Возникший на холме Бирса — очень хорошем естественном укреплении — и на прилегающем к нему морском берегу небольшой на первых порах поселок был назван Новым городом (по-финикийски Картхадашт; в русской литературе обычно употребляется название Карфаген, происходящее от латинской формы этого названия Carthagо). Постепенно он разрастался; его удобное положение привлекало к нему массу переселенцев, причем не только финикиян, но и греков, италиков и этрусков. Его важнейшей достопримечательностью стали многочисленные верфи и судоремонтные мастерские, где работали государственные к частные рабы. Долго строили карфагеняне искусственный порт — котон. Там корабли могли укрыться от непогоды более надежно, чем в естественной гавани. Порт состоял из двух частей, соединенных между собой небольшим узким протоком: военного порта, имевшего форму почти правильного круга, и прямоугольного гражданского. Посредине военного пор га помещался искусственный остров, где находилось управление командующего флотом и начальника гавани. Карфаген рано стал одним из самых оживленных портов того времени. Лес мачт со свернутыми парусами — вот что видел каждый, кто смотрел на город со стороны моря.
ЗАГАДОЧНАЯ СТРАНА ОФИР
Продвижение финикиян к югу Красного моря, как уже упоминалось, стало возможным прежде всего благодаря союзу Тира с Иудейско-израильским царством. Правители этого царства длительное время вели активное наступление на юг Палестины, стремясь захватить и удержать район, где сейчас расположены иорданский порт Акаба и израильский Эйлат. Этот район славился богатейшими залежами меди, которая добывалась, вероятно, уже в конце II тысячелетия, и к тому же представлял собой естественную гавань, открывающую доступ к Красному морю.
Именно здесь, на месте холма, который местные кочевники арабы называют Телль Хелейфе, по приказанию царя Соломона в X веке до нашей эры был построен порт Эционгебер. Как показали раскопки, он был окружен мощной оборонительной стеной толщиной до 2,5–3, а в некоторых местах и до 4 метров; высота стены, как полагает известный американский археолог Нельсон Глюк, достигала почти 8 метров. На ее южной стороне, вблизи юго-западного угла, находились обращенные к морю главные ворота города. Сложная система укреплений защищала город от нашествий врага и, кроме того, помогала держать в узде покоренное население, постоянно бунтовавшее и стремившееся сбросить чужеземный гнет.
Именно отсюда Соломон и Хирам отправили совместную морскую экспедицию на юг Красного моря. «И корабль построил царь Соломон в Эционгебере, что вблизи Элота (современного Эйлата. — И.Ш.), у берега Красного моря, в стране Эдом. И послал Хирам на корабле рабов своих — моряков, знающих море, с рабами Соломона. И прибыли они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать киккар,[8] и доставили царю Соломону», — читаем мы в библейском историческом повествовании. Всего на двух кораблях было привезено немногим менее 250 тонн золота. После этого плавания экспедиции в Офир, очевидно, следовали одна за другой. Офирское золото много раз фигурирует в текстах Библии; до нас дошел и один древнееврейский документ VIII века до нашей эры, в котором упоминается золото из Офира, предназначенное для доставки в город (или, возможно, святилище) Бет-Хорон. Кроме золота оттуда привозили драгоценные сорта дерева и камня.
Хотелось бы, однако, выяснить, где находился этот таинственный Офир. Древнему читателю, разумеется, не нужно было ничего объяснять: он и так все знал. Но именно поэтому современные исследователи вынуждены теряться в догадках. Офир помещали на всем обширном пространстве вдоль азиатского берега Индийского океана — в Южной Аравии, Индии, на Цейлоне и даже на Малаккском полуострове. Все эти предположения невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Говорят, Офир не мог быть расположен в Южной Аравии потому, что ока была связана с Сирией и Палестиной сухопутной караванной дорогой. Но разве нельзя было проложить туда и морской путь? Утверждают, что население Индии не позволило бы чужеземцам добывать и вывозить свои сокровища. А откуда известно, что бы стали делать жители Индии три тысячи лет назад? Ведь никаких конкретных обстоятельств мы не знаем. Вообще доводы, начинающиеся стандартной фразой «трудно себе представить, что…», кажутся при серьезном рассмотрении научных проблем неуместными. По мнению другой группы исследователей, Офир находился где-то в Африке — либо в районе Зимбабве, либо в золотоносных районах Нила, у границ Эфиопии. Однако никаких следов финикиян в этих местах не обнаружено. Пока можно сказать только одно: страна Офир лежала где-то на берегу Индийского океана; пути к ней вели через Красное море.
