Вдруг из-под ног лейтенанта, гулко ухнув и взмахнув тяжелыми, широкими крыльями, вылетела большущая ночная птица. Мартинес остановился как вкопанный. В тридцати футах выше раскачивался под ветром огромный осколок базальтовой глыбы. Внезапно он сорвался вниз и, сметая все на своем пути, с молниеносной быстротой и ужасающим грохотом покатился в пропасть.

— Санта Мария! — выскочил из-за поворота Хосе. — Надеюсь, вы живы?.. Ну и обвал! Пошли назад.

Не говоря ни слова, Мартинес последовал за матросом, и вскоре они оказались на нижнем плато, где увидели широкий след, оставленный обрушившейся скалой.

— Санта Мария! — вскричал Хосе. — Где лошади? Неужели их унесло вниз?

— О Боже! — воскликнул Мартинес.

— Смотрите, лейтенант!

Дерево, к которому они привязали лошадей, исчезло в пропасти.

— Окажись мы в седле… — философски начал Хосе.

Мартинес, не в силах скрыть охватившее его отчаяние, прошептал:

— Змея, высохший источник, обвал…

Глаза его злобно сверкнули, и он бросился на Хосе со словами:

— Не ты ли упоминал капитана Ортеву?! — Губы лейтенанта кривились от ненависти.

— Не сходите с ума! — закричал, отступая, матрос. — Скажем «прощай» нашим коням и скорее уйдем отсюда: негоже оставаться там, где старуха гора трясет гривой!

Испанцы в мрачном молчании зашагали дальше. Лишь к середине ночи прибыли они в Куэрнаваку, но там не удалось раздобыть коней, и на следующее утро путники отправились, на гору Попокатепетль пешком.

На этих труднодоступных высотах, относящихся к ледникам и называемых «холодными землями», было холодно и почти не осталось растительности: прозрачные силуэты чахлых елей все чаще мелькали среди дубов, чудом укоренившихся, в высокогорном климате. Реже попадались источники пресной воды. Облака окутывали вершины.

Шесть долгих часов поднимались наши герои к перевалу, обдирая руки об острые гранитные выступы скал и сбивая ноги на каменистых горных тропинках. Вскоре усталость заставила путников сделать привал. Хосе занялся приготовлением скудной пищи бормоча про себя:

— Черт дернул нас поехать этой дорогой!

Их надеждам найти в высокогорном селении хотя бы одного коня не суждено было сбыться. Та же нищета и угрюмая нелюбезность, что и в Куэрнаваке! Пришлось шагать дальше.

Дорога становилась все труднее, подъем все круче. Казалось, узкие тропы дрожат под ногами, скалы угрожающе нависают над головой, а ущелья по обе стороны тропы бездонны. Вот и высочайшая из гор — Попокатепетль; тщетно старались путники разглядеть вершину: туман застилал ее.

Куда идти дальше? Где верный путь? Пришлось взобраться на высокую гору — индейцы называли ее «Дымящейся скалой»: на склонах еще сохранились следы лавы после недавнего землетрясения. Темные трещины покрывали крутые бока горы. Мощные подземные толчки сильно изменили суровый ландшафт с тех пор, как Хосе проезжал здесь в последний раз, и теперь матрос с трудом выбирал из множества извилистых троп нужную и прислушивался к шуму, глухо доносившемуся из глубоких расселин.

Солнце стояло уже совсем низко над вершинами, его закрывали тяжелые синие облака — стало почти темно. В воздухе повеяло грозой: такое не редкость в горах, где скорость испарения воды с почвы растет вместе с высотой. Деревья и кустарник исчезли; пики поблескивали вечным льдом.

— Все, больше не могу, — спотыкаясь от усталости, простонал Хосе.

— Не останавливайся! — приказал лейтенант. Щеки его пылали лихорадочным, багровым румянцем.

По ущельям Попокатепетля прогремели первые раскаты грома.

— Черт меня подери, я, кажется, заблудился в этих проклятых горах! — вскричал Хосе и упал наземь.

— Поднимайся, надо идти! — Мартинес встряхнул матроса, поставил на ноги.

— И ни одной живой души вокруг! — стонал Хосе. — Некому указать дорогу!

— Ну и слава Богу!

— Да знаете ли вы, что в Мехико ежегодно происходит более тысячи убийств и окрестности столицы вовсе не безопасны!

