Глава 3

Томми

Вот оно, я просто знал это! Мы не получали вестей от Гейджа уже две недели, так что сегодня должно было прийти от него письмо.

С губ мамы не сходила таинственная улыбка с тех пор, как она получила от него первое послание, и я думал, что мой план сработал.

– Сиди спокойно, Томми. Ты похож на прыгающую мармеладку, – мама улыбнулась мне, бросив веселый взгляд в зеркало заднего вида, мы ехали домой, после того, как она забрала меня из школы.

Кэсси меня больше не доставала, и мне это нравилось. Я мог поговорить с ней о Гейдже, и она спрашивала меня о том, что мы собирались делать после его возвращения домой. Ее лицо смешно вытянулось, когда я рассказал о рыбалке; она думала, что рыба воняла. Мама тоже так думала, так что я привык к этому. Девчонки просто ничего не понимали. Гейдж говорил, что это прекрасный способ содержать семью. Мне нравилось, как это звучало.

– Я просто знаю, что наши письма придут сегодня! – я восторженно подпрыгивал на сиденье, а у мамы опять появилось то самое выражение на лице. Она пыталась не смеяться надо мной, оставаясь строгой. Мне нравилось, когда я мог делать подобное с ней. У мамы был замечательный смех, и это всегда успокаивало меня.

– Черт.

– Я слышала это! Это один цент в банку, мам, – мы договорились с ней, что мама будет класть цент в банку каждый раз, как произнесет плохое слово, а если я хлопну дверью или разбросаю игрушки – то цент кладу я. В конце месяца тот, кто положил последнюю монетку, забирал себе все деньги. В прошлый раз победил я, и у нас была пицца на ужин.

Мамина улыбка исчезла, и я понял, что мы подъехали к дому. А на нижней ступени крыльца сидел Джек. Я больше не мог заставить себя звать его папой. Я не думал, что он заслуживал этого, потому что заставил плакать меня и маму.

– Мам? – спросил я, когда она остановила машину на подъездной дорожке, а Джек встал. На его лице появилась дурацкая улыбка.

– Я люблю тебя, Томми, – сказала мама, и я мог расслышать слезы в ее голосе.

– Я тоже люблю тебя, мамочка.

– Я хочу, чтобы ты знал, только ты можешь решить идти ли куда-то с ним. Но если ты не хочешь, то я не буду тебя заставлять, – мама была такой сильно. Я знал, что был еще маленьким, и большинство людей сказали бы, не мог понять, что означала дрожь в ее голове или слезы в глазах, но я все понимал.

Мама не хотела, чтобы отец вновь ранил меня.

И я тоже этого не хотел.

– Я не хочу идти с ним, мамочка.

***

Пейсли

Я не должна была испытывать такого облегчения. Я должна была чувствовать себя отвратительно из-за того, что хотела держать сына подальше от его отца, но Джек был таким чертовски ненадежным и эгоистичным. Он ранил Томми каждый раз, когда нарушал обещания, и я не могла выносить этого.

– Договорились, малыш. Я хочу, чтобы ты пошел в дом и разобрал свои вещи, а я приду через минутку, – я должна была возвести стены вокруг себя, чтобы встретиться с Джеком. Я знала, что ему не понравится, когда я передам ему отказ Томми ехать с ним.

– Я могу сначала проверить почту? – спросил Томми. Мне нравилось, что он всегда с волнением ждал новостей от Гейджа. Было грустно, что человек, которого мы даже никогда не встречали, оказался более надежным, чем родной отец Томми.

– Только быстро, – сын молниеносно выскочил из моего «фольксвагена джетты», я даже не успела договорить фразу.

Выходя из машины, я увидела, как Томми побежал по тротуару к небольшому почтовому ящику.

– Да! – его радостный возглас заставил меня улыбнуться. Когда он поднимался по лестнице к дому, то нахмурился, стоило только Джеку попробовать его обнять.

– Томас! – приструнила я его.

– Прости, мам, – пробормотал он, отказываясь даже смотреть на мужчину, стоящего пред ним. – Привет, Джек.

Я была вынуждена прижать руку ко рту, чтобы сдержать смех от выражения потрясения, появившегося на лице Джека, когда мой мальчик убежал в дом.

