Все произошло так стремительно, что стоявший чуть поодаль Щур-Толмач смог только в ужасе зажмурить глаза. Он стоял оцепенев, боясь поверить в реальность происшедшего.

Заснул, что ли? - услышал он голос Франца.

Глаза открылись сами собой и даже не открылись - распахнулись.

- Т-ты!.. - произнес "полтора человека" таким голосом, что не понять было, кто говорит - Толмач или Щур.

- Я... Ну и что? Чего пялишься?

Глаза Толмача скользнули по перилам ограждения. Перила были целехоньки.

Щур-Толмач снова уставился на Франца. Молча. Франц почувствовал смущение.

- Ну чего ты, чего?

Глаза Толмача заморгали. "Полтора человека" как будто приходил в себя.

- Так... Ничего. Ты что-то говорил?

- Я? Ах да... Ничего особенного, ветер, говорю, усиливается...

- А... ветер. Да. Усиливается.

Франц повернулся и сделал несколько шагов к другому, неогороженному краю площадки. Ветер дул ему в лицо, полы туники трепетали, хлопали. Он подошел к искореженной опорной мачте УКВ-ретранслятора в метре от края, потряс ее рукой - мачта стояла прочно. Франц ухватился за мачту и наклонился вперед, всматриваясь в сумрачные клубы. Щур-Толмач молча глядел ему в спину.

Франц обернулся.

- Ни черта не видно, - крикнул он симбиозу. - Да и ветер. Пора возвращаться.

Щур-Толмач сбросил оцепенение.

- Да, - крикнул он, - пора.

Но тронуться в обратный путь они не успели. Франц ошибался. Еще не все увидели они из того, что было припасено для них на этот день.

Внезапно что-то изменилось вокруг, и они не сразу сообразили, что именно. Потом поняли - стало светлее. Сильный ветер принес с собой то, чего обитатели города не видели в течение добрых двадцати лет - громадный просвет в облаках. Облачный слой, истончаясь, становился все светлее и светлее, и вот, наконец, свершилось - лопнул облачный купол над головами, и приятели впервые в жизни увидели чистейшую синеву. Площадка старой телевышки, этот металлический островок в небе, этот странный летательный аппарат перенес их в волшебную страну. Впитать, вобрать в себя, задержать, запомнить редкостный подарок судьбы... Друзья стояли в благоговейном молчании, потрясенные нежданным чудом, и не заметили, как из темного провала меж двух облачных утесов бесшумно выскользнула черная крестообразная тень. Она описала пологую спираль, а затем, сложив крылья, спикировала на телевышку.

Коршун-мутант имел размах крыльев около восьми метров, мог утащить небольшую коровенку, его когти оставляли царапины на танковой броне, а клюв запросто перекусывал толстый прут чугункой садовой ограды.

Первым его заметил Щур-Толмач и предостерегающе крикнул. Франц резко повернулся - коршун пикировал прямо на него. Второй раз за какие-нибудь четверть часа на глазах Щура-Толмача Франц подвергался смертельной опасности, и второй раз "полтора человека" был совершенно бессилен что-либо сделать. Вокруг себя и Толмача Щур моментально выстроил защитный психический кокон, так что коршун воспринимал их как некий неодушевленный предмет, не стоящий внимания. Но Франц был на другом конце площадки, и его Щур прикрыть не мог, а до удара оставались доли секунды...

Коршун ударил... В пустоту!

Франц стоял уже около другой мачты ретранслятора, метрах в шести от первой. Птица неловко кувыркнулась в воздухе, захлопала крыльями, выровняла полет и пошла на второй заход. И снова все повторилось - Франц опять оказался совсем в другом месте.

Коршун попался упорный. Раз за разом повторял он свои безуспешные попытки, а Франц играл с ним, как суперкрыса с кошкой.

Щур наблюдал за этой странной игрой с холодным любопытством исследователя, но в его мозгу совершалась лихорадочная работа. Он почувствовал! что в теперешнем возбужденном состоянии духа он смог бы прикрыть и Франца защитным психококоном. Но он не сделал этого. Ему надо было что-то понять, что-то очень важное, и, продолжая поддерживать защитный кокон, Щур снял контроль с психики Толмача и концентрированным усилием проник в подсознание Франца, желая увидеть все происходящее изнутри, глазами самого Франца...

Коршун наконец понял бесплодность своих попыток и, издав резкий крик разочарования, улетел прочь. Просвет затянулся, и снова вокруг была привычная промозглая мгла.

Щура возвратил к действительности плач Толмача. Хотя разумом и годами Толмач был стар, психика его была по-детски слаба, как и его тело. Щур, нацелившись на подсознание Франца, предоставил Толмача самому себе, и теперь тому было холодно и страшно.

Щур несколько успокоил его и шагнул к Францу. Тот отрешенно стоял в центре площадки. Волосы его трепетали на ветру.

- Спускаемся, что ли? - спросил Щур-Толмач.

Франц встрепенулся, помотал головой.

- Да-да... Спускаемся.

Потом добавил:

- Ну, спасибо, Щур. Если бы не ты...

Щур глазами Толмача как-то странно посмотрел на него, но ничего не ответил.

Вниз они спустились в полном молчании, домой возвращались пустыми, сумрачными улицами. Уже темнело, и руины выглядели угрожающе.

Щур шел быстрым шагом, почти бежал.

- Куда несешься? - спросил наконец Франц недовольно.

- К Доктору, - отрезал Щур-Толмач.

- Зачем?

- Надо, - так же коротко бросил Щур.

V. Вместо Доктора они застали Лейтенанта, рассматривающего какие-то книги большого формата в ярких, блестящих обложках. Франц никогда таких не видел. Лейтенант оторвался от своего занятия, рассеянно ответил на приветствие.

- К Доктору? - спросил он. - В палатах где-то или в подсобках. Минут через пятнадцать будет. Садитесь, ждите.

Франц опустился в кресло у стола, а Щур-Толмач сразу подошел к книжной полке и стал рыться в стопке растрепанных брошюрок. Он извлёк из кучи одну и начал неторопливо перелистывать. Остановился на одной странице: долго вчитывался. Затем глаза Толмача закрылись, лицо стало невыразительным верный признак, что между Толмачом и Щуром идет оживленная телепатическая дискуссия. Франц смотрел на них с некоторой завистью. Преимущества интеллекта, имеющего в своем распоряжении два совместно работающих мозга, были неоспоримы. Именно поэтому Щур-Толмач и был правой рукой Доктора и старостой над всеми остальными мутантами.