- Обязательно, - серьезно пообещал Крикушин. - Только все продумайте, чтобы не давать потом опровержения. И расскажите мне для контрольной прокрутки. Этого типа, - он задиристо подмигнул мне, - я знаю с детства. Он для меня не загадка, хотя и бывают всплески... А вот ты, Меркурий Уникальный... Ты какой-то неуловимый. Так что выбери сначала сам и предлагай...

И Меркурий тут же предложил Превращение в человека-амфибию. Как в романе Беляева. Только чтобы еще летать уметь...

Мы с Крикушиным грохнули смехом.

Меркурий, похоже, обиделся.

* * *

Однажды к нам забрел пятилетний мальчуган. Он искал залетевшую на наш участок стрелу, пущенную им из пластмассового лука.

Крикушин помог найти ее и продемонстрировал мальчику цирковые способности Степки. Они разговорились. Мальчик жил в конце нашей улицы. Его звали Женька.

- А где твои родители? - поинтересовался Крикушин. - Они не будут тебя искать? - Он прилаживал к дереву мишень, чтобы показать, как стреляют настоящие индейцы.

- Нет, - помотал головой Женька, - не будут. Бабушка дома, мама на работе, а папа в командировке... - Он помолчал, глядя исподлобья, как Крикушин привязывает тряпичного чертика к стволу, и надутым голосом сказал: - Папа давно в командировке. Он уехал, когда я был еще малышом. И все не едет. Вы не знаете, почему он не едет?..

- Приедет, - Крикушин погладил его по мягким желтым волосам и взял в руки лук.

- Честное слово? - обрадованно приподнялся на носочках мальчик.

Крикушин, натянувший было тетиву и прищуривший глаз, опустил лук и внимательно посмотрел на Женьку.

- Честное индейское слово! - заверил он и спустил тетиву.

Индейцы стреляли неплохо. Женька запрыгал со стрелой в руках.

- А помоги мне написать папе письмо, - попросил он, настрелявшись. - А то я не все буквы знаю. Папа у меня летчик, - гордо добавил он.

Крикушин принес лист бумаги, и они сели писать письмо. Женька писал отцу, что соскучился по нему и учится плавать. Еще он написал, что тоже будет летчиком, и просил папу скорее приезжать из командировки. Потом он приложил загорелую ладошку к обратной стороне листа, и Крикушин обвел ее контур.

Они запечатали письмо в конверт.

- А адрес ты знаешь? - спросил Крикушин.

Мальчик растерянно помотал головой.

- Моему папе. Летчику! - встрепенулся он.

- Так не дойдет, - улыбнулся Крикушин.

- Пойдем к нам! - Женька ухватил его за палец. - Бабушка, наверное, знает. Пойдем, пойдем, - потянул он.

Они ушли, прихватив с собой Степку, важно вышагивающего со стрелой в зубах.

Вернувшись, Крикушин отказался от чая и поднялся в светелку. С веранды было слышно, как он завел будильник и лег на скрипучий диван.

Женька стал приходить к нам каждый день. Наш дикий участок, заросший высокой травой, в которой прятались остатки цветов, посаженных еще моей матерью, приводил его в восторг. Он с криками носился за Степкой, заставлял его приносить стрелу и подолгу качался на качелях, подвешенных между двумя старыми березами. Устав от беготни, он бомбил нас вопросами.

Как-то вечером, когда Меркурий потащился на станцию телефонировать жене о своих успехах в работе над диссертацией и примерном поведении, Крикушин, попросив у меня сигарету, рассказал мне историю Женькиного отца.

Отец мальчика действительно был летчиком. Он погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Вместе с ним в машине ехала старая добрая знакомая, как принято теперь говорить. Она отделалась переломом ноги, что ли... Как установила экспертиза, оба были в подпитии. Они оставили палатку в лесу и мчались в деревенский магазин. Тут и влетели под трактор... Супруге он сказал, что едет с друзьями на рыбалку.

Все это поведала Крикушину словоохотливая Женькина бабушка.

- А я пообещал пацану, что папа скоро вернется, - растерянно подвел итог Крикушин. - Что теперь делать?..

