Еле-еле удалось Луке успокоить лохматого пса. Ирсуто все косился на незнакомых офицеров, все принюхивался к ним: а может, это тоже враги и хотят обидеть его нового хозяина?

- Я здесь не один, я с синьориной Лючией. Знаете такую? - принялся объяснять Лука, когда наконец водворилось спокойствие.

- Как, тебе удалось найти Лючию? - обрадовался Александр. - Где же она? Веди нас поскорее к ней.

- Да вот она, со мной.

Лука обернулся. Но там, где только что стояла девушка, уже никого не было.

31. В ПОХОД

Гарибальдийская "тысяча" провела ночь в Марсале. Часть бойцов разместилась в казармах, часть - в портовых складах, монастыре, старых церквах, а большинство предпочло спать под теплым небом, прямо на земле.

За ночь слух о том, что пришли гарибальдийцы, проник даже в самые отдаленные селения, и с гор к Галубардо начали стекаться все новые и новые волонтеры. Почти все они были вооружены, но боже, что это было за оружие! Какие-то средневековые пищали, старые кремневые ружья, карабины и пистолеты прадедов, дубинки со свинцовыми наконечниками, кинжалы, стилеты, корсиканские и каталанские ножи, даже вилы и мотыги. Каждый вновь прибывший с гордостью показывал свое вооружение. Обмундирование было тоже под стать оружию: от бархатных камзолов и замшевых штанов до холщовых крестьянских рубах и рваных сандалий. Однако ни самих волонтеров, ни Гарибальди это не смущало: была бы у людей добрая воля, вера в победу своего дела, настоящая любовь к родине. Ни о какой военной науке и стратегии новые бойцы и слыхом не слыхали, ни один из них никогда не участвовал в настоящих сражениях. Поэтому Гарибальди приказал всех вновь прибывших разместить по флангам и в арьергарде "тысячи": он хотел проверить, как поведут себя эти импровизированные солдаты, встретившись с регулярными войсками Бурбона.

Сиртори удалось еще вечером достать несколько коней. Часть их впрягли в орудия, других полковник роздал своим офицерам. Александр и Мечников тоже получили лошадей.

Александру достался низкорослый лохматый и очень послушный конек, которого он тут же окрестил по-русски - Горбунок, а Лев облюбовал и получил нервного горячего скакуна, по имени Прыгун. Обоим друзьям сейчас же, вечером, захотелось попробовать новых коней под седлом. Вот как случилось, что уже поздно вечером на отдаленной уличке, спускающейся к морю, молодые офицеры повстречали своего пропавшего маленького денщика.

- Да где же она, Лючия? - повторил свой вопрос Александр.

Но Лука только вертелся вьюном да бормотал что-то неразборчивое.

- Что ты говоришь?

- Санто Джованни! Санта мадонна! Приснилось мне это, или, может, это все колдовство, - шептал Лукашка. - Ведь только что эта бешеная была вот тут, рядом со мной, только что мы с ней говорили.

- Так куда же она девалась? И где ты нашел Лючию? И где капитан Датто, за которым ты побежал? - забросали его вопросами оба друга.

Пришлось Луке доложить во всех подробностях синьорам офицерам, где он был и что делал после того, как убежал следом за Датто из телеграфной конторы.

Услышав, что Датто держал Лючию запертой в рыбачьей хижине, Мечников кивнул.

- Я был еще тогда, на "Пьемонте", убежден, что он знает, где скрывается девушка, - сказал он. - Ведь при высадке он был абсолютно спокоен.

- Нет, но каков негодяй - принуждать беззащитную девушку быть его женой! - горячился Александр.

- Ну, не очень-то она беззащитная, - вмешался Лука. - Послушали бы вы, как она шипела на него, как вопила на весь дом: "Я люблю синьора Алессандро! Я люблю только его одного!"

Конек-Горбунок сделал неожиданный курбет, и всадника с лошадью отнесло от Мечникова и Луки, будто сдуло ветром.

- Ах ты, с-скотина! - Александр усмирял ни в чем не повинного конька и казался совершенно поглощенным этим занятием. - Уж я тебя заставлю слушаться!

- А вы не колите его изо всех сил шпорами, - спокойно посоветовал Лев. Потом обратился к Лукашке: - Значит, когда ты вызволил синьорину из-под замка, ты повел ее к нам?

