Как чудесно парить одиноко на самолете в синеве воздушного пространства, оторвавшись от пыльной земли, от повседневной людской суеты! Как прекрасно пикирование с работающим мотором, когда растяжки воют подобно диким зверям и голова становится внезапно тяжелой от давления воздуха. Как хорошо потом подобаю хищной птице броситься опять вверх: машина, как живое существо, изготовляется к прыжку, у летчика на мгновение замирает дыхание. Высшая школа пилотажа - петли, бочки, штопор, когда машина летит вниз, как листок бумаги, скользит на крыло, с характерным свистом винта. Его рука легка и тверда лежит на руле, как бы ни содрогалась и ни рвалась вперед его машина. Он заставляет ее подчиняться своей воле, она стонет в его руках. Он берет от нее все, что она может дать, и тогда им овладевает опьянение своей силой, он чувствует себя властелином сверкающего пространства. Он один в безграничном просторе. Но внизу, в туманной глубине, живет уже побежденный, но еще не покоренный окончательно великан - дух тяжести, постоянно готовый сокрушитъ своими лапами храбреца. Восторжествовать над этим противником, дразнить его с отважной ловкостью, - вот в чем высшая радость, вот в чем настоящая жизнь! Часто он дико кричал, пел и свистел среди грохочущего гула мотора, в завываниях ветра, чтобы дать выход своим чувствам...
Но как редки теперь эти счастливые часы! Правда, рулевое колесо огромного самолета тоже было в его руках, но это уже не были свободные полеты, подобные полету птицы. Это было управление воздушным омнибусом. Винтон был не один на корабле; он составлял как первый рулевой лишь часть экипажа из 9 человек, он стал одним из рычагов сложнейшего механизма. За последние два года требования к летчикам беспрерывно повышались: курсы усовершенствования по аэронавигации, по радиослужбе, изучение метеорологии, стрелковое дело. Затем снова и снова тренировка эскадрильи, ночные полеты, упражнения в прицеливании бомб. Новый начальник воздушных сил был исключительно точным человеком. Он поднимал эскадрилью по тревоге в любое время дня и ночи, не обращая никакого внимания на сон и усталость после весело проведенных вечеров. Ничто не принималось в оправдание плохой работы. Совсем недавно один командир эскадрильи был переведен из воздушного флота в войсковую авиацию за то, что его эскадрилья пришла в расстройство при повороте вокруг вертикальной оси.
Два с половиной года назад был отстранен старый начальник воздушных сил сэр С. Дуглас, участник войны 1914-1918 гг., бывший тогда на Ипре командиром воздушной группы, состоявшей из нескольких эскадрилий. Его грудь была украшена тремя пестрыми рядами орденских лент всех держав Антанты и союзников в мировой войне. Воинственная фигура маршала воздушного флота, смелый орлиный нос, усы а-ля-Фош были хорошо известны публике по портретам и кино и превратились в святой атрибут английской авиации, в живой памятник великого прошлого. Но наступили новые времена когда главе британского воздушного флота уже недостаточно было иметь только внушительную фигуру. С тех пор как старик покинул свой пост, в королевском флоте появился совершенно другой дух.
В комнате повеяло прохладой; солнце закрыло облаком. В ту же секунду Винтона пронизала холодом мысль: а вдруг он совсем не получит отпуска? Что если ему помешают надвигающиеся грозовые тучи высокой политики? За последние недели произошли крупные события, на этот раз в Египте. Винтон не следил внимательно за политикой, но из газет зная, что в Египте прокатилась волна возмущения против англичан. Он читал о нападениях на английских солдат, о разрушении оросительных каналов и железнодорожных линий националистами. Но такие восстания повторялись периодически через несколько лет и приняли характер естественных явлений. Новые вожди националистов, более озлобленные, чем старый Заглул, захватили в свои руки руководство партией Вафд. Они все более настойчиво требовали независимости Египта, объединения его с Суданом, удаления английских гарнизонов. По последнему пункту британское правительство уже пошло на очень большие уступки, переведя английские войска из глубины страны в зону Суэцкого канала. Но эта местная уступка была истолкована националистами, как признак слабости, и поощрила их к дальнейшим требованиям. Египетский парламент, состоящий на 85 проц. из националистов, был распущен и созыв его отложен на неопределенное время. Умеренное египетское правительство, опиравшееся на Англию, влачило жалкое существование.
