— Отстань, — повторил настойчиво Жанлен. — Не люблю дождь.

Жак вроде согласился и вышел из комнаты, но сама форма этого согласия настораживала.

Прошла минута. Ничего. Другая. Ничего. И вдруг Жанлен почувствовал, как по шее, по голове и рукам побежали обжигающие холодные струи.

— Ах ты! — Рывком откинув одеяло, он вскочил с постели и попытался ухватить хохочущего брата за руку.

Тот ловко вывернулся и вылетел пулей из комнаты, расплескивая по пути воду, которую принес в кружке. Но это не остановило Жанлена. Да как он смеет нарушать сон старшего брата! В груди закипала чисто детская обида и радостный гнев. Именно радостный! Давно они так не веселились. Ну сейчас он получит!

Жертва попыталась скрыться в своей спальне, но разъяренный преследователь настиг его раньше. Жак был гораздо тоньше брата. Хрупкий, легкий его скелет хорошо подошел бы гимнасту или циркачу. Жанлен же, напротив, отличался довольно массивным телосложением. Сильные руки, широкие, истинно мужские плечи.

Фигура его, впрочем, не была лишена своеобразного изящества. Нет, он никогда не походил на медведя-увальня. Скорее на хорошо тренированного подтянутого пса, в то время как Жак — на хитрого тонколапого кота-проныру.

Жанлен поймал брата за воротник пижамы.

— Бунт на корабле! — завопил он. — Вы ответите за это, сударь!

Жак не мог ответить, смех сдавил ему горло.

Жанлен протащил брата через всю квартиру и, запихнув в ванну, принялся поливать холодным душем.

— На! Получай!

— А! — застонал, давясь смехом, Жак. — Пусти!

— Не пущу! — заорал Жанлен. Тут вдруг ему вспомнилось, что еще вчера брат говорил, что, возможно, подхватил простуду. Еще не хватало усугубить ее. Жанлен поспешно закрыл холодную воду, уже раскаиваясь в своем поступке.

Шутки шутками, а здоровье — вещь тонкая.

Жак удивленно посмотрел на него. В чем дело? — казалось, говорили его смеющиеся, радостные глаза. Что-то не так? Он стал отряхивать волосы и отжимать рукава и полы пижамы.

— Я принесу белье и полотенце, — сказал Жанлен, принимая строгий вид, а рука его уже регулировала воду, делая ее достаточно горячей.

Заговорил, заговорил внутри него старший. Ведь старшие всегда отвечают за младших. Жанлен уже упрекал себя за опрометчивость. Жак… Что Жак, какой с него спрос? Ему дай волю, он на своих пленэрах будет торчать в мороз с температурой сорок.

— Что? — не понял Жак. — Что ты…

Ну конечно, он уже и думать забыл о своей простуде. По какому такому закону младшие братья всегда оказываются живым воплощением легкомыслия? Жанлен сам ответил себе: именно потому, что старшие всегда стремятся думать за них, уберечь, предостеречь. И при этом ему и в голову не приходило, что Жаку 2 января этого года тоже исполнилось 27 лет.

Хотя, с другой стороны, природа словно не поровну поделила свои дары между братьями.

Жанлен болел редко, почти никогда. Сильный организм выдерживал любые инфекции. Жак же, напротив, цеплял все подряд и отрабатывал норму за двоих. Какими только болезнями он не переболел в детстве! Может быть, еще поэтому Жанлен, ощущая свое физическое превосходство, чувствовал себя обязанным.

Природа дала тебе больше сил, так заботься о слабом.

— Прогрейся как следует, — наставительно заметил он, выходя из ванной.

Жак не сопротивлялся. С детства он привык принимать эту странную, порой даже слишком странную заботу брата. Охотно подчинялся, не смел перечить. Да ему и в голову не приходило, что с Жанленом стоит спорить в подобных случаях. Ведь он сообразительнее, умнее. Жак всегда отдавал пальму интеллектуального первенства брату. Тот был предприимчивее, практичнее, лучше разбирался в жизни. Короче, оба абсолютно устраивали друг друга, не замечая в своих отношениях ничего абсурдного. Была и еще одна особенность. Стоило Жаку проявить заботу, о Жанлене, как тот шарахался в сторону, словно брат посягал на святое.

Так и жили. С тех самых пор, как эти порядки установились в родительском доме. Они не вызывали сомнений, к ним как-то очень быстро привыкали окружающие посторонние люди. Все правильно, иначе и быть не может.

