Зайдясь в приступе кашля, Сю-Тунь положил перо и закрыл тетрадь. Утренний свет резче обозначил его впалые щеки, а холодный голубой цвет глаз придавал взгляду такую отстраненность, что можно было подумать, что он грезит с открытыми глазами. Несколько мгновений иезуит сидел, обхватив голову руками, словно стараясь помешать ей разлететься на куски. Затем, сделав над собой усилие, которое огнем отозвалось в суставах, он опустил руки в кадку с холодной водой и сполоснул лицо и шею. Когда он в очередной раз наклонился над сосудом, его четки выскользнули из складок одеяния и упали в воду. Оторопев, он не сводил глаз с искривленного водной рябью креста, что лежал поверх дракона, вырезанного на дне кадки.

* * *

Поправляя на ходу головной убор, мандарин решительной поступью направлялся к дому скопца Доброхота. Он решил, что для такого визита — внеурочного и неофициального — паланкин был бы излишен, и теперь спокойно обдумывал на ходу различные аспекты обоих дел, которые ему предстояло разъяснить. Что-то не давало ему покоя, и это что-то было связано с господином Доброхотом. Что за совпадение привело к тому, что скопец оказался замешанным сразу в обоих делах? Сначала он, как ответственный за работу порта, проверял пропавший впоследствии груз, а немного спустя зарезали его брата. Однако мандарин Тан был вынужден признать, что была еще одна причина, заставлявшая его интересоваться скопцом Доброхотом: отношения, связывавшие этого человека с двумя прекрасными созданиями, с которыми ему самому довелось познакомиться за последние дни.

Он с волнением вспоминал шелковистые косы госпожи Аконит и ее властный тон, который так шел ей. Редко встретишь женщину, в которой так гармонично сочетаются грация и темперамент. Однако, чтобы разгадать тайну кораблекрушения, необходимо было понять, могла ли она иметь отношение к смерти найденных в трюме женщин. У мандарина не выходила из головы темная история гибели ее мужа, окутывавшая молодую женщину ореолом тайны. Чего еще могла она ждать от жизни, после того как избрала путь добровольного изгнания?

Из задумчивости судью вывела стайка запыхавшихся мальчишек, торопившихся в школу. Судя по красной дорожной пыли, покрывавшей их босые ноги, некоторым из них пришлось пробежать немалое расстояние от деревни до города. Веселой гурьбой, с шутками и смехом, мальчуганы продолжали свой путь. Судье вспомнилось его собственное детство, такое же беззаботное, сотканное из дней, которым, казалось, не будет конца, когда он вот так же бегал по пыльным тропинкам в школу или на реку, где водились крупные, в локоть длиной, рыбины, а вдоль берегов росли деревья, ветви которых гнулись от спелых плодов.

Однако эти приятные воспоминания рассеялись, когда он проходил мимо погруженной в безмолвие резиденции графа Дьема. Со вздохом судья посмотрел вверх, на балкон, где ему все еще виделось распростертое в луже крови тело. Динь, должно быть, допрашивает сейчас торговца тканями, подумал он. Там, в дорогой его сердцу обстановке, он, уж конечно, отыщет новую ниточку…

Он шел к дому скопца Доброхота, и перед его внутренним взором снова встало женское лицо. Хрупкий, изящный образ госпожи Стрекозы, какой он запомнил ее во время той недолгой встречи, заслонил крепкую фигуру госпожи Аконит, и он принялся представлять себе ее жизнь с таким мужем. Что ждало в будущем столь прекрасную женщину, молодость которой была обречена на увядание рядом с неполноценным мужчиной? А что, если с усопшим графом, ее деверем, ее связывали более близкие отношения? Надо было изучить эту возможность, поскольку так или иначе — мандарин был убежден в этом — разгадка смерти графа кроется в его истории. И тут бедная графиня Дьем им явно не помощница.

Остановившись перед монументальным входом в имение скопца, мандарин покачал головой.

— Еще один бедняк, — пробормотал он, вспоминая роскошный дом графа Дьема. — Похоже, к деловым людям сапеки текут рекой.