Что делать, я не знал.

Неотправленное письмо Крикушин носил в кармане.

* * *

После того как Крикушин пообещал написать про нас с Меркурием сбывающиеся рассказы, я стал испытывать беспокойство. Ну, беспокойство - это мягко сказано. Точнее - я заволновался. Еще точнее - потерял покой. Меня смущали предрешенность моего будущего состояния после написания рассказа и неопределенность собственных желаний.

Ну хорошо, рассуждал я, Крикушин выслушает мой сюжет, прищурится, кивнет головой и напишет про меня рассказ. Кто после этого будет руководить моими поступками? Если я, допустим, напрошусь в кандидаты наук? Я сам?.. Черта лысого, извиняюсь за выражение. Я знаю свою лень и несобранность. Или, может быть, стечение обстоятельств?..

В таком случае можно не готовиться к экзаменам, а лечь на диван, как Емеля-дурачок на печь, и ждать, когда диван подвезет к столу ученого совета, где тебя поздравят с присуждением ученой степени кандидата наук. Чертовщина какая-то...

Кроме того, у меня было туго с желаниями. Хотя я и пробовал, как Меркурий, есть вареные яйца. Дальше дачи на берегу Черного моря и покупки обещанных детям велосипедов моя фантазия не распространялась. Ну, может быть, еще машина. И, кстати, как я могу строить планы на будущее, не посоветовавшись с женой?.. Я, например, выберу себе карьеру шофера международных линий, а она приедет и скажет, что мечтала видеть меня академиком.

И даже преимущество в заработке ее не обрадует.

На сон грядущий я пытался вообразить себя то директором нашего института, то известным киноактером в толпе поклонников, то покорителем далеких планет на трапе звездолета. И каждый раз картина получалась до обидного куцая и нелепая.

С открытием лекарств от рака выходило не лучше. Я, конечно, желал бы человечеству избавиться от этого недуга. Но самому заниматься кропотливыми исследованиями, сидеть над пробирками и таращиться до рези в глазах в окуляры микроскопа мне почему-то не хотелось. Да и нереальным казалось, чтобы я заслужил Нобелевскую премию.

Получалось, что мой смех над меркантильными желаниями клиентов Крикушина оказался преждевременным.

Тогда я решил зайти с другого конца.

Пусть я, как герой рассказа, и вся моя семья, просто будут счастливы. Пусть Крикушин сочинит что угодно, но в конце скажет: они были счастливы.

Но и тут не все оказалось просто.

Для начала следовало определить: что такое счастье?

В потрепанной книге В мире мудрых мыслей, валявшейся на даче, я нашел разнокалиберные афоризмы - от толстовского Счастье - это удовольствие без раскаяния до длинной выписки из какого-то программно-официального документа.

Тогда я взял лист бумаги и попробовал составить нечто вроде пожелания самому себе. Получилось следующее: интересная работа - крепкая семья здоровые дети - материальное благополучие - верные друзья.

Написав рецепт своего счастья, я тут же заметил его ущербность. Все пропорции были приблизительны и не давали четкого представления, что именно и в каком количестве сыпать в склянку с этикеткой Счастье. И я махнул на это дело рукой, сделав успокоительный для себя вывод, что никаких формул и рецептов счастья в природе не существует. Попробуйте сами составить список атрибутов вашего счастья. Не благополучия, а именно счастья. И тогда мы поговорим.

На ум приходила житейская мудрость: счастье как здоровье, пока оно есть, его не замечаешь...

* * *

Похоже, что после посулов Крикушина Меркурий тоже спал беспокойно. Но, в отличие от меня, идей у него хватало.

Каждое утро он просыпался с новым вариантом своей будущей жизни. То ему виделось командование каким-то особым батальоном тяжелых пулеметов, то тихий островок в Индийском океане, где он в шортах и панаме проводит исследования в собственной лаборатории. Однажды он представил себя шахом восточного княжества, а Ольгу возвел в ранг любимой жены. Я отсоветовал, мотивируя тем, что в мусульманских странах сухой закон и, кроме того, сомнительно, чтобы моя сестра позволила ему такую аморалку.