- Послушайте, синьорина Лючия, я же не спрашиваю вас, почему ваш постоянный спутник, ваша тень, этот синьор Датто, если не ошибаюсь, не сводит с вас глаз, - раздраженно сказал Александр.

Лючия нагнула голову, посмотрела на него исподлобья.

- Энрико? Да потому, что Энрико любит меня, - сказала она просто. - А вы... вы... тоже любите синьору Якоби?

Александр краем глаза увидел Льва, который стоял на ступеньках и внимательно изучал бутон глицинии. Слышал ли он?

- Что за глупости вы выдумываете, Лючия! Синьора Якоби - жена известного русского художника.

Шелковистые щеки зарозовели сильнее.

- Правда? А я-то, глупая, думала... Когда она и синьора Сперанца пришли к нам и привели с собой вас и синьора Леоне, я думала сперва, что вы - муж и жена... Вот глупая я!

И с серебристым смехом Лючия бросилась бежать куда-то вниз, в гущу сада.

Александр подошел к Мечникову.

- Смешная девочка! - сказал он ненатуральным голосом.

- Советую вам получше присмотреться к этой девочке, - повернулся к нему Лев. - Не такая уж она смешная. И характер очень своеобычный. Эта девочка еще покажет себя, готов об заклад биться. - Он вытащил из кармана брегет. - Что-то долго нет профессора. Да и дамы наши обещались приехать, а их тоже нет как нет.

- Они отправились навестить Пелуццо, - сказал с важностью посвященного Александр. - Он все еще не может оправиться после тюрьмы. Пролежал в горячке на ферме под Римом, стал было поправляться, а когда его переправили сюда, опять ему хуже сделалось. Александра Николаевна сама его выхаживает, - прибавил он с явной завистью.

- Ага, наконец-то вы покончили с конспирацией! - усмехнулся Мечников. - Все последнее время в Риме я вас почти не видел. Пропадали по целым дням у Якоби, у вас завелись какие-то общие с Александрой Николаевной дела. Правда, я подозревал нечто, но спрашивать не хотел. "Сам, думаю, расскажет, когда придет время".

- Это же не наши с Александрой Николаевной дела, а общественные, вспыхнул Александр. - Вы сами понимаете, Лев, в Риме я не имел права посвящать вас в это. Я очень мучился, поверьте, мне все казалось, что я плохой друг. А здесь все проще, и я тотчас рассказал, ничего, ничего не утаил от вас.

- Гм!.. Ничего? - Лев с улыбкой взглянул на товарища. - Что ж, довольна теперь ваша душа, дружище? Ведь вы все жаждали подвигов, героики. Ну что ж, увезли из-под носа папской жандармерии важного государственного преступника, а заодно и бедного столяра, приговоренного к казни. Это ли не подвиг? И притом - добрейшее дело! Что ж, удовлетворены вы теперь?

- Вы все смеетесь, Лев! - обидчиво пробормотал Есипов. - Я же не за этим приехал в Италию, вы знаете, но обстоятельства так сложились. А теперь и подавно вы должны меня понимать. Зачем вы сами так стремились в Геную? И зачем просили представить нас обоих Гарибальди? О, я знаю, вы так же, как и я, хотите сражаться, и сражаться не просто для подвигов, а за благородное дело. Я знаю. - Он внезапно оборвал речь и поспешно сказал: Сюда идет этот поклонник Лючии, капитан Датто. Мне не хотелось бы при нем говорить о наших делах.

- Почему? - удивился Мечников. - Ведь он друг здешнего дома, верный человек, состоит, как говорят, для поручений при самом Гарибальди... Ага, вон остановился, осматривается, видно, ищет Лючию, - прибавил он, вглядываясь в гущу деревьев в конце аллеи.

- Знаю. И все-таки... - неохотно промямлил Александр.

- Почему вы так недоверчивы? - продолжал Лев. - Неужто на вас действует эта встреча под Римом? Да, может, вы ошиблись и это был не Датто? Ведь так легко иногда ошибиться.

- Нет, нет, я его сейчас же узнал! - с горячностью воскликнул Александр. - Да и вы узнаете, стоит вам только хорошенько вспомнить встречу с Пучеглазом, мальчишку Луку, деревенскую тратторию и монахов, которые сидели за столиком в углу. Готов присягнуть: один из монахов был Энрико Датто. Тот же нос и глаза, а главное, тоже левша. Я отлично помню, как он левой рукой брался за флягу с вином. Но это еще не все...

