В 1532–1533 гг., когда начинали строить звонницу, Николай Фрязин (его называли также Николаем Немчином) отлил два колоссальных по тем временам колокола. Один из них — «Лебедь», весом в 445 пудов (по другим сведениям — 500 пудов) — повесили на первом ярусе Ивановской колокольни; впоследствии он разбился а был перелит в 1775 г.[173]Второй колокол — «Благовестный», весом в 1000 пудов — подняли на звонницу[174]. Он погиб в один из московских пожаров. Восстановить его решили в конце XVI столетия.

Труд этот пришлось свершить Андрею Чохову. Наш мастер ранее колоколов не лил; все его помыслы и труды были отданы артиллерийским орудиям. Но получилось так, что в 90-х годах XVI в., когда царь Борис Федорович Годунов замышлял большое строительство, в том числе и церковное, на московском Пушечном дворе не было крупных колокольных мастеров. В описи 1598–1599 гг. названо лишь два из них[175]. Иван Афанасьев, видимо, был уже глубоким стариком. А Михаил Родионов особыми талантами не блистал; мы не знаем ни одного колокола, отлитого им. Получал же он жалованья всего 8 рублей — на один рубль больше, чем пушечные ученики.

Между тем для новых, да и для старых церквей нужны были колокола. Андрею Чохову пришлось осваивать новую для него специальность. Начинал он со сравнительно небольших колоколов. Один из первых был отлит 24 мая 1589 г. «в дом Покрова пресвятой Богородицы и Михаилу Архангелу повелением раба божия Ларивона Мартемьянова сына». В конце XIX в. он висел на колокольне «церкви Благовещения, что на Житном дворе» в Московском Кремле[176].

Этот и другие колокола, о которых речь пойдет ниже, мы приписываем Чохову предположительно; имени мастера на них нет. Исходим же мы из того, что в Москве в ту пору не было других колокольных литцов, которые могли бы выполнить такую ответственную работу. Иногда, правда, называют имя колокольного мастера Григория Иванова, который будто бы в 1596 г. отлил колокол весом в 40 пудов, а в 1600 г. — весом в 100 пудов; в прошлом веке они находились в церкви Николы на Берсеневке[177]. Это — очевидная ошибка, ибо Григорий Иванов работал в конце XVII в., и упомянутые колокола были вылиты им в 1696 и 1706 гг.

Годуновы делали богатые вклады в Троице-Сергиев монастырь, в Ипатьевский монастырь под Костромой. В последнем на средства Д. И. Годунова в 1603–1605 гг. была сооружена звонница по образцу московской.

В 1594 г. Андрей Чохов отлил для Троице-Сергиева монастыря большой — весом в 10 000 кг — колокол «Лебедь». Надпись на нем гласила: «Лета 7102 при державе благоверного великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси самодержца и при его благоверной царице и великой княгине Ирине и при их богом дарованной дщери царевне Феодосие сей колокол в дом святые и живоначальные Троицы и преподобного и богоносного отца нашего великого чюдотворца Серьгия велел слить слуга и конюшей боярин Борис Федорович Годунов со своею женою Мариею и с сыном своим Феодором. А весу в сем колоколе 625 пуд»[178].

По примеру Годунова вклады в Троице-Сергиев монастырь делали и другие. В 1598 г. был отлит колокол с надписью: «Лета 7106 году сей колокол поставил в дом живоначальныя Троицы преподобного Сергия раб божий чернец Варсонуфей Екимов»[179].

