Он огляделся по сторонам и едва не присвистнул в изумлении. Неподалеку явно имелись пещеры, но странное дело - входы в них были устроены так, что совокупность их делала поверхность скалы похожей на человеческих череп: два темных проема походили на глазницы, еще один - продолговатый и расположенный ниже - напоминал нос. А длинная темная расщелина еще ниже казалась похожей на широкий рот, украшенный острыми клыками белых известняковых валунов. Белые валуны отличались от скальной породы, поэтому смело можно было сказать, что камни эти сюда принесены людьми, причем не слишком давно.

Подниматься к пещерам Антон не стал. Маленькие бандиты порой бывают опаснее взрослых: они сами не знают страха смерти, а потому беспощадны к остальным. Он постоял немного, раскачиваясь на носках, потом решительно зашагал обратно.

Легко было Бокию и Дзержинскому посылать его туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что. И пугали его напрасно. Обычный был городок - провинциальный. И чудесами в нем не пахло.

Не зря Антон Кторов вспоминал про Глеба Ивановича. Бокий в это время сидел в своем кабинете, а напротив него с деликатной развязностью человека, знающего себе цену, курил Блюмкин.

– Яков Григорьевич, - Бокий сердито отмахнулся от дыма. - Будь серьезнее.

– Так я и говорю, - блеснул стальными зубами Блюмкин. - Серьезный, очень серьезный человек. До революции преподавал физику в Казанском университете. Сейчас сидит в Гатчине на даче и работает. Зовут этого человечка Гросс Фридрих Павлович, до революции был приват-доцентом, сейчас, как и весь ученый люд, на вольных хлебах. Занятные вещи этот Гросс излагает. Тебе бы самому послушать! С помощью системы зеркал он пытается заглянуть в будущее. Не знаю, насколько ему это удается, но говорит он весьма занимательно. Так, например, этот Гросс утверждает, что советская власть продержится семьдесят лет, но все рухнет в конце восьмидесятых, когда власть в партии возьмет горбатый человек. И еще он утверждает, что большая часть этого времени пройдет под правлением стального человека с Северного Кавказа, и это правление принесет России могущество и жесточайшие страдания.

– Партия этого не допустит, - сердито сказал Бокий. - Она сама может поправить любого из зарвавшихся чинуш. Так что же, этот хрен казанский намекает на скорую смерть Ильича? Обыкновенный нелояльно настроенный к нам интеллигент. Взять его да попугать крепенько, чтобы штаны застирывать пришлось. Все его предсказания сами из головы выветрятся.

– Не скажи, Глеб Иванович. - Блюмкин встал, сгорбился над горящей спичкой, выпустил в сторону от начальника клуб дыма. - В том-то и дело, что все не так просто. Действия Колчака он нам по полочкам разложил, словно в штабе у него всю жизнь просидел. Про нападение на наших дипкурьеров в Ревеле он тоже сказал, но мы, по своему обычаю, его сообщение мимо ушей пропустили. Теперь он по международным вопросам совсем что-то непонятное талдычит: мол, Германия, хоть и проиграет в войне, в конце тридцатых большую силу наберет и к власти придут не коммунисты, а какие-то национал-социалисты, возглавляемые человеком мистических убеждений, и имя его будет начинаться на букву «А». Я смотрел, среди тамошних политиков ничего похожего нет, да и партии такой не существует. Мистики есть, «Зеленая лампа» там, то-се, но ничего похожего я не нашел. Однако это не значит, что слова Гросса - чистый бред, сами знаете, условия появляются, когда общество созрело.

– Хорошо, хорошо, - примирительно выставил вперед руки Бокий. У него были длинные нервные пальцы. - Я возьму этого Гросса на заметку. Что Есенин?

– Сережа? - Блюмкин усмехнулся. - Пьет.

– Талант, талант, - забормотал Бокий, невидяще глядя сквозь Блюмкина. - Ладно, тебе предстоят долгие и опасные поездки. Поручим все Агранову, он справится. Как у тебя с фарси?

Блюмкин засмеялся и выдал длинную непонятную тираду.

– Впечатляет, - оценил Бокий. - Но меня нетрудно обмануть. Главное, чтобы твое произношение понимали в Иране. В скором времени тебе предстоит войти в ЦК тамошней компартии.

– Я тут недавно Антошу Кторова видел, - с неожиданной ревнивой ноткой в голосе сообщил Блюмкин. - Мелькнул и пропал. Новое задание, да?

Бокий сделал несколько шагов по кабинету.

– Задание дает Разведупр, - сказал он, потирая бритый подбородок. - Скажем так, Кторов выполняет ответственное поручение правительства РСФСР. По случаю чего находится в очередном отпуске.

Сколько ни говори ишаку о свободе, он ее не осознает, пока на шее у него хомут.

Отпуск и работа под видом отпуска, как говорят хасиды, совсем разные вещи.

Раби Симон бен Шетах однажды изрек: «Истинное наслаждение - освободиться на время от мыслей и забот; подлинное бедствие - освободиться от них навсегда; настоящее горе - предаваться мыслям и заботам в то время, когда ты приготовился к наслаждениям».

Предстояло не только работать, предстояло еще создать видимость того, что ты и в самом деле писатель и выполняешь по мере сил и таланта своего указание Наркомпроса. Тем более что тяги к литературным трудам Антон Кторов особо не испытывал. Тем не менее он терпеливо исписал за вечер десятка два зеленых листов, стараясь делать записи нарочито неразборчивым почерком. Для непосвященных этого было достаточно.

На второй день пребывания Антона Кторова в Лукоморске зацвели алыча и слива. Улицы окутались бело-розовыми клубами дыма, дни стояли солнечные, и море было спокойным. Медузы отошли на глубину. К деревянному причалу прибило мертвого дельфиненка. Хмурые растрепанные вороны расхаживали по мокрому песку, оставляя на нем крестообразные отпечатки, и клевали тело дельфиненка, изредка вступая в сварливые хриплые перепалки.

В парке у деревянной набережной играл скрипач.

Высокий, с морщинистым печальным лицом, худой, неуклюжий, похожий на линейку для измерения тканей, он был одет в темный костюм, лакированные штиблеты с белыми вставками, и на голове у него была широкополая темная шляпа.

Около музыканта остановился невысокий круглолицый мужчина, лысина которого являлась естественным продолжением лица. Мужчина был в белой рубахе с расшитым воротником, соломенной шляпе и в чесучовых белых брюках, заправленных в мягкие коричневые сапоги.