III Римский полководец

лакида жил в начале II века по Рождестве Христовом и был известен своими воинскими талантами и подвигами. Солдаты любили его за его справедливость, милосердие и чрезмерную доброту ко всем, от него зависящим. Они считали его отцом своим. Плакида был женат на умной и добродетельной женщине и имел двух сыновей, которых любил без памяти. С женой он жил в самой тесной дружбе. Плакида по своим общественным и семейным добродетелям был исключением в развратном языческом обществе и хотя был язычником, но добродетели его могли считаться чисто христианскими. Весьма вероятно, он слыхал о христианах и был расположен принять их учение, когда с ним случилось нечто чудное и непонятное.

Однажды он отправился на охоту, окруженный значительною свитой. В горах Аппенинских он повстречал стадо диких оленей; один из них, вышины необыкновенной и красоты особенной, отделился от стада. Плакида поскакал за ним и далеко опередил следовавшую за ним свиту. Скоро он исчез из ее глаз…

Между тем прошло два дня и наступил третий день, а Плакида и свита его не возвращались домой с охоты. Домашние встревожились: жена Плакиды, Стелла, нежно его любившая, предавалась мучительному беспокойству и терялась в догадках. Прошел и третий день по его отъезде и наступили сумерки; измученная женщина задремала, когда одна из служанок вбежала в ее комнату.

— Благородная госпожа, сказала она с волнением, — Руф, сопровождавший на охоту военачальника, вернулся и желает вас видеть.

— Вернулся! Вернулся один! Скорее, скорее, веди его сюда.

Она вскочила со своего ложа и, вся дрожа от волнения, побежала навстречу старого ветерана и воскликнула:

— Говори Руф, говори: где он? Что с ним случилось и почему ты оставил его, ты, верный спутник, никогда не оставлявший его в сражении? Я боюсь твоего молчания. Говори скорее.

Старый солдат стоял, опершись на меч свой; наконец он сказал медленно, торжественным голосом.

— Благородная госпожа, я опасаюсь какой-нибудь беды.

— Руф, говори всю правду, не мучь меня. — сказала она с отчаянием. — Не упал ли он в пропасть? Не был ли растерзан диким зверем?

— Нет, ничего подобного не случилось с нашим храбрым полководцем, но он сгинул с глаз наших, и мы полагаем, что он заплутался в горах и лесах. Вчера утром я был с ним, когда огромный олень отделился от стада и побежал в горы. Твой супруг погнался за ним, наши кони не могли за ним поспеть, и он скрылся из глаз наших. Такого огромного оленя я никогда не видал. Мы напрасно искали храброго полководца нашего, напрасно без устали въезжали на горы и спускались в глубокие ущелья, напрасно поджидали у опушки леса. Наши измученные кони не могли больше служить нам. Напрасно мы звали его, одно эхо отвечало нам, собаки пришли назад, не имея крови на мордах, не поймав никакого зверя. Часы тянулись, настала ночь, взошло солнце. Мы принялись опять искать его, опять объехали лес, опять взбирались на горы, спускались в глубокие лощины. Мы нигде не могли найти его. Тогда я решился воротиться домой. Благородная госпожа, ты знаешь, я до последней капли моей крови отдам с радостию за славного полководца, под начальством которого я совершил столько походов:, но, несмотря на все мое усердие, на все мое желание, я не мог нигде найти ни малейшего следа его.

Пока Руф говорил, вдали послышался шум и многие невольники вбежали с вестию, что Плакида воротился.

Покрытый пылью, он сошел с коня, вошел в покои медленною походкой, подошел к жене и молча, в торжественном молчании обнял ее. Затем он подал знак, и все вышли из комнаты. Муж и жена остались одни.

— Стелла, — сказал он ей, — я расскажу тебе чудное дело. Ты знаешь, что война и завоевания были любимою моею деятельностию. Я не знал страха… А теперь страх вошел в мое сердце. Я подавлен тем, что видел и слышал.

— Но что, что такое случилось с тобою, — сказала она, вглядываясь в него и читая на лице его великое смущение.

Слезы выступили на глазах его; он обнял ее и сказал ей с неописанною торжественностию в голосе:

— Слушай меня внимательно. Я преследовал огромного оленя, спускался за ним в пропасти, подымался на крутые горы, следовал за ним по дремучим лесам, переплывал быстрые реки. Так скакал я долго, не теряя его из виду, скакал через горы и долины, пока не достиг ущелья столь уединенного и живописного, что мне трудно описать его тебе словами. Над ущельем возвышался высокий утес. Олень влетел на него с быстротой молнии и остановился. Я взглянул вверх и увидал, что верхушка утеса озарена чудным светом, посреди которого сияло и блистало крестное знамение. Удивленный и пораженный сим зрелищем, я остановился и не мог отвести взора от знамения Креста. Тогда услышал я голос:

— Плакида, зачем не исповедуешь ты истинную веру? — говорил он, — по своей жизни и чувствам ты уже служишь Христу, сам того не зная. Твое милосердие, твои добрые дела, твоя чистая жизнь угодны Богу. Он призывает тебя в лоно своей св. церкви. Человек жизни чистой не может поклоняться кумирам и должен исповедывать Христа!

