— И что дальше? — торопила она.

— Да, и что дальше, «Доктор Любовь»^[2]? — проворковал Люк, но он был заинтригован так же, как и Эйприл.

— Будь собой.

Она замерла и усмехнулась.

— И это все? Быть собой?!

— Да, как насчет подразнить его? — Люк пялился на тело Эйприл и ухмылялся. — Окей, это мы вычеркиваем из списка.

— О боже, о боже, о боже, — повторяла она, не оставляя мне выбора, кроме как схватить ее за плечи и обнять.

— Прекрати сходить с ума. Это ты показала ему, насколько крута и сексуальна, я лишь выманила его, и теперь тебе осталось только привлечь его к себе. Окей?

Она обняла меня крепче, и я почувствовала влажное горячее тело Люка, который обнимал нас обеих.

— Вот так, леди, делимся любовью. Это было моей мечтой, с тех пор как я стал мужественнее, и моя мошонка достигла полового созревания.

— Фуу, — выдала я, смеясь и вырываясь, а Эйприл достаточно сильно хлопнула его по голой груди, заставив парня кричать от боли и смеха. Люди пялились на нас и это меня могло бы беспокоить, но в именно этот момент я понимала, что жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться ей. Даже если она омерзительна.

Я оставила Люка и Эйприл вместе, направившись в ванную, подобную ванной комнате Краун Плаза. Не то чтобы я там была, но вы меня поняли. Ванная была больше, чем моя спальня, и, очевидно, это гостевая ванная комната, так что я бы не хотела — или мечтала — увидеть размер хозяйской. Дом был пуст, хотя музыка была такая громкая, что отдавала в крышу. Я спустилась в стеклянный холл, разглядывая холм высокой травы, раскачивающейся на ветру. О, нет! Тут я налетела на кого-то.

— Притормози-ка.

— Ой, простите, — я никогда не встречала этого мужчину, но готова поклясться, что он — отец Вона. Та же наглая улыбка, сияющие карие глаза и довольно широкая грудь.

— Мне правда жаль. Я не смотрела, куда иду.

Не знаю, что произошло, но что-то заставило его измениться в поведении, и он перестал напоминать своего сына. Его взгляд потяжелел, глаза сузились, и он будто изучал меня, очевидно не одобряя девочку-подростка в своем доме.

— Типично, — сказал он, будто втоптав меня в грязь, и я вздрогнула.

— Простите, — продолжила я говорить.

На самом деле я хотела остановиться, но слова лились из меня, несмотря на то, что они ничего не значили и звучали слишком нелепо. Я осознавала все это, но все, что я могла сделать, это только извиняться и надеяться, что мужчина отошел бы в сторону, и я смогла бы убраться отсюда подальше, что, я была уверена, он тоже бы предпочёл.

— Полагаю, тебе нравится, что ты видишь здесь: большой дом, бассейн, собственность, деньги. Все вы, девушки, видите это и абсурдно представляете себя рядом с моими мальчиками. Так вот, позволь мне тебе кое-что посоветовать, юная леди...

Я думала, что либо упаду в обморок, либо заплачу. Но я не заплакала. По-крайней мере, не здесь. Что-то в отце Вона напугало меня до чертиков, и заставило покрыться мурашками. Он продолжил, сделав шаг ближе ко мне, а я отступила, хотя знала, что за мной не так уж много места, и есть вероятность наткнуться на стеклянную стену.

— Эти парни не будут иметь ни власти, ни денег без моего на то слова. Так что...

— Достаточно, отец, — раздался голос со стороны, и я подпрыгнула. Вон выглядел не особо счастливым, и, тем не менее, абсолютно и до умопомрачения горячо, так как уже снял свою черную футболку. Его грудь была покрыта потрясающей татуировкой. Я с облегчением поняла, что больше не наедине с его отцом, и заставила себя успокоиться, черт побери.

Его отец засмеялся, хотя дружелюбного в этом было мало. Угрозы были больше в его стиле.

— Ты думаешь, что я закончил? Я не закончил, мальчишка. Когда я закончу, ты об этом узнаешь. А вообще, не преподать ли мне тебе быстрый урок, учитывая, какой ты способный ученик?

Чёрт возьми. Мне захотелось съежиться и исчезнуть. Грозное поведение, обращённое ко мне, теперь переместилось на его сына в десятикратной силе, когда он продолжил свою тираду.

