– Да, вполне.

– Мы держим в доме трех слуг. Миссис Тиффин – кухарка с необычайно развитым воображением во всех областях, кроме приготовления пищи. Филлис и Феба – две горничных, цель существования которых – путаться под ногами, когда в них нет надобности, и отсутствовать, когда они нужны. – Он выпрямился. – Так вот, после обеда, около половины девятого, я, как обычно, пришел сюда. Дейдри уехала на машине в Брокенхерст с большим запасом времени. Доктор Фортескью поднялся наверх. Моя сестра Эстелл уже удалилась в музыкальную комнату оскорблять свой проигрыватель пластинками с поп-музыкой, хотя к ее услугам полно записей классики или хорошей легкой музыки вроде сочинений Гилберта и Салливана [25]. В лучшем мире, леди и джентльмены, пластинкам с поп-музыкой место на свалке. Но речь не об этом.

– Согласен, – кивнул Эндрю Долиш.

Гэррет окинул взглядом присутствующих. Дейдри сидела в кресле в юго-западном углу комнаты. Рядом с ней находилось левое викторианское окно, наглухо занавешенное пыльными коричневыми портьерами с зелеными и золотыми прожилками. Ник Баркли нервно расхаживал у камина – миниатюрная лысина на его макушке отражалась в венецианском зеркале. Мистер Долиш стоял неподвижно, со шляпой в одной руке и портфелем в другой, глядя в угол зеркала.

– Позвольте повторить, – продолжал хозяин дома, – что я пришел сюда около половины девятого. На сей раз Филлис и Феба показали себя не с самой худшей стороны. Оба западных окна были открыты настежь и открыты до сих пор, хотя левое, как видите, сейчас занавешено. Еще не стемнело. Я сел за стол на этот вращающийся стул и занялся составлением письма в литературное приложение к «Тайме». Я рассчитывал продиктовать его моей секретарше, которая поехала в Лондон привезти кое-какие книги из магазина Хэкетта, но она не вернулась ни к обеду, ни, насколько я знаю, до сих пор.

– Это правда, Пен! – сказала Дейдри. – Так как Фей не вернулась поездом в три пятьдесят, я была уверена, что она приедет в девять тридцать пять. Но она не прибыла и этим поездом, что может тебе подтвердить любой из наших гостей.

– Ну-ну, – снисходительно улыбнулся Пеннингтон. – Несомненно, она нашла способ хорошо провести время. Мисс Уордор, Ник, весьма привлекательная молодая леди. Если бы мною не завладела столь же очаровательная жена…

– О, Пен, пожалуйста! Ты сам не знаешь, что говоришь!

– В самом деле, дорогая, я никогда об этом не задумывался. Но, как укажет Эндрю, если этого не сделаю я, речь не об этом. Revenons a notre histoire [26]. К половине десятого, – он вытянул левую руку, чтобы взглянуть на часы, – я закончил работу и отложил мои записи – они все еще на столе. Тени начали сгущаться. Я встал со стула, сел в то кресло слева от стола лицом к левому окну и задумался, глядя на лужайку…

Пеннингтон Баркли снова выпрямился. Его лицо приняло мечтательное выражение. Словно обращаясь к самому себе, он негромко продекламировал своим красивым голосом:

«Что важней всего на свете?»

Спрашивал я тех и этих.

Отвечал судья: «Законы»;

«Знанье», – говорил ученый;

«Правда», – заявлял мудрец;

«Радость», – возражал глупец…

На этом он остановился.

– Право, Пеннингтон! – недовольно произнес мистер Долиш. – Я привык к вашим причудам, но это уж слишком. Цитировать поэзию в такое время…

– Поэзию, Эндрю? Душа филистера – потемки. Это всего лишь вирши и притом весьма посредственные, хотя в них и есть нечто привлекательное. Ну, это не важно! Вам всем нужны доказательства? Посмотрите туда!

– Что? – Дейдри вздрогнула, как будто обожглась. – Куда?

– Да, дорогая, я смотрел на тебя. На пол. Рядом с твоей левой ногой, но ближе к окну.

Отдернув ногу, Дейдри вскочила и подбежала к Нику и мистеру Долишу. Хотя свет от торшера, ослабленный зеленым шелковым абажуром, проникал не слишком далеко, он поблескивал на маленьком, но тяжелом стальном револьвере с резиновой рукояткой.

– Вижу, – сказал мистер Долиш, склонившись вперед. – «Айвс-грант» 22-го калибра.

– Заряжаемый, как вы уже меня информировали, короткими патронами такого же калибра.

– Да, вы используете правильный термин. Это ваш револьвер?

