- Это принципиально, - обратился к ней Петр.

- "Ванильный" и называется, - обозлилась почему-то продавщица.

- Красивое название. - Он вздохнул и пошел выбивать подозрительно точную сумму - два рубля тридцать две копейки.

Два-рубля-тридцать-две-копейки упаковали в столь же бесцветную и столь же обильную растительностью коробку с развеселой надписью "С Первомаем!" так с-первомаем и двинулся Петр в направлении Сивцева Вражка... Волхонка уже, переход, поворот на Гоголевский бульвар: ну, где там цыганка с карликом - не видны ли еще? - не видны; угол Сивцева Вражка - и вот он наконец, особнячок с какою-то даже лепниной. Форточка открыта: Станислав Леопольдович дома. Опять деревянная лестница тоненько этак поскрипывала, а звонок, которого Петр в прошлый раз не слышал, оказался хорошо поставленным басом.

- Кто там?

- Это я, Петр, - машинально ответил Ставский, задним числом сообразив, что голос-то женский. Дверь не открывали, пришлось пояснить: - Я к Станиславу Леопольдовичу.

- Нету тут таких, - сказала дверь.

Здра-а-асьте!.. Как же нет, когда были? Квартиру он, что ли, перепутал? Да нет, та же самая квартира, и не мог он ошибиться, он эту квартиру на всю, кажется, жизнь запомнил.

- Простите, он... Станислав Леопольдович уехал?

- Нету тут таких.

- Это я уже слышал, - начал раздражаться Петр, не понимая прелести разговора через дверь. - Откройте же наконец!

За дверью - сначала издалека, но тотчас же у самого порога - вдруг мелко-мелко и хрипло залаяли, окончательно доконав Петра, мгновенно вообразившего себе раз в пятьдесят уменьшенного Анатолия.

- Боря, разберись, - послышалось сквозь лай - и затопали, с трудом попадая в собачьи паузы, толстые ноги в тапках без задников. Лязгнул затвор: сверху за дверью, придерживаемой цепочкой (цепью!), обозначилось лицо Бори, лицо борова; снизу, придерживаемая своей цепочкой (цепью!), полувыскочила жирная шавочка на тоненьких лапках.

- Что Вам угодно? - неожиданно интеллигентно спросил боров, стремясь попадать выдохами в щель.

- Войти, - Петр был краток. Шавочка сильно бранилась.

- Почему Вы хотите войти в чужую квартиру? - Боров, видимо, был педагогом. Шавочка охрипла окончательно.

- Потому что я был тут вчера. - Дверь еще немножко приоткрылась - и Петр понял, что не был он тут вчера: часть передней, доступная взгляду, пестрела корешками книг.

- Зачем же говорить неправду? - задал риторический вопрос педагог-боров. Шавочка, кажется, задохнулась.

- Вы много читаете, Боря.

У борова вытянулось рыльце, а опочившая было собачонка опять зашлась в хриплом лае. Плохо понимая, что происходит, Петр начал спускаться по лестнице. Уже на улице машинально поднял глаза: рыло борова Бори торчало в форточке. На нем горела печать-незаслужен-ного-оскорбления. "Хулиган!" крикнул Боря, и форточка захлопнулась.

Петр огляделся вокруг. Вокруг было пусто. "Если бы мы встретились с Вами вчера или, скажем, завтра, - вспомнил вдруг Петр, - я бы наговорил чего-нибудь другого. Может быть, тогда я не был бы уже ветеринаром и собаку мою звали бы не Анатолий..." Как глупо все-таки вел он себя в обществе странного этого человека: заснул ни с того ни с сего - глупее не придумаешь! Именно тогда, когда надо было правильно использовать единственную, по всей вероятности, замечательную случайность в его жизни. Когда надо было вцепиться в странного-этого-человека... эх, что ж говорить! Петр немного постоял и снова пошел к дому с лепниной. Теперь он не стал подниматься по лестнице, а позвонил у одной из дверей на первом этаже. На звонок вышел мальчик.

- Здравствуй, - сказал Петр. - Тебя зовут Игорь?

- Игорь. А что?

- Я Петр. Я должен спросить тебя вот о чем: где Анатолий?

- Анатолий? - Он наморщил лоб, внимательно посмотрел на Петра честными серыми глазами. - Я не помню.

- Чего ты не помнишь? - Петру хотелось, чтобы получилось как можно мягче, - получилось довольно строго.

- Я не помню, где Анатолий.

У Петра закружилась голова, он выждал некоторое время.

- Но кто такой Анатолий, ты помнишь?

- Помню. Анатолий - это собака.

Так... Так-так-так-так-так. Привкус мяты во рту. Будем вести себя спокойно.

- А чья это собака? - голос почти безучастный.

- Я не помню. Помню только, что Анатолий - собака. Большая такая, разноцветная. Мне всегда такую хотелось.

- Ну, конечно! - настаивал Петр. - И собака эта приходила к тебе в гости от Станислава Леопольдовича, старичка такого... милого, когда уходили куда-нибудь родители. А стоило лишь им появиться на углу Сивцева Вражка, собака Станислава Леопольдовича - помнишь? - моментально возвращалась к нему как ни в чем не бывало! Ну... Ведь так? Я правильно рассказываю? Это же и вчера было!

- Нет. - Честные серые глаза... - Это было давно. Я тогда был еще маленький. Ужасно давно.

И больше он решительно ничего не помнил.

А собака Анатолий все-таки была...

- Теперь вот что. - Петр попытался улыбнуться. - Ты очень хороший человек. С Первомаем тебя! - И, сунув ему в руки торт, Ставский быстро пошел к двери.

- Спасибо, - сказали ему в спину. - Только пока еще рано... с Первомаем.

На Гоголевском текло и журчало. "Вовсе не рано", - громко произнес Петр, быстро идя куда попало. Самое важное сейчас было не думать ни о чем, связанном с Сивцевым Вражком. Нет Сивцева Вражка в городе Москве. Если только когда-нибудь раньше... Но-это-было-давно-я-тогда-был-еще-маленький-уж асно-давно. И как-то занесло меня в существовавший тогда посреди Москвы Сивцев Вражек, как-то занесло... познакомило со Станиславом Леопольдовичем, обмануло, расстроило. А сегодня вспомнилось - вот и отправился с какой-то стати в Сивцев-этот-Вражек. Прихожу и вижу: нет Сивцева Вражка в городе Москве. Такая, значит, история.

И в самом деле: как уже далеко все отодвинулось - в прошлый век, в позапрошлый... в тысяча-семьсот-восемьдесят-какой-нибудь-год! И даже еще отодвигается: я вот иду, а оно отодвигается - скоро станет совсем ничего не видно, не слышно ничего. Да и так почти уже не видно, не слышно. Все. Не было. Не происходило. Потому-то и тоска такая неопределенная - не поймешь о чем. Ни о чем, знаете ли...

Сейчас надо вынуть из кармана бумажник, а из бумажника вынуть записочку - память-тренируйте-голубчик-это-Вам-на-метро-С.-Л. - и выбросить эту записочку: пусть она летит по ветру. А уже через полчаса покажется, что и ее не было никогда: так, обман чувств!