- Ну да, а куда же еще? - удивился Лука. - Она же сама этого хотела. А когда я сказал, что доложу обо всем вам, она вдруг как раскричится: "Ты с ума сошел! Ты с ума сошел!" А тут вы и подъехали. Я говорю: "Это наши!" Подскочил к вам, а она вдруг возьми да и сбеги! И чего ей было нужно, не пойму. Шальная какая-то девка, - заключил свой рассказ Лука.

- Ну, теперь, кажется, все понятно. По крайней мере, мне. - Лев покосился на Александра. - А вам, мой друг?

- Да, да, конечно, - пробормотал Александр, все еще возясь с Горбунком. - Но не пора ли нам вернуться, Лев? Ведь нас, верно, ждут?

- Пора. - Мечников подозвал Луку. - Садись, Всемирный Следопыт, в седло либо ко мне, либо к синьору Алессандро. Эх ты, Следопыт, упустил ты и синьорину и капитана Датто! А все потому, что погнался за двумя зайцами сразу, - прибавил он с упреком.

Смущенный Лукашка предпочел взобраться на Горбунка, подальше от строгого капитана Леоне. Всадники повернули в город, к древнему католическому монастырю, во дворе которого расположился отряд Сиртори.

Там уже горели костры, и Пучеглаз успел приготовить целый котелок неизвестно где раздобытого кофе. Он долго ждал своих русских друзей, но потом сон его сморил, и он растянулся прямо на земле, подложив под голову походную сумку. Здесь, в углу двора, у древней стены, и нашли его возвратившиеся всадники и Лука. Лукашка, наскоро пожевав что-то, подозвал к себе Ирсуто, который подозрительно обнюхивал всех соседей, и, привалившись к Пучеглазу, тут же уснул. Собака прилегла у костра, повздыхала, как усталый человек, и тоже заснула. Не спали только двое друзей. Мечников порылся в сумке, вынул походный альбомчик и развернул его, приготовляясь "по горячим следам" занести в него свои впечатления о начале экспедиции. Альбомчик раскрылся на том самом пейзаже с домиком, который Лев показывал зимой своим приятелям-студентам на Васильевском острове. Теперь, разглядывая этот рисунок, он вспоминал новогодний вечер, Наташу Осмоловскую и свои тогдашние мечты о коммуне в Италии. Сколько воды утекло с того зимнего вечера! Как далеки сейчас от этого сицилийского монастыря и братья Дремины, и Наташа, и то, чем жил тогда Мечников! Кто мог бы предположить, что в начале мая он и Есипов будут в красных гарибальдийских рубахах лежать у костра рядом с бойцами, пришедшими освобождать Сицилию! Мечников порывисто перевернул страницу с домиком, вынул карандаш и принялся быстро писать и набрасывать на полях наиболее характерные бородатые физиономии соседей по бивуаку.

Александр не спал. Он, как всегда, думал об "Ангеле-Воителе". Никогда еще не чувствовал он так ясно, как серьезна и как возвышенна его любовь. Правда, любовь эта его состарила, сразу перевела из детства в зрелость, потребовала от него мужества, воли, терпения. Но ему так посчастливилось: женщина, которую он полюбил, исповедует те же идеи свободы, что и он, так же думает, так же чувствует. Он может довериться ей, делиться с ней всем, что его тревожит, следовать ее указаниям. Она будет горда, если ему удастся что-то сделать здесь для Италии, ведь она сама благословила его на этот поход...

Александр смежил ресницы и попробовал представить себе выражение ее лица в тот миг. Как легко и красиво поднялась ее рука. И лента... Он потрогал голубую ленту, повязанную на шее вместо галстука. Это его талисман, он убережет его от пуль и всяких бед. И снова Александру припомнилась поездка в тюрьму Сан-Микеле, голос Александры Николаевны, ее "обморок" и лукавый шепот: "Тезка, шляпку не попортьте". Ах, милая, милая!..

Незаметно для себя Александр стал думать о Лючии. Конечно, девушка теперь уверена, что Лука выдал ее тайну, и будет избегать встречи с ним, с Александром. Бедная, бедная Лючия, она тоже больна любовью, и любовью такой же безнадежной, неразделенной...

Пронзительный звук трубы поднял волонтеров. Рассветало.

День обещал быть знойным: алые облачка истаивали в золотисто-палевом небе. Курился вулкан, и от него, казалось, тоже исходило жаркое, знойное дыхание. По команде Биксио, Карини и Сиртори поспешно строились отряды гарибальдийцев. Раздался новый сигнал, и темная, окутанная пылью колонна потянулась по дороге на Калатафими.