-- Хорошо, НатэлаСерапионовна, -- сказалаИрина. -- Я подумаю. Только оставьте меня сейчас одну.

Свекровь пикнулаэлектронными часами:

-- Сегодня среда? В понедельник передаю документы следователю. -- И, задержавшись намгновенье в дверях, произнеслаэдак проникновенно: -- И послушай моего доброго совета, милочка: никогданикого не лови больше насмерть. Это грех. Кощунство. Ах, да!.. -- как будто вдруг вспомнила. -- Ты ж некрещенаяю

-- Откудавы знаете?! -- простоналаИрина.

-- Как откуда? -- спросиласвекровь так наивно, как только сумела. -Конечно, от Тамазика.

И ушла.

Все плыло у Ирины перед глазамию Онавытащилаиз-под кровати чемодан, сумку, стала, как сомнамбула, бросать в них одно, другоею Приостановилась намгновенье, огляделась в задумчивости. Взялабанан-двухкассетник. Включила. Ожиламелодия, тасамая, под которую добиралась Иринаот Сибири до Грузии.

Сновапринялась было засборы, но вернулась к магнитофону, поставиланапол, посреди комнаты, приселанакорточки. Вырубиламузыку, нажаланакрасную кнопку записи. Сказала:

-- Тамазик, я еду домой: надо выписаться, попрощаться, вообще: уладить дела. Сам знаешь: все у нас с тобою случилось такю внезапно. Позвони мне туда. Я вернусь, как только позовешь. Мой телефон: дваноль двадвадцать два. Смешной телефон, правда?

Иринадумала, что бы добавить еще, пленкавертелась беззвучно, но тут внизу хлопнули дверцы подъехавшего автомобиля.

Иринаглянулав окно: Тамаз с приятелем извлекали из багажникауниверсалаогромный макет храма, возвращенный с конкурса. Водитель помогал изнутри.

Ириназасуетилась: бросилав чемодан какое-то платье, побежалав спальню снимать гобеленю

Храм уже стоял у подъезда, мужчины прилаживались поднять его, чтоб нести. Иринапоняла, что ничего больше не успеет, так и оставилагобелен повисшим наугловом гвоздике. Наскоро щелкнулачемоданными замочками, дернуласумочную молнию, накинулапальто, сунулав карман шапку. Выскочиланаплощадку.

Храм полз, надвигаясь по ближнему пролету, но, славаБогу, загораживал Ирину от Тамаза. Иринаскакнулабесшумно наверхнюю площадку, осторожненько перегнулась через перила, увидела, как вплывает храм в мастерскуюю

Когдадверь захлопнулась, легко и быстро сбежалавниз.

Выбралась из такси. Досталавещи. Пошлав здание. Намгновенье задержалась в дверях, обернулась.

Обернулась и от кассового окошечкав самый момент, когданужно было отдавать забилет деньги, и -- последней входя в загон надосмотр, и -- едваудерживаясь накрайней ступеньке аэродромного автобуса, и даже -- наверхней площадке трапа, раздражая подгоняющую не задерживать стюардессу.

Тамазане было. 21.12.90 В родном городке снегу успело навалить столько, что Иринаедвапробралась к полуподвальному оконцу междугородной.

-- Ой, Ирка, -- выскочилаТамарка, -- какие дела! Явилась -- не запылилась! Ну ты, подруга, даешь! Щас чаю поставлю.

Иринавытащиладвапузыря ЫСибирскойы.

-- Ну ты даешь! -- повторилаТамарка. -- Щас, сядем тихонечко. Связи нету. Тишина-покойю -- чай, закусочка, стакан -- все это между прочим, в процессе разговора. -- Ну чо ты, где, говори, давно приехала?

-- Я сейчас, Тамарка, княгиня, -- сказалаИрина.

-- Ну? Треплешься!

-- Зуб даю. Княгиня Авхледиани. Во, смотри, -- и протянулаподруге свидетельство о браке.

-- Ой, Ирка! Ну давай, давай, рассказывай! Умру щас! -- и Тамарка, вытерев руки о юбку, осторожно тронулаиринину кофточку.

-- Из Парижа. Хочешь померить? -- Иринапринялась расстегивать пуговицы.

-- Ой! -- запунцовелась Тамаркаи наделакофточку, осмотреласебя.

-- Нравится? -- спросилаИрина. -- Дарю, -- и набросиланаголые плечи облезлое тамаркино.

-- Чо, обалдела? -- не поверилата.

-- Дау меня такихю -- совралаИрина, чьи вещи остались в Тбилиси скорее всего навсегда.

-- Ой, подруга! Ну, я теперь!.. -- не находилаТамаркаслов.

-- Я, в общем, тут временно, -- как-то само собою взялаИринаподружкин тон, стиль. -- Замною муж должен приехатью

-- Ой, муж! Он чо, правда -- князь?