— Я лишаю тебя всего на месяц. Ни денег, ни привилегий. Ничего. Этого тебе достаточно?

— Думаешь, меня волнуют твои деньги? Они мне не нужны, и никогда не были нужны, — прорычал Вон.

Каждый мускул его тела напрягся и пульсировал. А я застыла на месте, пытаясь казаться невидимой и перестать дрожать. Обычно я не трусиха, но отец Вона меня и правда напугал. Он бы и Брюса Уиллиса напугал, будь тот на моём месте.

— Помнится, ты просил у меня денег, чтобы купить маме дом? Забавно, как же быстро всё забылось, да? Давай не будем забывать о твоих нахальных девицах, как, например, эта?

Он ещё раз посмотрел на меня, ещё раз оглядывая с головы до ног, и я снова почувствовала грязь в его намёке. Прожив всю свою жизнь в городе, мне было не привыкать к неодобрительным взглядам, но этот человек мог утопить любого в своём презрении. И я ощущала это презрение, пока рука Вона не легла на мой живот, который я машинально втянула, а его плечо не коснулось моего, когда он сделал шаг передо мной, подталкивая меня себе за спину. Моё дыхание замедлилось, лёгкие начало жечь, а сердце, по-моему, было на грани сердечного приступа.

— Харпер здесь ни при чём. Это наше с тобою дерьмо, и назревало оно с тех пор, как ты отказался от моей матери. Если бы было возможно, меня бы не было под твоей крышей, но государство говорит, что именно здесь я сейчас должен находиться. Если хочешь, чтобы меня не было, ты должен дать мне денег, чтобы выкупить мамину закладную на дом до того, как ее выкупит какой-нибудь незнакомец.

Я не много могла видеть, стоя за спиной Вона, но то, что я всё-таки видела, так это сжатый кулак, и я чувствовала исходящее от парня напряжение. Здесь определённо не было любви, была лишь душераздирающая история, в которую для меня сейчас главное не ввязываться. Мне было предостаточно своего горя, и я сомневалась, что у меня есть место для ещё одного, независимо от того, как Вон заставлял меня себя чувствовать.

— Ты такой самовлюблённый кусок дерьма. Если думаешь, что такая шлюха, как она или твоя мать ведутся на тебя не из-за денег и того, что ты можешь им дать, то ты тупее, чем я думал.

— Не смей! Не говори так о ней. Ни об одной их них.

Боже! Не знаю, гнев ли был это на отца парня, отвращение из-за отсутствия у него уважения к матери Вона и чувствам самого Вона, или моя непробиваемая тупость, но эти слова толкнули меня сделать это, и я почувствовала, как дрожь пробежала по спине Вона и перенеслась на меня. Я поняла, что должна вмешаться, чтобы удержать его от жестокой ошибки. Так что я протиснулась мимо Вона и, стараясь сохранить голос ровным, обратилась к человеку, неприязнь к которому быстро росла.

— Мистер Кэмпбелл, должно быть Вас раздражают незнакомые подростки в вашем доме и постоянное беспокойство о людях, которые не прочь воспользоваться вашими сыновьями, но уверяю Вас, я здесь не для этого. Вон — мой друг, и, думаю, у вас двоих есть своя долгая история, в которой нужно разобраться, но вы оба сейчас на взводе, а я не хочу смотреть, как вы раните друг друга необдуманными словами, которые нельзя забрать назад.

Оба, и мистер Кэмпбелл, и Вон, уставились на меня так, словно у меня только что выросла вторая голова, и поэтому мне захотелось снова спрятаться за спиной Вона. Но я сама вышла из тени, поэтому должна была винить за это только себя.

Мистер Кэмпбелл начал хихикать. Нет, не совсем так. Он скорее давился от смеха. Ага, этот парень был ослом, и я не могла поверить, что он имеет хоть какое-то отношение к Вону. А потом я тут же впала в ступор, потому что откуда мне вообще что-то о нём знать? Я не знала. Не знала Вона, как того же Санта Клауса. Насколько мне известно, он мог быть как фальшивкой, так и тем парнем, с которым я фотографировалась раз в год, пока мне не исполнилось девять. Кто его знает, Вон может быть таким же, как его отец, а я выставляю себя сейчас полным посмешищем.