Александр не успел договорить: к ним уже подходил тот, о ком шла речь.

Это был высокий, хорошо сложенный человек лет двадцати шести двадцати семи, с размашистыми движениями и надменной посадкой головы.

Его нос с характерно римской горбинкой и острые глаза под широкими бровями невольно притягивали взгляд. "Красивый и высокомерный", - думалось при первом взгляде на Энрико Датто. "И есть в нем что-то тревожное и как будто неуверенное в себе", - думалось при втором. На капитане был старый мундир альпийских стрелков, бывалых боевых товарищей Гарибальди: коричневая куртка с зелеными обшлагами и серые брюки. Костюм этот оживлялся только красным галстуком да зеленым плащом, небрежно накинутым на плечо.

Он поклонился обоим русским и устремил взгляд на Александра:

- Синьорина Лючия у себя?

- Синьорина только что была здесь, - отвечал за Александра Мечников. - Кажется, она сейчас в саду.

Энрико Датто собирался вернуться в сад, но тут его окликнул Александр:

- Простите, капитан Датто, я с самого нашего знакомства собираюсь спросить у вас кое-что...

Датто обернулся.

- К вашим услугам, синьор русский, - любезно поклонился он.

- Видите ли, я хотел вас спросить... - немного неуверенно начал Александр. - Мне все кажется, что мы с вами уже встречались... Только тогда вы были, как это ни странно, в другом обличье... в другом костюме, я хотел сказать, - поправился он. - Словом, я хотел спросить, не были ли вы в окрестностях Рима в конце марта и не могла ли быть на вас сутана монаха?

Оба, и Александр и Лев, пристально глядели на Датто. В ответ он добродушно рассмеялся.

- То-то я вижу, синьоры, вы оба не сводите с меня глаз и в глазах у вас такое выражение, словно вы уже напали на след самого Ринальдо-Ринальдини, знаменитого разбойника. Так, значит, вы обнаружили мой маленький маскарад? Верно, меня выдала моя левая рука. Так? Ведь я от рождения левша. Но разуверьтесь, синьоры, - продолжал он с веселым выражением лица. - Я не Ринальдини. Вы, верно, слышали, что нам, соратникам Гарибальди, часто приходится проникать во враждебные области Италии. Вот вам и причина моего маскарада. У нас есть дела, которые требуют особой сноровки и... соблюдения тайны. - Он опять поклонился. Удовлетворены вы, синьоры?

- О, конечно, конечно! - поспешил уверить его Мечников. - Вот видите, Александр, все и объяснилось, - обратился он к другу, - и сутана монаха на синьоре Датто, и его появление в окрестностях Рима.

Александр был явно смущен.

- Я... я хотел спросить еще одно, капитан Датто, - сказал он извиняющимся тоном. - Не мог ли я видеть вас в начале апреля в приемной коменданта тюрьмы Сан-Микеле?

Брови Датто чуть сдвинулись над переносьем.

- Как хотите, это странный допрос, синьоры, - сказал он с принужденным смехом. - То я должен объяснить вам, почему переоделся монахом, то вы вдруг видите меня или моего двойника где-то в совсем несуразном месте. Позвольте вам сказать, чтоб уж раз навсегда покончить с этими вопросами, - обратился он уже прямо к Александру. - Для интересов нашего дела мне однажды действительно понадобилось надеть сутану. Но с конца марта я здесь, в Генуе, исполняю поручения генерала и никак не мог бы одновременно находиться в Риме, да еще у коменданта тюрьмы Сан-Микеле. - Он усмехнулся. - Я мог бы тоже спросить вас, каким образом вы оказались там, у этого коменданта, синьор, но мне отлично известны дела, которые вас привели в Сан-Микеле.

Датто снова легко поклонился и своей размашистой походкой направился в глубь сада.

Александр и Лев молча следили за тем, как исчезала за деревьями его высокая фигура.

- Не понимаю, откуда он мог узнать, что я был в деле с Пелуццо! взволнованно сказал наконец Александр. - Ведь об этом знали только Александра Николаевна, ваш приятель Лоренцо Пучеглаз да оба заключенных. А здесь, в Генуе, я рассказал об этом только вам. Откуда же он мог пронюхать!