Штанге тяжело вздохнул и повторил:
- Это очень трудно - убивать своих друзей.
Клим смотрел на него с жалостью и некоторым страхом. Неужели командир «Ладоги» сошел с ума?
Штанге поднял на Клима мутные глаза и засмеялся:
- У тебя же скафандр разгерметизирован. Теперь ты тоже изменник!
Неожиданно его взгляд посветлел, в глубине зрачков метнулось беспокойство.
- Ты что, - зашипел он, с силой хватая Клима за руку, - с ума сошел? Ты тоже хочешь стать рабом и изменником?
И заорал бешено:
- Немедленно загерметизируйся!
Почти машинально Клим выполнил эту неистовую команду. Штанге с удовлетворением проследил за тем, как закрылось забрало шлема штурмана. Взгляд его опять помутнел.
- Только в скафандре, - бормотал он, точно в бреду, - в скафандре - и никак иначе.
И не то засмеялся, не то заплакал.
- Но ведь уже поздно, - теперь совсем непонятно бормотал он, - поздно, поздно! Я знаю это по себе. Несколько секунд - и все кончено.
Он поднял на Клима ненавидящие глаза:
- Как ты смел? Как ты смел разгерметизироваться?! Ты теперь раб, понимаешь? Жалкий мезойский раб!
Он огляделся вокруг.
- Все вы рабы и изменники! А что будет с Землей? Не позволю!
Штанге вскочил на ноги, яростно ударил кулаком по нейтридной броне, размозжив себе пальцы, опрокинул Клима, который хотел его удержать, на спину и с дикой энергией бросился бежать.
- Юст, успокойся! - кричал ему вслед Клим, поднявшись на колени.
И вдруг умолк. Он понял, куда бежит безумный командир «Ладоги» - каждый шаг приближал Юстинаса к униходу. Мгновенно, словно глубокой ночью при вспышке молнии, Клим увидел и ощутил до деталей безвыходность этой нелепой и страшной ситуации. Могучая боевая машина во власти безумца! А Иван, Алексей, Родин и «Торнадо»?
Клим колебался не больше секунды - слишком многое было поставлено на карту. Заметно побледнев, он выхватил лучевой пистолет, навел на спину Штанге. В то же время тяжелый удар обрушился на его руку. Лучевой импульс ударил в песок, вспыхнуло голубое пламя, песок закипел.
- Ты с ума сошел! - кричал Нил Гор, вырывая пистолет из рук штурмана. Клим не сопротивлялся, да и поздно было. Штанге вскочил в униход и захлопнул за собой дверцу.
- Нельзя стрелять из пистолета в живых людей, - укоризненно сказал Гор и, размахнувшись, забросил пистолет далеко в кусты.
Клим ничего ему не ответил. Он не спускал глаз с унихода. Вот машина загудела, дрогнула и, поднимая клубы песка и пыли, стрелой взвилась в небо, взяв курс на плато, где стоял «Торнадо».
Клим поднялся с колен и благодарно произнес:
- Ты молодец, Нил. Вряд ли я простил бы себе убийство человека, пусть даже безумного.
В ответ послышался тихий, хриплый смех. Клим круто обернулся и похолодел. Нил Гор сидел, покачиваясь из стороны в сторону, пересыпая песок из одной ладони в другую, и бессмысленно смеялся.
- Нил! - окликнул планетолога Клим. И так как тот молчал, он подошел и тронул его за плечо.
- Чему ты смеешься, Нил?
Планетолог поднял на него пустые, улыбающиеся глаза, несколько секунд внимательно рассматривал его, а потом посерьезнел и пожаловался:
- Голоса!
- Голоса? Какие голоса?
- Разные.
Гор огляделся вокруг и доверительно сообщил:
- То их слышно, а то нет. Говорят, говорят, а что говорят - не поймешь. Разные голоса! Свой я тоже иногда слышу. И даже голос жены.
Склонив голову набок, он жалобно заглянул в самые глаза Клима:
- Она умерла, моя жена. Три года назад умерла, а я ее слышу. Как же это так? Не пойму, никак не пойму этого. Умерла… а говорит!
В глазах его отразилась безмерная тоска, он заплакал.
- Галя, Галя! Как же это так! Как же ты? Не надо об этом, не надо! Все равно не поможешь. Ты ведь умерла, я знаю. Я сам видел, как ты умирала. А… может быть, и я умер?
И вдруг с облегчением захихикал:
- Нет, я не умер! Нет! Это все неправда.