Голос умолк. В неописанном смущении и ужасе, я все глядел на сияющее знамение Креста и не мог понять откуда раздавался голос, который я слышал явственно. Наконец, собрав всю силу моего духа, я сказал громко и твердо.

— Чей это голос? Кто говорил со мною? Кто ты?

И голос отвечал мне:

— Я говорю с тобою во имя Того, Кто создал звезды и твердь небесную, месяц и солнце, день, ночь и зарю утреннюю; иди в город, сыщи служителя Христа, уверуй в него и крестись в Него.

Сияние, венчавшее высокую скалу загорелось ярким светом, едва не осветило меня, а затем потухло. Я упал на колена и горячо молился. Солнце зашло за горы, тень легла в глубокое ущелие. Я позабылся и не помню сколько с той минуты протекло времени. Когда я пришел в себя, конь стоял около меня, около меня спал и верный пес мой. Я взял коня за повод, сел в седло и медленно чрез горы и долины возвратился домой.

Плакида умолк, жена глядела на него в изумлении и смущении. Лицо его было ясно и глаза горели.

— Нынче же, — сказал он, — я приведу в порядок дела мои и пойду в катакомбы к христианскому епископу. Я знаю людей, которые мне укажут туда дорогу.

— О друг мой, о милый супруг мой! — воскликнула Стелла, — рассуди основательно такой страшный шаг, не принимай такого важного решения, не обдумав его. Вспомни, как христиане презираемы и ненавидимы всеми, каким жестоким мучениям они подвергаются!

— Знаю, все знаю, но я убежден, я верую и душа моя дороже мне моего бренного тела. Если я погублю его, то спасу мою душу. Не пытайся поколебать моего решения и помни, что долг добродетельной и любящей супруги поддерживать мужа в его добрых начинаниях, а не препятствовать им из расчетов земного благосостояния…

Епископ Римский, скрывшийся от преследования в катакомбах, стоял в ночи на молитве пред крестом, водруженным на могиле мученика, недавно погибшего. У подножия креста горела небольшая лампада и ее трепетное сияние едва освещало темные своды подземных коридоров, углублений и могил. Глубокое молчание царило в подземелье. Паства епископа, искавшая спасения в подземелиях (катакомбах), уснула после тревожного дня. Внезапно одно из углублений пред молившимся епископом разверзлось, и он увидел ущелие в горах Аппенинских. На высоком утесе стояло сияние, посреди его огненный крест, а под утесом лежал во прахе и молитве Плакида. Епископ уразумел видение и стал ожидать знаменитого римского полководца.

Когда ночь спустилась опять на Рим, несколько лиц, закутанных в мантии вышли из ворот римских; никто не осмелился остановить или опросить их, ибо между ними находился Плакида, всем известный и всеми уважаемый. Рядом с ним шла женщина еще молодая, окутанная покрывалом. Она вела за руку двух малюток, четырех и пяти лет. В ночи пробужденные внезапно от сладкого сна, выведенные из дома, они испуганно держались руками за платье матери и их шаги раздавались вместе с твердыми, тяжелыми шагами отца, ступавшего по плитам спящего города. В молчании шли они дальше и дальше, миновали загородные дома богатых Римлян и достигли песчаных холмов. Провожатый Плакиды отыскал отверстие, тщательно прикрытое камнями и мусором, пролез в него, спустился в коридоры и пошел по их заворотам и изгибам с уверенностию бывалого человека. Плакида, жена его и дети следовали за ним. Провожатый привел их к епископу, который ожидал их; он встал им навстречу и заключил Плакиду в свои объятия.

— Да будет над тобою мое благословение, сын мой. — сказал он ему. — Чудное видение предварило меня о твоем пришествии.

Плакида во святом крещении был назван Евстафием, жена его Феопистией, а дети Агапием и Феопистом. После крещения епископ сказал слово, в котором поучал, что должно бестрепетно, презирая всякие беды и страшные мучения, исповедывать веру Христову и молить Его подать силу для такого подвига. Плакида слушал слова старца и, умилясь духом, возвратился с семейством в дом свой.

На следующее утро Евстафий-Плакида сел на коня и отправился к тому самому месту, где ему явилось знамение Креста. Тут он слез с коня, пал лицом на землю и с плачем молился и благодарил Бога за то, что он просветил его с семейством светом истинной веры. И вот он снова услышал голос, который сказал ему следующие слова:

— Евстафий, ты должен показать на деле, что ты веруешь в Меня, надеешься на Меня и любишь Меня. Но вера, надежда и любовь узнаются не в богатстве и благополучии, а в нищете и напастях. Тебе предстоят многие скорби и ты подобно Иову будешь искушен великими бедами.

Евстафий, услышав эти слова, сказал:

— Господи, вот я пред Тобою, твори со мною, что хочешь, я готов из рук твоих все принять с благодарностью; я готов как раб носить и терпеть все, что Ты на меня возложишь.

И снова услышал он голос: