Но из-за уединенности этого места и присутствия здесь воды сюда словно магнитом тянуло подростков. А где подростки – там пиво. А где подростки и пиво, там обязательно время от времени случается что-нибудь нехорошее, как почти двадцать лет назад, на вечеринке выпускного класса, когда Хоуви Дексхаймер нырнул в холодную черную воду и исчез – карьер будто проглотил его. Несколько недель по дну карьера ползали все ныряльщики округа, но тело так и не было обнаружено. Так что Хоуви Дексхаймер все еще там, внизу.

– Думаешь, это он? – Бонар прервал размышления Холлорана так точно, будто отслеживал их.

– Надеюсь, что нет. Господи, не хотел бы я увидеть Хоуви после двадцати лет пребывания в воде.

Всякий раз, когда Бонар о чем-нибудь крепко задумывался, кожа на его лице собиралась уродливыми складками.

– Может, с этим все и не так плохо. Вода в карьере страшно холодная. Это неблагоприятная среда обитания почти для всего, включая большинство видов бактерий. Если содержание щелочи в воде не слишком высоко, тело могло сохраниться почти идеально.

Холлоран поморщился. Мысль об идеально сохранившемся Хоуви также не вызывала у него энтузиазма.

Через пятнадцать минут они доехали до того места, где от шоссе ответвлялась заросшая грунтовая дорога. Уходя в лес, она выглядела настоящей норой. Поперек дороги, загораживая проезд, стоял помощник шерифа Уолтер Саймонс – ноги широко расставлены, руки скрещены на груди: длинный дохляк с прической под Элвиса, изображающий из себя гиганта.

Холлоран остановился рядом с ним и опустил стекло.

– Саймонс, расскажи мне то, о чем я не знаю.

Саймонс вяло отмахнулся от целого сонма слепней, вьющихся вокруг его головы.

– Проклятые слепни кусаются, как сукины дети. Ты об этом знаешь?

– Знаю.

– Ну ладно, тогда слушай. Это в любом случае не Хоуви Дексхаймер. Я его мельком видел, когда его из воды выволакивали. У Хоуви таких длинных волос не было.

– После смерти волосы продолжают расти, – сказал Бонар.

– Да ладно тебе.

– Так знающие люди говорят.

– А в хвост они не завязываются? Резинкой не перетягиваются?

– Это вряд ли.

– Вот-вот. К тому же док Хэнсон говорит, что этот парень старше, самое меньшее двадцать пять, и в воде он пробыл не так долго. Ни документов, ни хрена. Голый, как Адам в Эдеме. Слушай, не пришлешь сюда Клитона с ребятами? Меня сменить надо, а то минут через десять эти черти меня досуха высосут.

Ярдов через двести по грунтовой дороге показалась травянистая поляна, заставленная машинами: старый синий универсал дока Хэнсона, три патрульные машины, посланные по вызову, и новенький «форд»-пикап, который сожрал бы зарплату Холлорана за год и не поморщился. «Наверное, это машина того паренька, от которого поступил вызов», – решил он. В наши дни в этом округе доброй половине школьников родители дарят на выпускной новые машины.

Позади импровизированной автостоянки был широкий скат, ведущий прямо в воду, – когда-то по нему спускались в карьер тяжелые грузовики. Холлоран помнил, что этот скат называли «девчачьей купальней». Ни один уважающий себя мальчишка и близко бы к нему не подошел. Для них существовал только один спуск в воду – отвесный обрыв по обе стороны ската, поднимающийся над черной водой на добрых пятнадцать футов. По кромке обрыва, будто глядясь в воду, росли большие деревья, и с их самых крепких веток свисали истрепанные веревки. Когда они с Бонаром были молодыми и неуязвимыми, они тоже вешали такие веревки. Вцепившись в них, они взлетали над водой, в верхней точке дуги разжимали руки и летели вперед и вниз, словно выпущенный из пращи камень. Самое главное было отпустить веревку вовремя: слишком рано или слишком поздно – и ударишься об острые камни, выпирающие из стенки обрыва. В этом и состоял интерес, и сейчас, глядя на тарзанки внимательным и настороженным взглядом взрослого человека, привыкшего оценивать степень опасности, Холлоран подумал, что это почти чудо, что они пережили собственную глупость.