Клим смотрел на него неотрывно. Он понял до конца слова Штанге: «Ты теперь раб, понимаешь? Раб, раб, раб!» Вот какая судьба ему уготовлена? Судьба буйно помешанного Штанге или тихого идиота Гора. А Штанге полетел в сторону «Торнадо», и никто не знает, что он безумен. Нет, Клим может умереть, сойти с ума, но предупредить своих друзей он обязан…
Непонятная страшная сила сдавила его до боли в костях. Так ничего и не поняв, Клим машинальным движением подбородка включил амортизатор, а когда скафандр раздулся, преодолев силу сжатия, он перевел дыхание. Посмотрев вниз, штурман увидел, как Нил Гор с выражением панического ужаса на лице, то и дело оглядываясь, удирал со всех ног. На груди Клима лежала громадная, бурая, покрытая крупными бородавками лапа, похожая на уродливо разросшуюся руку. На лицо ему падала тень. Он поднял голову и увидел нависшую над собой лошадиную морду игуанодона.
Клим воспринял это без особого удивления. Если игуанодоны строят здания, то почему бы им не хватать людей и не тащить их куда-то? Конечно, Клим оказался непростительным ротозеем, но, пока на нем нейтридный скафандр, ящер бессилен причинить ему вред. Игуанодон шагал прямо по кустарнику, легко приминая его ногами-тумбами, как самую обыкновенную траву. Клима мягко покачивало влево-вправо, вправо-влево. И весь этот чужой мир с мутным небом, кирпичным солнцем, красноватым песком и серым кустарником лениво покачивался перед глазами. Когда Клим закрыл глаза, ему показалось, что он плывет в лодке, качающейся на волнах. Но громадная бурая лапа на груди, равнодушная лошадиная морда над головой были реальностью. Все так чувственно, так осязаемо и так нелепо. Клим никак не мог заставить себя поверить в происходящее. То ли сон, то ли явь. Клим Ждан в объятиях динозавра! Только один раз! Спешите видеть! Он ничуть бы не удивился, если бы его потрясли за плечо и флегматичный голос Кронина проговорил: «Просыпайся, Клим! Ну-ну, я понимаю, что смотреть сны занятие интересное, но вахта есть вахта». А может быть, и не было ни Алексея Кронина, ни Ивана Лобова, ни «Торнадо», ни даже его, штурмана Клима Ждана? Был только двухэтажный белый-белый домик на берегу теплого моря, большой сад, в котором росли огромные, удивительно вкусные яблоки, и жил там загорелый, крепкий мальчуган, мечтавший о подвигах и часто видевший дивные космические сны.
Клим услышал, что его окликают по имени. Конечно, это сон, и нет никакого смысла ему противиться. Какие там ящеры! Но голос, окликавший его, становился все громче и настойчивее.
- Клим, отвечай. Нахожусь над городом, тебя не вижу. Отвечай.
Нет, это не сон. Это Лобов зовет его! Иван сейчас над городом, он ищет и никак не может найти его.
- Иван, я здесь! - закричал Клим. - Я здесь, меня держит игуанодон! Иван!
Волнение перехватило ему горло, и он замолчал, весь превратившись в ожидание. Но Лобов словно и не слышал его.
- Клим, я над городом. Тебя не вижу, отвечай! - устало повторил он.
- Иван! - снова закричал Клим и осекся. Он вспомнил, что надо включить передатчик, иначе Лобов не услышит его. Надо освободить хотя бы одну руку!
Клим задергался, забился в объятиях равнодушного гиганта. Он напрягся в последнем неимоверном усилии, которое удесятерялось амортизаторами скафандра. Лапы игуанодона подались, но, почувствовав, что жертва может ускользнуть, ящер тоже поднапряг силы, и Клим бессильно обвис.
- Эх, Иван, - прошептал он и уронил голову.
- Клим, тебя не вижу, отвечай! - постепенно затихая, звучал голос Лобова.
Отчаяние Клима уступило место бессильному равнодушию. Он будто засыпал, но мысли его вертелись с сумасшедшей скоростью, образуя пестрый хоровод, порождавший неземные, неведомые доселе диковинные образы.
Клим увидел перед собой приземистое здание с маленькими, похожими на иллюминаторы окнами. Игуанодон подошел к зданию вплотную, остановился перед узкой массивной дверью и осторожно опустил Клима на землю. Это нисколько не удивило Клима. Он уже знал, что именно так и только так должен поступить этот ящер.