– Мой. Я узнал его даже в чужой руке. Но что с вами, Эндрю? Вы как будто хотели его подобрать, но передумали?

– Откровенно говоря, дружище, я подумал об отпечатках пальцев.

– На нем не окажется никаких отпечатков. Смотрите!

Пеннингтон Баркли встал из-за стола – лицо его было напряженным, руки слегка дрожали. Рядом с креслом Дейдри стоял еще один торшер с абажуром из темно-желтого пергамента. Проходя мимо, Пеннингтон включил его, наклонился и при ярком свете поднял револьвер. После этого он вернулся к столу и принял позу учителя или лектора.

– Слушайте, дядя Пен! – не выдержал Ник. – У вас есть разрешение?

– Ты имеешь в виду лицензию на огнестрельное оружие? Да, разумеется. В этой стране, мой мальчик, чтобы купить патроны, нужно предъявлять лицензию. Он выдвинул просторный ящик письменного стола. – Последний раз я видел оружие днем – оно было в этом ящике и заряжено настоящими пулями. Посмотрим, что мы имеем теперь.

Открыв револьвер, Пеннингтон ткнул металлической булавкой в центр патронной камеры. Шесть миниатюрных медных цилиндров выпали на блокнот. Он подобрал их и обследовал по очереди.

– Шесть холостых и один из них использован. Не знаю, откуда их взяли, я покупал боевые патроны, а не холостые. Теперь позвольте на минуту отвлечься от темы призраков, отпечатков пальцев на идею, которая показалась мне привлекательной. Вы удостоите меня вниманием?

– Да, – отозвался мистер Долиш.

– После кончины моего горько оплакиваемого отца и открытия его второго завещания…

– Что касается этого завещания, дядя Пен… – начал Ник.

– Я просил бы всех удостоить меня вниманием.

– Ладно, дядя Пен, валяйте!

– После упомянутых мною событий призрак никем не оплакиваемого сэра Хораса Уайлдфера в черной мантии и маске дважды появлялся в апреле. До тех пор, насколько мы знаем, его никто не видел почти сотню лет.

– Но… – прервал адвокат.

– Но что, Эндрю?

– Ничего! Прошу прощения.

– Так называемый призрак видели Эстелл и миссис Тиффин в обстоятельствах, которые, как мне казалось, при наличии небольшой изобретательности можно легко объяснить. Но мне также казалось, что если кто-то решил изображать призрака, то я незамедлительно должен изобразить детектива. Как я собирался это сделать? У меня нет практических знаний в области полицейской работы. Информация, которой я располагаю, почерпнута из детективных романов, которые я поглощаю в неимоверном количестве.

– Слушайте, слушайте! – воскликнул Гэррет.

– Как мы все знаем, в детективных романах никогда не находят отпечатков пальцев. Но в реальной жизни все могло быть по-другому. Два столетия назад эта библиотека служила логовом и паутиной сэру Хорасу Уайлдферу. Он бродил по ней со своим свирепым нравом и обезображенным лицом. Каким образом его лицо стало обезображенным? Была ли это кожная болезнь типа экземы? Или более серьезное заболевание вроде сифилиса, так как судья, кажется, слыл старым развратником, испытывавшим пристрастие к молоденьким девушкам…

– Не надо, Пен! – взмолилась Дейдри.

– Или же это произошло, как намекает памфлет 1781 года, оттого, что кто-то из членов семьи угостил его ядом? Но ты права, Дейдри, это не имеет значения. Важным было то (по крайней мере, так я думал), что в один прекрасный день мнимый призрак мог посетить библиотеку и оставить вполне осязаемые следы. Воодушевленный этой идеей, я кое-чем обзавелся. Смотрите!

Пеннингтон стал извлекать из просторного ящика предмет за предметом, демонстрируя и называя каждый и возвращая их на место.

– Эта книга – научная работа об отпечатках пальцев. Эта бутылочка с аптечной этикеткой содержит «серый порошек», используемый для проявления таких отпечатков. Это кисточка для нанесения порошка. Это увеличительное стекло, о чем едва ли нужно упоминать. И наконец, резиновые перчатки, какими домохозяйки пользуются в кухне. Проводя мое расследование около месяца тому назад, я надел перчатки – вот так. – Пеннингтон сопроводил слова действием. Они должны натягиваться свободно, но, как видите, это не так. В перчатках, с порошком, кисточкой и лупой я начал обследовать комнату. Мне удалось собрать богатый урожай собственных отпечатков пальцев и отпечатков моей секретарши. Меня это не обескуражило – я продолжал работать в лучшем стиле доктора Торндайка [27]. Но найдя отпечатки Филлис и Фебы, я внезапно понял всю тщетность и абсурдность затеянной мною игры.