С лестницы уже торопливо сбегал слуга, чтобы проводить его внутрь дома с изогнутой, крытой желтой и зеленой черепицей крышей, придававшей ему вид официального здания.

Мандарин Тан велел отвести его к скопцу Доброхоту, на что управляющий сделал огорченное лицо.

— Я глубоко сожалею, но вынужден сообщить, что мой господин рано утром отправился на встречу с португальскими купцами и вернется лишь к вечеру.

— А госпожа Стрекоза дома?

— Моя госпожа погружена в глубокую медитацию, однако я сейчас посмотрю, можно ли ее побеспокоить.

Мандарин прошел за слугой по длинным коридорам с лаковыми колоннами и остался ждать в вестибюле, богато украшенном мозаиками, синева которых говорила о явно нездешнем происхождении. В окружении керамических статуэток, изображавших воинов в парадном одеянии, стояла жаровня в форме слона. На одноногом столике розового дерева, на хрустальной шахматной доске были расставлены фигуры из массивного серебра. Мандарин подумал, что встреча с госпожой Стрекозой позволит ему лучше уяснить для себя ее отношения с мужем и, возможно, узнать, связывало ли ее что-то с его покойным братом.

Дверь комнаты для медитации приоткрылась, пропуская слугу, и судья мельком заметил совершенно пустой зал без мебели, посреди которого стояла лишь резная курительница для благовоний, украшенная изображениями облаков. Госпожа Стрекоза с распущенными волосами сидела, выпрямившись, спиной к двери. Мандарин встал, собираясь войти, но слуга прикрыл за собой створки и почтительно поклонился.

— Госпожа Стрекоза изволила сказать, что не следует тревожить ее в настоящий момент, и просит вас принять ее извинения.

Партия всего лишь откладывается, подумал про себя раздосадованный судья. Отсутствующий муж и медитирующая жена не могут помешать правосудию вершиться должным образом.

* * *

— Воздушных змеев? — недоверчиво повторил мандарин. — Не понимаю, кто мог запускать змеев в резиденции графа. Насколько я знаю, у них нет детей.

Ученый Динь развел руками и пожал плечами.

— Неужели в кровавом убийстве этого аристократа-сластолюбца повинен душевнобольной ребенок? Предположим, что в результате любовных утех усопшего на свет появился внебрачный ребенок и что теперь, окончательно сбившись с пути, он жаждет получить шкуру своего родителя…

— Предоставляю тебе самому в свое удовольствие копаться в этой грязи.

Поиски Диня привели их к новой загадке. Какое же отношение к убийству графа мог иметь воздушный змей?

— Существует, однако, период, когда воздушные змеи властвуют безраздельно: в конце осени, перед самым наступлением зимы…

— «Когда заблудшая лань шуршит сухими листами, когда скоротечность времен вселяет глубокую грусть…», — ответил ему ученый Динь словами известного стихотворения. — Ты имеешь в виду праздник Чунг Цюй, когда запускают воздушных змеев, чтобы вместе с ними воспарить духом во вневременное пространство?

— Вот именно. Правда, сейчас только начало лета, — со вздохом заметил мандарин.

Судья озабоченно посмотрел в окно. Они топчутся на месте, это яснее ясного. В кишевшей снаружи толпе, несомненно, ходит кто-то, кто повинен в смерти графа, и этот кто-то, совершая преступление, преследовал абсолютно четкую цель. Им надо найти мотив преступления, без этого виновник никогда не будет найден.

Внезапно резко отворилась дверь, пропуская начальника полиции Ки, запыхавшегося и встрепанного, как обычно.

— Ну что, хорошо пробежались? — игривым тоном поинтересовался ученый Динь.

Господин Ки несколько мгновений жадно хватал ртом воздух, а затем обратился к судье, который все это время недоумевал, какая катастрофа могла стрястись на этот раз.

— Господин судья! Невероятная вещь! Один монах только что сообщил о новом похищении надгробного камня, у выхода из города!

Мандарин Тан ударил кулаком по столу.

— Ну, это уж слишком! Что за помешанный собирает могильные камни для своих мрачных утех? В этом городе что, живут одни сумасшедшие?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: