно подчиняться.

– А чего бояться? – громко сказал Тилон.

Он шёл в самом конце колонны, и ирен, по-видимому, не слышал этих слов. Ведь утро уже властно вступало в свои права, и обычный лёгкий шум и суматоха, характерные для лучезарного начала летнего дня, могли заглушить слова Тилона: в кустах возились и на все лады распевали пичужки, стрекотали цикады, откуда-то из полей доносилась протяжная жалоба осла.

Так или иначе, ирен продолжал шагать, не оглядываясь. Это придало Тилону смелости.

– Нашему ирену только двадцать лет, а он шагает с палкой, как древний дед! – выкрикнул в рифму Тилон и первый громко засмеялся.

Ирен внезапно остановился и резко обернулся. Колонна, ребят замерла, и потревоженная пыль принялась медленно оседать на просёлочную дорогу. Испуганные мальчики инстинктивно сбились в кучу, словно овцы перед грозой.

Ирен опёрся на палку.

– Кто это крикнул? – спросил он.

Мальчики молчали.

– Кто первый крикнул? – повторил вопрос ирен и медленно прошёлся вдоль рядов, вглядываясь в лица. Встречая его взгляд, мальчики опускали глаза.

– Значит, один трус среди вас уже имеется, – голосом, не предвещавшим ничего доброго, произнёс Ирен. – Нечего сказать, хорошо начинает свой путь новая агела! Ладно, посмотрим, каковы остальные. Пусть тот, кто заметил крикнувшего, укажет его.

Ирен выждал ещё несколько минут. Мальчики по-прежнему молчали.

– И это называется агела?! – воскликнул ирен. – Да вы знаете, что такое агела?

– Агела – это стадо, – осмелился кто-то подать робкий голос.

– Верно, – кивнул ирен. – Но это слово имеет и второй, главный смысл. Агела – отряд мальчиков, которых воспитывает государство. Выходит, среди вас не один трус, а все вы трусы? Хороши юные спартанцы!.. Тогда подскажите мне, какая лучшая награда для труса?

Ребята молчали.

– Для труса лучшая награда – палка, – сам себе ответил ирен. – Сейчас каждый из вас отведает, какова на вкус эта штука! – потряс он в воздухе посохом. – И клянусь всеми богами, это будет только справедливо!

Мальчики замерли.

– Начнём по порядку! – С этими словами ирен приблизился к смуглому мальчишке, стоявшему впереди всех, и занёс ореховую палку.

– Стой, ирен! Не бей! – донёсся до него отчаянный крик из хвоста колонны.

Ирен опустил орудие наказания. Из рядов вышел побледневший Тилон и медленно приблизился к нему.

– Значит, это ты нарушил порядок? – спросил ирен.

– Я, – сказал Тилон.

С минуту ирен изучающе оглядывал долговязую фигурку стоящего перед ним мальчика.

– Ты смел, Тилон. Это хорошо, – сказал ирен, и мальчики, с тревогой наблюдавшие за развитием событий, облегчённо перевели дух.

Тилон приподнял голову.

– Ты спас от сурового наказания всех своих новых товарищей, – продолжал ирен, – и за это я тебя хвалю. Но ты сделал то, чего не должен делать ни один спартанец. Ты нарушил дисциплину, и за это должен понести наказание.

Ирен занёс и быстро опустил палку на мальчика.

Первый удар пришёлся в плечо, второй раз ореховая палка хлестнула по лицу. Тилон стоял не закрываясь. Он изо всех сил старался глядеть прямо вперёд невидящими глазами. Второй раз за это утро слезы заливали ему глаза.

Мальчики, не ломая порядка, в котором они стояли, безмолвно наблюдали за экзекуцией. После третьего удара Тилон пошатнулся, после пятого – рухнул на дорогу, подняв небольшое облачко пыли.

Ирен опустил посох.

– Надеюсь, это послужит уроком для всех, – обвёл он взглядом агелу. – А теперь отнесите его в тень, – указал он на придорожные кусты.

После того как Тилона привели в сознание и напоили водой, агела, немного отдохнув, снова двинулась в путь. Тилон шагал на прежнем месте, стараясь держаться как ни в чём не бывало. Только багровые рубцы на плече и лице напоминали о том, что он недавно перенёс.