– Что за чертовщина это только что была, Пейсли? – его голос звучал чуть иначе. В нем проскальзывала обычная злость, но в этот раз ее было больше.

Медленно ступая, я обошла вокруг Джека и поднялась по ступеням, прежде чем ответить.

– Он больше не может уважать тебя, Джек. А чего ты ожидал?

– И что это означает? – неужели, он на самом деле ничего не понимал?

– Мы месяцами не получали от тебя вестей. Ты не поехал с ним на рыбалку. И даже не позвонил, не написал, ничего. Ты либо участвуешь в его жизни, либо нет. Третьего варианта нет.

– Ты забила его голову этой ложью! Я достаточно звонил, – когда Джек подошел ко мне, я отступила, и он усмехнулся. Но выражение в его глазах напугало меня.

– Нет, это была не я. Томми сам сделал свой выбор. И чтобы ты не запланировал на сегодня, он не желает принимать в этом участие.

Джек замахнулся на меня так быстро, что я не успела отодвинуться, и он ударил меня ладонью по щеке. Моя голова откинулась в сторону, а лицо заболело, когда слезы набежали на глаза.

– Ты ублюдок, – прошипела я ему, прижав руку к больному месту.

– Ты тупая шлюха. Если ты не позволишь мне видеться с ним, я просто пойду в суд и заберу сына.

Угроза могла бы напугать меня, но я заставила себя выпрямить спину.

– Ты можешь попробовать сделать это, Джек. Ты никогда не задумывался, почему я никогда не просила у тебя алиментов или не настаивала на более частых посещениях? Ни единого вызова в суд. Ничего? – он выглядел удивленным. – Ты оставил меня одну с ребенком, когда мне было семнадцать. И что ты думаешь я сделала? У тебя нет никаких прав, когда дело касается Томми. И честно говоря, после сегодняшнего, если ты вернешься, то я позвоню в полицию, и тебя арестуют.

Я вбежала внутрь дома и заперла дверь, прежде чем Джек успел что-то еще сказать или сделать. Слезы бежали у меня по лицу, пока он стучал по деревянной поверхности, выкрикивая в мой адрес всевозможные оскорбления.

– Мам! – Томми сбежал по ступеням, явно испуганный.

– Возвращайся наверх, милый, все хорошо, – я не могла себя заставить посмотреть на сына. Он бы тогда заменил насколько больно мне было от удара Джека. Я была разбита. И не могла позволить сыну видеть меня такой.

Услышав, как Джек ушел, я быстра заказала пиццу на ужин и поднялась в свою комнату, собираясь привести себя в порядок перед встречей с сыном, чтобы еще раз сказать ему, что все будет хорошо.

На кровати лежал конверт с моим именем, написанным размашистым почерком. Я не знала, могла ли все еще дать Гейджу то, чего он хотел. Того, что он и мой сын хотели так отчаянно.

Когда я открыла письмо, что-то упало на пол, и я увидела высушенные цветки желтых маргариток. Я не могла сдержать слез, пока читала письмо.

Пейсли,

Я ходил по лагерю, постоянно повторяя твое имя. Мне нравится, как его буквы перекатываются у меня на языке. Как нежно и мягко оно звучит.

Пейсли…

Особенно мне нравиться представлять, как я смогу его впервые выдохнуть тебе в губы.

Пейсли…

Сладкая, словно маргаритки.

Я знаю, они не такие свежие и выглядят не так красиво, как в магазине, но я надеюсь, что они тебе понравятся их лепестки, словно я подарил тебе их лично.

Мы даже не встречались, черт, мы даже не разговаривали, но я знаю тебя, Пейсли. Твои слова ясно говорят о том, чего ты хочешь, но никогда не попросишь. О том, что я ужасно хочу дать тебе.

Когда я приеду домой, я приду за тобой.

За вами обоими.

Люблю, Гейдж.

Мои страхи и мечты. Надежды и ошибки. Все они пронеслись сквозь меня со скоростью света, пока я вчитывалась в письмо. Лепестки маргариток казались такими хрупкими в моих руках, когда я пыталась бороться с непреодолимым желанием умолять Гейджа сдержать его обещание.

Печально, ведь я выучила, что слова это просто… слова.

Нельзя верить тому, что ты не можешь увидеть и почувствовать.