Он посмотрел на пятерых подростков, бестолково топтавшихся возле одной из патрульных машин. Видно было, что они старались понять, что означает для них их кошмарная находка, и их лица при этом почти синхронно выражали последовательную смену эмоций: шок, ужас, страх, любопытство, потом опять шок, ужас, страх, любопытство. Среди них Холлоран узнал Рики Шванна, который был на целую голову выше и на несколько тонов бледнее остальных.

Не обращая пока на ребят никакого внимания, Холлоран с Бонаром выбрались из машины и направились по усыпанному камнями склону к видневшемуся внизу небольшому пляжу, где спиной к ним стоял док Хэнсон. Частично загораживая им вид, он склонился над тем, что, как надеялся Холлоран, было не слишком попорченным водой телом. Сначала он видел только голову и ноги покойника – белые, как у гипсовой статуи. Когда они подошли ближе, док заметил их и сделал шаг в сторону, чтобы они могли взглянуть на туловище.

– Ничего себе! – Холлоран удивленно вскинул брови и одновременно озабоченно поджал губы, когда увидел, что поперек неестественно белой груди мертвеца идет ровная пунктирная линия, состоящая из небольших аккуратных отверстий. – А мы думали, что это несчастный случай.

Док Хэнсон держал руки в перчатках подальше от себя, чтобы ненароком не забыть и не сунуть их в карманы.

– Я тоже – до тех пор, пока его не вытащили из воды. – Он наклонился и убрал с открытых мертвых глаз клок спутанных мокрых волос. – Вы его знаете?

Холлоран с Бонаром внимательно всмотрелись в неподвижное лицо, затем отрицательно помотали головой.

– Я тоже. А я, кажется, знаю почти всех в этом округе. Черт, да половину из них я сам принимал. Но этого парня я никогда не видел.

– Есть особые отметки? – спросил Холлоран.

Док Хэнсон покачал головой:

– Ни веснушек, ни родинок или родимых пятен, ни шрамов, ни татуировок. Может, на спине что-нибудь и было, но от нее не много осталось. Хотите, я его переверну?

– Господи, нет, конечно, – быстро сказал Бонар, живо представивший, что могли натворить пули на выходе из тела. – Похоже, кому-то вздумалось разрезать беднягу надвое.

Док кивнул:

– Восемь полноценных лобовых попаданий, и девятая пуля оцарапала ему левый бок. Видите? – Он показал на ссадину, где пуля только обожгла тело, а не проникла в него. – Его просто скосили очередью. Какому-то дурню пуль было не жалко. А патроны, похоже, натовские. Попадая в тело, они часто разрушаются. Одно такое вот попадание в грудь, – он махнул рукой в сторону трупа, – и больше тебе уже ничего не надо. Так что этого уложили с восьмикратной гарантией.

Холлоран с любопытством взглянул в доброе, спокойное лицо старика, который принимал роды у его матери, угощал его в детстве леденцами на каждой прививке и как-то, когда он во втором классе сломал запястье, сделал ему разноцветный гипс, добавив туши в раствор, – о таком человеке и не подумаешь, что он что-нибудь знает о повреждениях, наносимых огнем из автоматического оружия.

– Натовские патроны, док? – тихо спросил он. – Вы это на медицинском факультете узнали?

Обвисающие складки на шее у старика заметно подобрались.

– Вьетнам, – сказал он, и это короткое слово с ударением на последнем слоге прозвучало тяжко и грозно.

Холлоран и Бонар переглянулись. Вот так. Знаком вроде бы с человеком всю жизнь, и вдруг оказывается, что ты его и на ноготь не знаешь.

Услышав плеск, они все посмотрели в сторону воды и увидели выходящего на берег ныряльщика в блестящем гидрокостюме и с аквалангом за спиной. Он был похож на инопланетянина и напомнил Холлорану о старых фильмах ужасов, и Холлоран подумал, как здорово было бы сейчас оказаться дома и посмотреть что-нибудь страшное.

Бредя к ним по колено в воде, ныряльщик снял маску и сказал:

– Он тут не один. Готовьте еще пару мешков.

Через час на крохотном пляже лежало еще два трупа: один постарше, второй помоложе, но оба, как и тот, которого выловили первым, были без одежды и с пулевыми ранениями в грудь. Двое несчастных помощников шерифа под руководством дока Хэнсона перекладывали их и так и сяк, пока не расположили в таком порядке, в каком ему было нужно.