Что же касается связей с Южной Аравией, то они, очевидно, поддерживались систематически. В городе Бет-Эль (Палестина) найдена южноарабская печать, датируемая X–IX веками до нашей эры. В Библии неоднократно упоминаются сабейцы,[9] которые по сухопутным путям доставляют в финикийские города благовония и вывозят оттуда рабов.
«СИДОН Я НИСПРОВЕРГ И КАМНИ БРОСИЛ В МОРЕ»
(В. Брюсов)
Период IX–VII веков до нашей эры был в истории финикиян до известной степени переломным. Как раз в это время те финикийские колонии на западе, которые не имели политической независимости, обрели ее, а затем вошли в состав могущественной Карфагенской державы. С этого момента пути восточных финикиян и их судьбы разошлись с путями и судьбами финикиян западных.
Восточные финикияне в этот период постоянно подвергались нашествиям ассирийских завоевателей, грабивших и разорявших покоренные территории, накладывавших на местное население тяжелые поборы и повинности. Для упрочения своего господства царь Тиглатпалассар III учредил во второй половине VIII века в северной части Финикии наместничество, избрав для него центром сравнительно незначительный город Симирру.
В крупнейшие финикийские города, такие, как Тир и Сидон, ассирийские власти назначили специальных сборщиков податей. Особенно тяжелым и разорительным был налог на рубку ливанского кедра, предназначавшегося для продажи. Впрочем, ассирийцы запрещали вывозить кедр за пределы своей державы — в Египет и Палестину. Не мудрено, что притеснения сборщиков налога вызвали сильнейшее возмущение в Тире и Сидоне; уже в 30-х годах VIII века там происходят бунты, жестоко подавленные завоевателями.
И тем не менее финикийским городам-государствам удавалось сохранять свою внутреннюю автономию, в том число и своих местных царей там, где они были, хотя, естественно, ассирийцы и старались повсеместно делать правителями своих ставленников. Вот, например, как складывалась в этот период политическая ситуация в Тире. По-видимому, он был центром государства, включавшего обширные территории как на азиатском материке, так и на Кипре. Достаточно сказать, что он осуществлял в какой-то форме власть даже над Сидоном.
Тир поддерживал тесные дружеские связи с Дамасским царством и древним Израилем. Как известно, дамасский царь Бар-Хадад (первая четверть IX в.) даже счел возможным соорудить специальную надпись в честь тирского бога Мелькарта. Союз Тира с Израильским царством был скреплен узами династического брака (израильский царь Ахав был женат на Изевели, дочери тирского царя Этбаала). Это позволило Тиру в середине IX века оказывать определенное влияние на политическую жизнь палестинских государств.
Самостоятельность Тира, его стремление держаться независимо по отношению к ассирийским властям приобрели вызывающий характер. Тирский царь Элулай даже совершил в середине VIII века поход на Кипр, чтобы усмирить бунтовавший Китион — крупнейший финикийский центр на этом острове. Поход Элулая побудил ассирийского наместника царевича Салмаиассара продемонстрировать беспокойным подданным силу ассирийского меча.
Все города Южной Финикии, находившиеся под властью Тира, в том числе и Си дон, приняли сторону ассирийцев, видимо не только потому, что опасались расправы, но и потому, что, избавившись от тирского «посредничества», рассчитывали приобрести несколько большую политическую самостоятельность. Они предоставили в распоряжение ассирийского наместника свой флот для нападения на Тир с моря. Однако тирянам удалось разгромить значительно больший, чем их собственный, объединенный флот противников. После этой неудачи Салманассар, став, очевидно, к тому времени уже царем, начал планомерную осаду Тира с суши, изолировав его от источников водоснабжения; целых пять лет тиряне были вынуждены пользоваться не привозной водой, как обычно, а водой из вырытых на острове колодцев. Воды не хватало. Завершил осаду и «умиротворил» Тир Саргон II, свергнувший Салмаиассара в 722 году.