Она выглядела отвратительно и была почти непригодна для питья». Стаи кровожадных пираний не позволяли искупаться. Рискнувший окунуться Лангсдорф тотчас выскочил на берег и был счастлив, что отделался только раной.

4 января 1827 года экспедиция добралась до реки Куяба и стала подниматься вверх по ее течению. Начался период дождей, и разлившиеся воды Пантанала превратились в огромное безбрежное озеро. Выдержать нужное направление помогала только опытность проводника. Несколько недель члены экспедиции вынуждены были провести в лодках, на одной из них соорудили глиняный очаг, чтобы готовить еду. Спали, кто в лодках, кто в гамаках, привязанных к торчащим из воды деревьям. За день удавалось пройти не более 15 км. Лишь 30 января 1827 года, спустя 7 месяцев после отплытия из Порту-Фелис, экспедиция достигла наконец города Куяба, оставив позади 4 000 км. Там путешественники несколько недель отдыхали и приводили в порядок коллекции и составленные в пути карты и документы. Вскоре представился случай отправить богатейшие собрания экспедиции сначала в Рио-де-Жанейро, а затем в Петербург.

С середины апреля участники экспедиции принялись за исследование провинции Мату-Гросу, огромная и малонаселенная территория которой в то время была почти не изучена. Базой экспедиции стал городок Гимараэнс, расположенный в 20 км от столицы. Оттуда путешественники совершили несколько радиальных маршрутов. В конце июня они возвратились в Куябу и весь июль и август провели в разнообразных экскурсиях по провинции. В конце сентября в Рио-де-Жанейро в очередной раз были отправлены самые ценные рисунки и документы, естественнонаучные коллекции и множество этнографических экспонатов.

В ноябре путешественники готовы были вновь отправиться в путь. На сей раз им предстояло разделиться: Лангсдорф, Рубцов и Флоранс направлялись к истокам Парагвая, Куябы и Аринуса, а Ридель и Тонэй должны были двигаться на запад и по рекам Гуапоре, Маморе, Мадейра и Амазонка достичь устья Риу-Негру и там ждать других путешественников.

21 ноября Ридель и Тонэй выехали из столицы. А спустя две недели выступил и отряд Лангсдорфа. Для Тонэя это путешествие оказалось последним — в январе 1828-го он утонул в реке Гуапоре, пытаясь переплыть ее. Тело молодого художника было найдено лишь на второй день на берегу реки. После гибели Тонэя, потрясшей всех участников экспедиции, Ридель один продолжал путешествие по намеченному ранее плану. Несмотря на болезнь и все трудности, которыми изобиловал его путь, Ридель прошел своим маршрутом, собрав великолепный гербарий, и в начале января 1829 года прибыл в Пара.

Планам же Лангсдорфа не суждено было осуществиться. В середине декабря его отряд прибыл в Диамантину — небольшой городок, центр добычи алмазов в северной части провинции Мату-Гросу. Здесь путешественники пробыли почти два месяца, в течение которых они изучали местность в южном и юго-западном направлениях.

В марте 1828 года экспедиция выступила на север, к Риу-Прету. «Эти места боятся посещать даже в сухое время года, а в период дождей здесь каждый непременно заболевает гнилой горячкой, лихорадкой, тифом. Жертвами этих болезней стали многие сотни людей», — писал Лангсдорф. Однако участникам экспедиции из-за проволочек местной администрации пришлось прожить на берегу Риу-Прету более двух недель. Эта задержка стала для экспедиции роковой — заболели Рубцов, Флоранс, лихорадило и Лангсдорфа, всего же больных было более 10 человек. Тем не менее 31 марта лодки экспедиции пустились в плавание по Риу-Прету. Оно оказалось очень тяжелым — упавшие во время наводнения деревья то и дело преграждали реку, нередко путь для лодок приходилось просто прорубать.

Между тем число заболевших возрастало с каждым днем. У Лангсдорфа начались сильные приступы лихорадки, но, несмотря на это, он по-прежнему продолжал свои наблюдения и делал записи в дневнике. Всеми доступными ему средствами Лангсдорф лечил и себя, и своих спутников. В апреле во время пребывания в селениях индейцев апика Лангсдорф мог передвигаться уже только при помощи сопровождающего.

Из воспоминаний Рубцова: «Начальник экспедиции, несмотря на болезнь свою, неусыпно пекся о здоровье каждого и по приходе к жилищу индейцев, видя, что старания его больным мало помогали, то таковое положение заставляло Григория Ивановича Лангсдорфа при всей жестокости болезни его много беспокоиться, а через то, как кажется, он делался слабее». В конце апреля, когда экспедиция спускалась по реке Журуэне, из 34 членов отряда здоровы были лишь 15, из них 7 уже переболели лихорадкой. Впереди экспедицию ожидали еще бо’льшие неприятности. Разбилась одна из лодок, другая была серьезно повреждена. Путешественникам пришлось сделать почти двухнедельную стоянку, чтобы изготовить новую лодку. Запасы провизии быстро кончались, а охотиться и рыбачить практически не удавалось. Так что к болезням добавился еще и голод. Больные неделями лежали без сознания. Лангсдорфа и Рубцова зачастую переносили в гамаках, поскольку они уже не могли двигаться и часто впадали в беспамятство.

К 20 мая новая лодка была готова, и экспедиция продолжила плавание. Именно в тот день Лангсдорф сделал последнюю запись в своем дневнике: «Обрушившиеся дожди нарушили весь покой. Мы намереваемся теперь идти в Сантарен. Наша провизия убывает на глазах, мы должны стараться ускорить наше движение. Мы должны еще перейти водопады и другие опасные места на реке. Если захочет бог, мы сегодня продолжим наш путь. Провизия уменьшается, но мы еще имеем порох и дробь». На этом дневник Лангсдорфа обрывается. Болезнь совершенно изнурила ученого, и через несколько дней его спутники с ужасом заметили у своего начальника признаки помешательства и потери памяти.

Теперь уже нечего было и думать об осуществлении ранее намеченных планов. Единственной целью путешественников стало желание как можно быстрее добраться до Рио-де-Жанейро. Дальнейшее плавание изобиловало трудностями и опасностями. Вереница водопадов, порогов и мелей не давала путешественникам ни минуты отдыха. На одном из водопадов вновь разбилась лодка, все находящиеся в ней люди погибли.

18 июня, к неописуемой радости путешественников, они встретили шхуну, идущую в Сантарен. Теперь они могли передвигаться с удобствами, но это обстоятельство никак не сказалось на самочувствии Лангсдорфа. «Он совсем помешался в разуме и даже не знал, где находится и что кушает», — вспоминал позднее Рубцов, впрочем, и сам он был тоже плох.

16 сентября участники экспедиции прибыли в Пара (Белен), откуда к концу марта 1829-го морем добрались до Рио-де-Жанейро. Во время этого морского вояжа Лангсдорф пошел на поправку — его физическое здоровье постепенно восстановилось, частично вернулась и память, но на полное выздоровление рассчитывать уже не приходилось. «Болезнь такова, — писал о состоянии Лангсдорфа Флоранс, — что не позволит когда бы то ни было в дальнейшем путешествовать с научной целью». Всеми материалами и коллекциями экспедиции занимался теперь Рубцов, который в том же году доставил в Петербург 32 ящика архива, а еще год спустя 84 ящика привез в столицу России и Ридель.

Вернувшись в Европу совершенно больным и неспособным к работе ввиду психического расстройства, Лангсдорф, конечно, не мог обработать собранные экспедицией научные материалы, а после его смерти в 1852 году уже и само местонахождение архива оказалось неизвестным. Он, содержащий дневниковые записи, карты, рисунки, донесения, многочисленные рукописные материалы, в отличие от коллекций, хранившихся и выставлявшихся в различных музеях, долгое время считался утерянным. Постепенно ушли из жизни и люди, имевшие отношение к этому путешествию. Все эти обстоятельства и послужили причиной совершенного забвения экспедиции академика Лангсдорфа в течение почти 100 лет.

Факт состоявшейся в начале XIX века «большой русской экспедиции в Бразилию» был установлен сотрудником другой отечественной экспедиции 1914—1915 годов в Бразилию, Г.Г. Манизером, работавшим перед отъездом из Петербурга в этнографическом музее Академии наук и обратившем внимание на имевшиеся там многочисленные экспонаты, помеченные надписью «Langsdorff». Что означала эта надпись, никто сказать не мог.