-- Правда-правда. Постой, послушай. Вот. Я, значит, домой, атам уже забито. В моей комнате зять спит. Ну, племянники. В общем, я -- в театр, аТоля уволился. Помнишь -- Анатолий Иванович, из Ленинграда?

-- Ага. Псих такой. По крыше бегал.

-- Вот. Меня наего место позвали. И комнату. Знаешь -- театральная общага, рядом с перчаточкой?

-- Ой, азачем тебе? Место, комната, если муж?

-- Постой, расскажу. Ты слушай. А он мне, в общем, должен звонить. По сестрину телефону. Сечешь?

-- Ну? -- продемонстрировалаТамарка, что сечет не очень.

-- Междугородные все через вас проходят?

-- Ну.

-- Ну вот ты, и девочкам тоже скажи, что, если из Тбилиси будет чо по алькиному номеру, чтоб поговорили, записали чо передать. Ну, и мне в театр или я там загляную Просекаешь?

-- Ага. А чо это затайны затакие?

-- Никакие, подруга, не тайны. Назятя нарветсяю Я ж машину папину продалаю

-- Машину? Ну ты, подруга, даешь!.. У него-то, небось, у твоего князя машин этихю

юСловарастворились, растаялию

юОднабутылкауже опустела, переполовинилась другаяю

-- юау них, понимаешь, подруга, такие обычаи. Отец с кинжалом, страшный! Я, говорит, тебя прокляну! А Тамазик меня так к себе прижимает, любовь, говорит, сильнее проклятия!

-- Здрово!..

юИ вот: по последнему глоточку осталось надонышках стаканвю

-- юя, значит, сто, аТамазик с ними дерется. Одного бросил, другогою

-- Каратэ, да?

-- Ага. Чо-то вроде. И тут тачкаподкатываетю

-- Агаю -- открывает Тамаркарот. -- И чо дальше?

-- Тамазик вынимает пачку денегю

юТак и досидели они, наверное, до самого утра. 27.12.90 ШлаЫДамас камелиямиыю Народу в зале собралось средне, впрочем, женщины постарше и девицы пострашнее всхлипывали, утирались платочками, не в силах спокойно перенести сцену объяснения Маргариты с отцом сожителя. Иринасиделанадо всеми, в звукобудке, и в нужных местах давалавердиевы скрипочки.

Охнуладверь. Иринамедленно-медленно, боясь и надеясь, надеясь и боясь, повернулаголову.

Это был, конечно, Тамаз: парижский, наколесиках, чемодан в руке, ворох роз -- в другой.

-- Ой! -- сказалаИринаи заплакала.

-- Вот, -- кивнул Тамаз начемодан. -- Платья твои привез.

В пустом и почти темном зрительном зале -- только рваные клочья тусклого дежурного светаедвадолетали со сцены -- сидели, держась заруки, Тамаз и Ирина. Порожняя шампанская бутылка, стаканы -- рядышком, наполу; насоседнем кресле -ворох цветов.

Рабочие, переговариваясь матом, разбирали декорацию. Иринаполушептала, задышливо, как в бреду:

-- Поверь, поверь, я ни в чем тебя не обвиняю, Тамазик. Я никогдани в чем тебя не обвиню. Человек, когдаон взваливает насебя что-то, рассчитывает силы. Хоть интуитивно. Ты знал, что я должнаумереть, тебя хватило бы надвагодадля любого сопротивленияю

-- Неправда, -- так же шепотом, лихорадочно возразил Тамаз. -- Я первый раз сделал тебе предложение, когданичего не зналю

-- Нет-нет, не перебивай, это не так, это не такю Ты сделал предложение. Но ничем бы это не кончилось. Ведь все были против: друзья, родителию Ничем бы и не кончилось -- вот и все!

-- Кончилось бы, кончилось! -- убеждал Тамаз.

-- Вот именно -- кончилось бы! -- поймалаИринавозлюбленного наневольном каламбуре. -- А тут надвагодаю Я и саматакая ж. Мне, когдапоставили диагноз, предложили операцию -- я почему отказалась? Тоже -- рассчитываласилы. Знала, что умереть -- мне их хватит, авот бороться зажизнью Человек не обязан быть железным. Подвиг -- это мгновенная концентрация духа. Во всяком случае -ограниченная во времению

-- Почему мы сидим здсь?

-- А ты что? -- чувствовалось: Ириназадаст сейчас главный вопрос, -- ты приехалю надолго?

-- Навсегда, -- твердо ответил Тамаз. -- Если тебе плохо в Тбилисию

-- Нет, Тамазик, нет! -- продолжалабить Ирину лихорадка. -- Я благодарназатвой приезд. Но это тоже только хорошие намерения. Родные, друзьяю Работа, в конце концов!..