В том же году монастырь получил поистине царский подарок — колокол весом в 1850 пудов[180]. Его назвали «Годунов». Колоссальные размеры колокола были по тем временам столь поразительны, что факт отливки был зафиксирован и в летописях: «…слит колокол большой и поставлен у Троицы в Сергееве монастыре». Тогда же «царь и великий князь Борис Федорович, по обещанию своему, написаше образ живоначальные Троицы и положиша оклад злат с камением многоценен на старой образ, а на новой образ оклад старой, и поставиша его у Троицы в Сергееве монастыре»[181]. Речь идет о драгоценном окладе, сделанном для прославленной «Троицы» Андрея Рублева. Икону в новом окладе и колокол торжественно отвезли в монастырь. «А шел за образом и за колоколом сам царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии и с царицею», — рассказывает Пискаревский летописец.

Царский поезд на богомолье в Троице-Сергиев монастырь был зрелищем живописным. Сохранилось описание одной из таких процессий, правда более поздней, состоявшейся 6 октября 1602 г. Рассказывает Аксель Гюльденстиерне, один из послов, сопровождавших герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского, приезжавшего в Москву свататься к царевне Ксении Борисовне, но неожиданно заболевшего и скончавшегося здесь: «Впереди (царя) ехало верхом около 600 русских пищальников; за ними друг за другом 25 русских, ведших каждый в поводу замечательно красивую, хорошо убранную лошадь с седлом и убором; на семи… лошадях были накинуты через седло леопардовые шкуры. За этими лошадьми вели в поводу шесть красивых рыжих упряжных лошадей в сбруе из алого бархата… Потом следовал царь в золоченой повозке с небом из алого бархата… За ним ехал верхом его сын царевич, одетый в парчу, а возле него бежала большая толпа бояр и русских дворян… За ним следовало шесть повозок, в каждой из которых было устроено по большому фонарю…»[182]. Не менее живописен был поезд царицы и царевны, которые следовали за царем и царевичем с некоторым промежутком.

Надпись на Годуновом колоколе не сохранилась. В 1744 г. настоятель Троице-Сергиевой лавры Арсений предложил императрице Елизавете, отрицательно относившейся к Борису Годунову и считавшей его цареубийцей, разбить колокол и использовать металл для переливки. Императрица, однако, это прошение отклонила: «…высочайшим ее императорского величества соизволением повелено только с того колокола имеющиеся слова сбить, а благовестить в него по-прежнему»[183].

Проект переливки «Годунова» возникал и позднее — в 1748 г. Мотивировка на этот раз звучала так: «…понеже с того колокола в прошлом 1744 г. надпись имени вкладчика сбита, к тому ж оной колокол и голосом весьма глух».

К счастью, и на этот раз колокол Андрея Чохова уцелел.

В середине XVIII в. архитектор Д. В. Ухтомский возвел в Троице-Сергиевой лавре большую колокольню. Он же составил «проект, каким способом возможно на вновь построенную колокольню большие колокола подымать». Работа была поручена архитектору Иоганну Карлу фон Фростенберду. Она была окончена к февралю 1760 г. При этом колокол «Годунов» был отремонтирован — к нему привесили новый язык.

Оставшаяся на колоколе надпись читается так: «Божиего милостию великий государь царь и великий князь… всеа Русии самодержец… сей колокол слили в дом пресвятыя и живоначальные Троицы великому чюдотворцу Серьгию, в 3-е лето государства его…»

Колокол «Годунов» повесили в восточном пролете колокольни на первом ярусе.

Вес его разные авторы указывают по-разному — от 1700 и до 2000 пудов.

В записках Акселя Гюльденстиерне, которые мы только что цитировали, есть один весьма интересный для нас рассказ. Повествуется о первом приеме герцога Ганса царем. Во время приема, говорит Аксель, «звонили в очень большой колокол, висящий в Кремле (был он отлит в 1601 г. и до сего времени в него ни разу не звонили, кроме как в прошлую пасху; весил он, как утверждали русские, 641 шиффунт и 5 лисфунтов на копенгагенский вес). Звонили и во многие другие большие и малые колокола в Кремле и в городе. И когда мы спросили, что означает звон в большой колокол, толмачи — царский и наш собственный — сказали нам, что звонят в него в знак большой радости и торжества…»[184].