За завтраком много шутили, много смеялись.

Теперь и самому Жанлену произошедшее не казалось трагедией. Подумаешь, испортил снимок. Ну и что. Сделает другой, но зато какая девушка! Замечательное фото. Вот бы найти ее и отдать.

— А ты сходи в полицию, — предложил Жак, разрезая по детской привычке кусок сыра на мелкие кусочки. — Говорят, у них в базе данных есть фотографии всех проживающих в городе постоянно. Паспортные фото.

— Пожалуй, — кивнул Жанлен. — Стоит — сходить. Но, мне кажется, нужна более веская причина, чтобы разыскивать человека. Причину обязательно спросят. И что я скажу: знаете, сфотографировал случайно, хочу отдать снимок. Они пошлют меня в розовый квартал крутить любовные шашни. Дурак поймет, что это лишь предлог. А на самом-то деле не предлог! Вот что будет обидно.

— А ты уверен? — Жак хитро подмигнул.

— В чем? — не понял Жанлен.

— Ну что предлог?

— Конечно, а по-твоему, у меня есть основания? Ты же знаешь мою позицию в этом вопросе. Только девушка, поразившая меня с первого взгляда, удостоится чести попытаться занять место моей супруги.

— Глупо. — Жак ухмыльнулся. — Ладно. Мне пора. Пойду, а то заказчики сегодня должны прийти за работой.

— Пока.

Дверь захлопнулась, и Жанлен вдруг почувствовал себя одиноким. Вот уж странность так странность. Раньше с ним не случалось подобного. Интроверт до глубины души, он не мог долго находиться среди людей. Даже брат через какое-то время начинал тяготить его своим присутствием. Это у них с Жаком общее. Потому-то, как только появилась возможность жить раздельно, братья разъехались, хотя жить друг без друга не могли. Жанлен стал убирать со стола, потом принялся мыть посуду. Но странное ощущение одиночества не покидало его. Пойти в ателье к Виктору? Заглянуть на работу: вдруг есть новые заказы и нужно срочно ехать куда-нибудь.

Жанлен уцепился за эту мысль. Почему-то командировка, которые он вообще недолюбливал, сегодня показалась ему чуть ли не заветным желанием.

Он оделся и вышел на улицу. Было не холодно, дул теплый ветерок. Дождь, бушевавший ночью, стих. Его рассеявшиеся в туманном воздухе струи, казалось, затекали за воротник, и хотелось съежиться, сделаться меньше.

Жанлен ускорил шаг. В «Эстелле» было много клиентов. Какая-то молодая пара забрала оформленный свадебный альбом, потом старичок заказал фото на паспорт. Виктор долго возился с ним. То ему не нравилось, как падает свет, то — как повернута голова старика. В конце концов Жанлена, который наблюдал за приготовлениями, это взбесило.

— Да ты что, фотомодель снимаешь! — вспылил он. — Человек, может, торопится, а ты ходишь вокруг как цапля.

Виктор удивленно посмотрел на него: да, за Жанленом водятся кое-какие грешки, но несдержанность — никогда. Ни разу за все время пребывания его в Амстердаме хозяин «Эстеллы» не слышал от него грубого слова, а чтоб такие сравнения…

— Снимай и все. Это же паспорт! — продолжал возмущаться Жанлен.

Виктор растерялся. Во-первых, он на работе, а приятель его отвлекает, во-вторых, это его лавочка: почему он должен слушать чьи-то советы? Нет, это решительно не похоже на того Тартавеля, которого Виктор знал еще вчера утром.

— Послушай, я работаю, — попытался он смягчить вспыльчивость Жанлена.

Тот вроде успокоился и больше не подавал;, голоса из своего угла, но Виктор чувствовал, что это не простое спокойствие. И был прав. Едва старичок скрылся, получив квитанцию заказа, как Жанлен тут же высказал недовольство:

— Да что ты с ним копался, документ же.

И это говорит фотограф, который может сутками ждать нужного освещения, который хорошо знает цену снимкам.

Виктор не стал обижаться.

— Что с тобой сегодня? С братом, что ли, поссорился? Тебя не узнать.

Жанлену вдруг стало стыдно. Лепеча какие-то извинения и оправдания, он поднялся со стула и, попрощавшись, поспешил покинуть ателье. Виктор только пожал плечами.