- О-го-го! Крым!
Но через минуту его допекли комары и огромные, чуть не в кулак величиной, оводы, налетавшие стаями. Даже сетку накомарника поднять было нельзя.
Зоя, которая в начале работы была необыкновенно весела и по-детски радовалась всему: зеленой кедровой шишке, большому муравейнику, новой для нее ягоде, - заметно сдала. Лицо стало непривычно серьезным и сосредоточенным, походка отяжелела.
Время до обеденного перерыва растягивалось, казалось, не имели конца те последние часы, которые уже не скрашивались новизной работы.
Зое приходилось труднее всех. Андрей с тревогой смотрел, как все чаще выскальзывает из ее рук топор и ладонь не держит ручку пилы, разжимается. Но когда Славик попытался предложить ей отдохнуть, Зоя подняла с лица сетку и неожиданно твердым и высоким голосом, срывающимся на крик, сказала:
- Гос-споди! Как вам не терпится показать свое превосходство!
Большие глаза ее, обычно мягкие, теперь были сощурены и злы. Она хотела сказать что-то еще, но раздумала и дернула сетку накомарника, закрывая лицо, точно спуская забрало шлема.
- Стоп, стоп, стоп, Зоенька, - проговорил Андрей. - А ну-ка садись. Перекурим, Славик.
Тот послушно рухнул на землю, Зоя осталась стоять.
- Что ж, мы и будем все время тебя уговаривать, а ты перед нами... из кожи лезть?
- Я поехала с вами работать, - твердо, не поднимая сетки накомарника с лица, ответила Зоя. - И буду работать наравне. Я не хочу быть нахлебницей.
- Глупая ты, ой, глупая, - схватился за голову Славик. - Ты погляди, вон два Петра работают. У одного сила как у быка, а у другого - комариная. Так что, один, значит, должен костьми ложиться, а другой курортничать. Чтобы килограммометры одинаковые были. Так, что ли? Какие же тогда мы к черту товарищи?!!
- Точно, - поддержал его Андрей. - По совести работают, и все. Поняла? - спросил он у Зои.
Та пожала плечами.
- Гляди. Если будешь фокусничать, скажем Грише, и он тебя к кухне припишет.
- Я к командиру пойду, - поддержал его Славик. - Уж очень мне хочется на кухне своего человечка иметь. Лишний половничек, глядишь, подкинет. Подкинешь, а?
- Хватит вам, хватит, - уже мягче проговорила Зоя.
После этого разговора она, хоть и работала по-прежнему на совесть, иногда присаживалась на ствол упавшего дерева, отдыхала. И не было уже этой пугающей исступленности.
Красный трелевщик Степана таскал и таскал пучки бревен. К рокоту его мотора уже привыкли, и к хриплому тенорку, который гул мотора перекрывал.
- Зачепляй! - обычно кричал Степан, подъезжая. - Зачепляй, ребяточки ждут!
Но после обеда, дело уже к вечеру клонилось, мотор трелевщика вдруг заглох. Степан вылез из кабины, уселся на гусеницу и сообщил:
- Пять рокив! Зоинька, поидемо со мной. Довезу до хаты.
- Какая хата? Ты чего? - подошел Володя. - До восьми работаем.
- Чого, чого? - спросил Степан недоверчиво.
- Работаем до восьми, - повторил Володя.
Степан погрозил ему пальцем.
- У совецком государстве, - сообщил он наставительно, - как пять рокив, так все до хаты идут. Чуешь?
Один за другим ребята оставляли свои дела и подходили к трактору.
- Ты не понимаешь, что ли? Я тебе русским языком говорю: работаем с восьми до восьми. Ясно?
- Хто?
- Мы, кто же... Я и ты. Все строительные отряды так работают.
- Хлопцев пожалей, - указал Степан на ребят. - Они счас попадают.
- Не попадают, не бойся. Заводи! На "лежневке" хлысты ждут! нетерпеливо бросил Володя.
- Ни-ни-ни! - решительно отказался Степан. - Ни! Вы на месяц приихалы, тяните из себя жилы, на здоровьичко. А мне робить, робить, робить аж до самой пенсии. Чого я буду надрываться?
- Степан, ты послушай, - спокойно принялся объяснять ему Григорий. - Мы с начальством говорили. Они тебе будут платить сверхурочные, как положено, по закону. Хорошо заработаешь. Что тебе, плохо? Ты же в два раза больше будешь получать.
- Ни, ребяточки, - поднимаясь, сказал Степан. - Это же не один день остаться да другой. Один-два дня можно бы выручить. А два месяца так робить я не согласный. Меня жинка из дому выгонит. И никакое начальство меня не заставит. Есть советский закон. Он везде одинаковый, для всех писанный. Ни денег мне не надо, ничого. Да сами подумайте! Все люди на озеро пишли, с жинками, с детишками. Щук ловлют. Я здесь с вами гибнуть должон. Ни-ни-ни!
- Эх, Степан, Степан, - вздохнул кто-то.
- Так что поихалы до дому, - заключил разговор Степан. - И те ребяточки, на "лежневке", пусть бросают. Руками же хлысты не потянете? полез он в кабину.
- Потянем, - сказал Григорий. - Чего же делать остается? Придется тянуть. Скачи щук ловить, рыболов. Давай, ребята, - вздохнул он. - Не зря же пословица родилась: десять студентов заменяют один трактор. Не привыкать. Петро-большой первым, остальные по росту! Зоя впереди - чтоб в яму не влезть. Берем.
И все молча подошли к длинному стволу, встали.
- Раз-два! - крикнул Григорий. - Взяли!
И два десятка рук подхватили шершавый ствол на плечи.
- Раз-два, раз-два! Левой!
Словно огромная гусеница-многоножка пошла по земле. Она тяжко дышала, посапывала.
- Правее, Петя, правей, - подсказывала Зоя.
Какой-то сучок впился Андрею в плечо и все больнее и больнее давил, добираясь до кости. На короткое время Андрею полегчало, а потом вдруг внезапно навалилась такая адская тяжесть, что явственно хрупнуло что-то не то в позвоночнике, не то еще где. Андрею показалось, что все бревно он один несет. Целиком! Шагнув раз-другой, он прошел этот бугор и тогда выдохнул.
Позади завелся трелевщик. Гул нарастал, и вот уже слышно стало, как трещат ветви и сучья под его гусеницами.
Обогнав ребят, Степан развернул трелевщик поперек пути, заглушил мотор и, выскочив на гусеницу, крикнул:
- Скидавай!!
- Чего тебе? - спросил Петя-большой.
- Скидавай, говорю, буду возить!
- Внимание! Бросаем по команде три. Раз-два-три!
И тяжело охнула земля, принимая тяжесть на свои плечи.
- Как на бугорке очутился, будто паровоз наехал, - слабым голосом проговорил Славик.
- На головы он вам понаихал! На головы! - сказал Степан. - Вот они теперь, дурные, и ногам покою не дают. Хай она пропаде, такая работа! Краще загибнуть! Связался я с вами...
- А люди на озеро пошли, - сочувственно проговорил Славик. - С жинками. Щук ловлют.
Степан рассмеялся довольный и, хлопнув себя руками по бедрам, попросил:
- Слышь, бригадир, дай мене того хлопца в чокеровщики. Гарный хлопец. Чую я, он из хохлов.
- Я тебе двух хохлов дам, - сказал Володя. - Заводи - поехали.
И снова началась работа.
До вечера Андрей дотянул с трудом. Послеобеденная жара была злее. Прикладывались и прикладывались к ведру с водой. Но питье выходило наружу тут же: липким горячим потом, струйки которого текли по груди, спине, ногам, жгли глаза. И даже рукавицы, брезентовые рукавицы промокли, почернели и размягчились.
И, когда собрались на ужин, не было слышно ни смеха, ни громких разговоров. Молчалив был даже Славик, а Петя-большой, казалось, уменьшился в росте.
- Может, споешь "Привыкли руки к топорам", - предложил ему Володя.
- Не-ет, - мотнул головой Петя. - Не привыкли.
Бригадир обвел взглядом поваленные деревья, а потом ребят.
- Для первого дня неплохо, но завтра сделаем больше.
- И сами не хуже этих бревен попадаем, - сказал Славик. - Срамотная работа. Быстрее бы строить что-нибудь.
- Забирайте инструмент.
Уже вся бригада, вытянувшись цепочкой, двинулась к лагерю, а Зоя еще сидела на пне.
- Пошли.
- Ой, ребята, просто не верится, что день прошел, - засмеялась она. Так бы и сидела, и сидела.
Славик приподнял ее за плечи.
- Вперед! Раз-два.
- И какие только мысли в голову не приходили, - говорила она, осторожно ступая между поваленными деревьями, - и зачем, думаю, поехала. Сидела бы дома. Ни горя, ни мороки. Мама бы с папой увидели... - Зоя остановилась, закрыла глаза, как бы пытаясь представить то, о чем говорила, и засмеялась, закинув голову так, что сетка накомарника обтянула плавную линию носа, открытого рта, подбородка.