— Тем лучше для нас!

Капли дождя засверкали на острых гранях скал, освещенных последними лучами солнца.

— А что там, за горами? — спросил лейтенант.

— Слева мы должны увидеть Мехико, а справа — Пуэблу, если, конечно, удастся хоть что-нибудь разглядеть в этой кромешной тьме! Прямо перед нами должна стоять гора Икктачиху-альт, в ущелье есть дорога… Но кто знает, доберемся ли мы до него?

— В путь!

Хосе знал, что говорил: высочайшие горы Попокатепетль и Икктачихуальт окружают гигантскую впадину вулканического происхождения; длина ее восемнадцать лье, а ширина двенадцать. На плато, окружностью семнадцать лье, расположена столица Мексики. Надо добраться до перевала, потом будет легче, и дорога, идущая на север по плато Анахуак, — удобнее. Она окружена вязами и тополями, кипарисовыми рощами, посаженными еще ацтекскими королями;[30] заросли хинных деревьев напоминают очертаниями европейские плакучие ивы; возделанные поля и цветущие сады обещают богатый урожай: яблони, вишни, гранатовые деревья здесь прижились и хорошо плодоносят под сводами синих небес, дыша разреженным, сухим воздухом.

Бесконечные раскаты грома сотрясали горы; лишь только дождь и воющий ветер смолкали, как грохот еще сильнее и звонче раздавался в ущельях. Хосе сыпал проклятиями, а лейтенант угрюмо и злобно поглядывал на него, словно видел перед собой человека, от которого необходимо избавиться любой ценой. Вдруг яркая молния осветила горы. О ужас: моряки стояли у самого края пропасти! Мартинес вплотную подошел к Хосе и опустил руку ему на плечо.

— Я боюсь, Хосе! — признался он.

— Чего, грозы?

— Нет, бури, бушующей в моей душе!

— Неужто все еще вспоминаете капитана? Да это просто смешно!

Однако Хосе не смеялся: он видел лицо Мартинеса. Снова ударил гром, и лейтенант не помня себя закричал что есть мочи:

— Молчать! Молчать, говорю!

— Не то вы выбрали место и время, чтобы орать, лейтенант! — обозлился Хосе. — Если уж вам так страшно, закройте глаза и заткните уши!

— Смотрите!.. Там… Капитан!.. Дон Ортева!.. Какая рана на голове!..

В двадцати шагах от них, в свете молнии, возникла чья-то темная фигура — и вдруг Хосе увидел прямо перед собой бледное, перекошенное лицо Мартинеса. В руке лейтенанта сверкнул кинжал.

— Что вы делаете? — вскричал Хосе.

Но было поздно.

Вспышка молнии осветила труп матроса. Мартинес кинулся бежать, сжимая в руках оружие.

Через минуту над телом Хосе склонились два человека.

— Одним меньше! — проговорил один из них.

А Мартинес как потерянный блуждал по безлюдным горным тропам и звал на помощь. Дождь хлестал его по лицу, он спотыкался и скользил на мокрых валунах. Потом остановился и прислушался: откуда-то доносился глухой шум падающей воды. Лейтенант стал спускаться по склону и скоро обнаружил плетенный из лиан агавы мостик, перекинутый над бурным потоком. Судорожно цепляясь за веревочные перила, Мартинес пополз по мостику — тот был укреплен лишь несколькими вбитыми на обоих берегах деревянными кольями и раскачивался на ветру, как паутинка. Вот уже другой берег, спасение! Но на пути снова стоит темный силуэт человека!.. И там, на другом берегу, — тоже! В отчаянии лейтенант встал на колени посреди шаткого мостика.

— Это я, Пабло! — раздался знакомый голос с одного берега.

— Это я, Якопо! — прозвучало с другого.

— Ты совершил предательство и сейчас умрешь!

— Ты убил человека и должен погибнуть!

Прогремели два выстрела. Колышки, удерживавшие мостик, рухнули под ударами топоров. С ужасающим воплем Мартинес полетел в пропасть.

Пабло и Якопо встретились чуть выше по течению реки Икктолукка, где ее можно было перейти вброд.

— Я отомстил за дона Ортеву, — сказал Якопо.

— А я — за Испанию, — откликнулся Пабло.