Конечно Англия ни при каких обстоятельствах не могла допустить полной независимости Египта, который был для Британской империи ключом к путям сообщения и с Индией, и с Австралией, и с английскими южно-африканскими колониями. Англия легко расправилась бы с Египтом, если бы ей пришлось иметь дело только с Египтом. Но именно это "если" и превратилось теперь в громадный политический вопрос. Египетские националисты, опиравшиеся ранее на Италию, перешли на сторону Франции. Это придало всей египетской проблеме особую серьезность. В английском официальном документе, относящемся к 1922 году, о провозглашении независимости Египта было достаточно ясно и недвусмысленно сказано, что "Англия не допустит постановки вопроса о независимости Египта какой-либо другой державой и всякое вмешательство в египетские дела будет рассматривать, как недружественный акт, а всякое нападение на территорию Египта будет считать действием, против которого Англия будет протестовать с помощью всех имеющихся в ее распоряжении средств".
Винтон не был точно осведомлен об отдельных этапах развития всех этих событий, но, как истый англичанин, со школьной скамьи имел ясное представление об основах английской политики. И он знал, что господство над Египтом, игравшим для Англии роль моста в Индию, всегда будет вопросом жизни для Британской империи.
Винтон вскочил со стула, взял с письменного стола Хиткинса последние газеты и стал их быстро просматривать. Его лицо сразу приняло серьезное выражение. Газетные заголовки звучали, как сдержанные угрозы: "Обострение конфликта", "Предостережение Франции", "Египетское правительство пало". "Националисты образовывают временное правительство, провозглашают республику и призывают на помощь Францию".
Вдруг дверь приоткрылась, и капитан Хиткинс, просунув голову, крикнул:
- Вас просит командир Морис.
Винтон схватил фуражку и перчатки, поправил пояс и через мгновение стоял, вытянувшись по-военному, перед высоким и широкоплечим командиром.
- Лейтенант отряда Б 3-й эскадрильи покорнейше просит предоставить ему 3-недельный отпуск.
- Здравствуйте, Винтон. На этот раз, к сожалению, ничего не выйдет. Отпуска запрещены во всем воздушном флоте.
Командир Морис протянул ему руку с участливой улыбкой на жестком лице, словно хотел сказать: "бедный малый, мне тебя жаль, но твой отпуск - дело конченное". Несмотря на солдатское умение владеть собой, Винтон - не мог скрыть разочарования, отразившегося против желания на его лице. Он молча повернулся кругом и вышел.
Винтон направился в офицерскую столовую, расположенную среди деревьев на расстоянии нескольких сот метров от ангаров. Ему хотелось поделиться своим огорчением с товарищами. Как ему не повезло! Теперь солнце неприятно жгло, под деревьями стоял удушливый зной, в мундире было невыносимо жарко. Если бы в самом деле было что-нибудь серьезное! За последние два года в воздушном флоте несколько раз запрещались отпуска, а затем через неделю две это запрещение отменялось. Может быть и в данном случае была только причуда нового начальника, который хотел провести большие учения всех эскадрилий. Это на него похоже. Что из-за этой затеи разлетались мечты лейтенанта Винтона - ведь 20 июля Ани уезжала с родителями в Норвегию совсем не беспокоило глубокомысленного начальника.
Бросив в прихожей на стол фуражку, перчатки и трость, Винтон с сердитым выражением лица вошел в зал, где завтракали. В углу сидела группа из пяти или шести офицеров-летчиков 3-й и 4-й эскадрильи. Было шумно, говорили о политике. Офицеры не обратили никакого внимания на вошедшего Винтона и не заметили его мрачного настроения. Это отсутствие товарищеского внимания еще более расстроило его. Лишь после того как Винтон молча простоял несколько минут, опершись на кресла, высокий Дансон воскликнул: