Вокруг Егора уже не существовало оживленной улицы и случайных прохожих, в любую минуту способных превратиться в любопытствующих свидетелей его позора, - был только неумолимо подступающий экстаз, обещающий обостренную эйфорию затуманенного заклинивающим адреналином сознания.

Почувствовав сильную пульсацию, свободной рукой Лева быстро извлек из кармана носовой платок и поднес его к покрасневшей головке: горячая сперма окропила скомканную ткань, обильно пропитывая ее своими обжигающими струями.

Сильный, затянувшийся оргазм сумел выбить из порывисто вздымающейся груди сдавленный стон неподдельного удовольствия.

Выпустив постепенно ослабевающий орган из своей руки, кончиками пальцев Лева провел по крепко сжатым векам объекта своего вожделения и медленно произнес:

- Мой мальчик, мой прекрасный мальчик, ты так долго сдерживался, что сумел удивить меня.

Встрепенувшись от звука его голоса, Егор мигом вернулся в жестокую реальность, снова встречаясь взглядом с пронзительными карими глазами. До его сознания за доли секунды дошел смысл того постыдного поступка, того проявления собственной слабости, которые на короткое время позволили отрешиться от всего окружающего.

Поспешно натянув на бедра брюки вместе с нижним бельем и застегнув молнию, Егор с ужасом закрыл лицо руками, будто пытаясь скрыться от десятков укоризненных взглядов, говоривших о том, что он поступил недостойно, гадко и низко.

- Оставь свои напрасные сожаления, - Лева неторопливо сложил влажный платок вчетверо. - Я все равно так просто не отпустил бы тебя.

Несколько раз тяжело вздохнув, Егор наконец-то отнял руки от щек, залитых непрошеным румянцем, и, глядя прямо перед собой, устало произнес:

- Теперь я могу идти?

- Можешь, - Лева взял его руку в свою и вложил в раскрытую ладонь все еще теплый платок. - И не забудь заплатить по счетам. В следующий раз так приятно не будет.

Егор буквально вывалился из машины на тротуар, от собственной поспешности едва не сдирая кожу ладоней о зернистый асфальт.

Нечеловеческим усилием подавив в себе желание подняться вслед за Егором в его квартиру, Лева нажал по газам и быстро сорвался с места, едва не сбив попавшуюся на своем пути старушку с лохматой нечесаной собачкой.

Егор чувствовал себя отвратительно. Рука, продолжавшая сжимать платок, брезгливо дрогнула, ощущая на ладони неприятную липкость. Никогда еще таким грязным образом его не унижали, никто и ни при каких обстоятельствах не пытался манипулировать его слабостями в угоду собственной похоти и нездоровому желанию больного рассудка.

- Я надеюсь, что на этих выходных не будет ремонта? - с ходу начала пожилая женщина, оказавшаяся соседкой Егора, живущая этажом ниже. - Мне постоянный стук и этот ваш перфоратор спать не дают.

Визгливый, недовольный голос вывел Егора из состояния неприятной задумчивости. Опустив платок в ближайшую урну, он развернулся к сварливой соседке и, окинув раздраженным взглядом ее, а заодно и лохматую собачку, со всех сторон облепленную репьями, желчно произнес:

- Ночью нужно спать, режим дня никто не отменял, - с этими словами он развернулся и быстрым шагом устремился к входной двери в подъезд.

- Понаехали! Столицу им подавай! - раздалось за спиной громкое старческое брюзжание, тут же подхваченное осипшим лаем.

На это Егор ничего не ответил, торопливо скрываясь в темных недрах коридора. Быстро взбежав по ступенькам, он наконец-то заметил маркерную фразу, старательно выведенную Левиным каллиграфическим почерком. Потерев пальцем заглавную букву, Егор с ужасом понял, что оттереть эту надпись не представится возможным - черный пигмент глубоко въелся в светлую штукатурку, превращаясь в заковыристую татуировку подъездной стены.

Нервно почесав затылок, Егор наконец-то зашел в собственную квартиру и, закрыв за собой дверь, медленно сполз по ее гладкой поверхности на грязный, забитый частичками песка и пыли коврик. Пальцы быстро застучали по экрану телефона, выбирая номер матери, которая подняла трубку буквально после нескольких гудков:

- Мама, у тебя все нормально? - скороговоркой выпалил Егор, мысленно молясь Богу о том, чтобы его худшим ожиданиям не суждено было сбыться. - Отлично. Нет. Нет у меня никаких проблем, а если этот человек еще раз к вам заявится, то гоните его прочь или вызывайте полицию. Ладно, я потом перезвоню, - он прервал вызов, набирая номер Романа, но длинные гудки неизменным разочарованием разрезали гнетущую тишину.

Медленно поднявшись с пола, Егор поплелся в комнату и обессилено рухнул на диван, устало прикрывая тяжелые веки. Резкий звонок заставил его испуганно дернуться.

- Елена Андреевна, да, все хорошо, я уже дома. Нет, в поликлинику не пошел, мне не нужен бюллетень. Не хочу. Я завтра выйду на работу. Да, выйду. Нормально я себя чувствую, честное слово. До свидания, - Егор боялся больничного. Он боялся остаться один в этой квартире, боялся своих мыслей и коллекторов, боялся не дозвониться Роману. И средством ото всех этих несчастий, по его мнению, была элементарный труд, полная загруженность с не менее полной самоотдачей.

Решив таким образом бороться с окружающим миром, Егор включил телевизор и под звуки какой-то шумной передачи попытался отвлечься от неприятных воспоминаний.

   Кабинет начальницы приглушенно гудел, словно улей, когда Егор, опоздавший на десять минут, переступил его порог.

Почти одинаковые вопросы по образу и подобию: «Ну как? Ну что?» - посыпались со всех сторон, и, хотя в некоторых из них сквозили фальшь и деланное участие, в какой-то момент, ненадолго, на пару секунд, Егору стало приятно, что ему сочувствуют. Но это ощущение очень скоро прошло. Егор не любил, чтобы его жалели. С завистью он уже давно смирился, а вот с искусственным состраданием даже не собирался.

Благодаря тому, что в одной из аптек города чудесным образом появилось лекарство от простуды, не имеющее никакого права на жизнь из-за отсутствия сертификата качества, ревизия, которая к тому времени уже успела всем изрядно поднадоесть, была продлена еще на две недели.

Работники отдела, с недовольством глядя на адреса, указанные в выданных им предписаниях, обреченно закатывали глаза, сетуя на судьбу по поводу того, что им на этот раз придется тянуться в другой конец города на общественном транспорте.

Подойдя к столу Елены Андреевны, Егор молча протянул руку, слегка размытым взором глядя начальнице прямо в лицо.

- Посидите сегодня в отделе, здесь полно работы, - она даже растерялась, не ожидая от него подобного упорства.

Ее золотые серьги в виде причудливо переплетенных лилий блеснули на солнце, пробивающимся сквозь приоткрытые жалюзи. Мгновенно проследив за этой искрой, берущей свое начало от изогнутых стеблей и скрывающейся где-то в светлых пережженных волосах, Егор решил, что по сравнению со вчерашним днем видит он относительно сносно.

- Я тоже поеду. Мне совсем неплохо.

Начальница молча подперла кулаком подбородок, в задумчивости глядя на него и удивляясь то ли неимоверной силе воли, то ли необузданному упрямству своего подчиненного.

- Елена Андреевна, можно ехать? - раздался голос одного из ревизоров.

- Нет, подождите, - начальница неторопливо встала из-за стола, еще раз заглянув в вечно улыбающиеся глаза Егора, и решила, что он, очевидно, издевается над ее проявлением сочувствия. Пройдя мимо коллег, в нетерпении сминавших в руках свои предписания, она забрала один из листков и протянула Егору.

- Нате вам, Егор Аркадьевич «Аписфарм». И будьте внимательны и корректны: хозяин фирмы практически слепой, поэтому подписи везде будет ставить его заместитель.

Кто-то, стоящий в задних рядах, хохотнул. Теперь Егор, в свою очередь, подумал, что издеваются над ним, но предписание взял и молча вышел из комнаты.

Сегодня пространство почти не расплывалось, практически не досаждая вести автомобиль. Егор ехал аккуратно, не торопясь, осознавая всю ответственность подобного шага.