Учитель физики, как и большинство горожан в те суровые послевоенные годы, жил в коммунальной квартире. По вечерам он иногда заходил попить чайку в комнату к одинокому старику-ювелиру, давно не работавшему по причине многочисленных болезней и преклонного возраста. Его содержала жившая отдельно дочь, обремененная многочисленным семейством, но она приходила редко. Старик много знал, многое помнил и ценил в молодом соседе благодарного слушателя. Как-то в теплый весенний вечер учитель показал старому ювелиру необычайный камешек, сказав, что нашел его, разбирая вещи своей бабушки…

Илья Моисеевич молча положил камень на бывший когда-то полированным столик и долго смотрел на него. Потом достал из ящика большую лупу в медной оправе, тщательно протер ее кусочком замши и, взяв камешек двумя пальцами, внимательно обследовал каждую грань. Закончив эту процедуру, он подошел к окну и с легким нажимом провел уголком камня по стеклу. Раздался скрип, на стекле появилась тонкая, как волосок, полоска. Все так же молча, старик вернулся к столу и осторожно положил камень на фарфоровое блюдце с изображением пастушки, которое он всегда вынимал из буфета, когда желал оказать особую честь гостю. В чайном свете низко висящей лампочки под розовым матерчатым абажуром, украшенном кистями, прозрачный искрящийся камень, казалось, не лежал, а парил чуть приподнявшись в воздухе. Радужные блики вокруг пастушки задрожали, когда по улице мимо дома с лязгом и звоном прошел трамвай.

— Так что? — почему-то шепотом спросил физик.

— Витя, я не знал, что ваша бабушка была графиней. Я понимаю, сейчас такое время… На вашем месте я спрятал бы это подальше. Мне вы можете показать, я уже старик, и даже когда Дуся моет пол в нашей общей кухне, меня это не возбуждает, но кто-нибудь другой… У вас могут быть неприятности.

— Но что же это такое?

— Вы когда-нибудь слыхали о «Суассоне»? Он числился в каталогах всех фирм как бриллиант первого класса. Нет? Ну, конечно. Это случилось, когда вас не было на свете, а потом столько событий. Но я вам говорю, что где-нибудь в Америке или Париже какой-нибудь там Ротшильд сделался бы прямо как ненормальный, если бы увидел этот камешек. Он же из фамильных драгоценностей графов Брайницких и стоит целого состояния. Они его оставили вашей, пардон, бабушке, а сами уехали за границу, когда тут все это началось, все эти белые, красные, зеленые, Махно и Чека. Ну, так они там умирали с голоду, а ваша бабушка, наверное, боялась и прятала этот камень в комоде. Спрашивается, какая кому от него польза? Одни неприятности…

— Илья Моисеевич… Я вас прошу — никому ни звука.

— Я же вам говорю, я уже старик. И в Париж меня никто не пустит. Так что можете не волноваться, спрячьте ваш камень в карман и давайте пить чай, он совсем остыл за всеми этими разговорами. Скажите, вы читали последнюю речь де Голля? Я думаю, он-таки будет президентом.

…Улыбающаяся стюардесса уже второй раз предлагала мне свой подносик, уставленный запотевшими бокалами. Я отказался от выпивки, взял пакетик кукурузных хлопьев и углубился в изучение «Плейбоя».

Из аэропорта Форнебу я доехал по украшенной старинными особняками и современными зданиями широкой Карл-Юханс-гате до центра и отпустил такси на площади перед университетом. Национальный флаг, укрепленный на флагштоке классического портала, развевался под порывами ветра, пахнущего морем даже здесь, в центре города. Я свернул в узкий переулок справа от университетского парка, пересек улицу и вышел к Национальному театру. На окаймленной густыми деревьями площадке перед входом прогуливались немногочисленные туристы, на бордюре клумбы у памятника сидели парочки. Мирная атмосфера странно контрастировала с напряжением, которое я испытывал, когда проходил вблизи украшавшей вход колонны, второй слева. Она была сложена из рельефно отделяющихся друг от друга каменных блоков, и отсутствие на третьем снизу условной метки говорило о том, что мне предстоит неблизкий путь в пригород Ашер. Согласно плану, выданному мне компьютером, добираться туда лучше всего поездом, поэтому я отправился на Западный вокзал по набережной, полюбовавшись фонтаном напротив ратуши и скульптурами работы Вигеланна.

Проехав примерно пятнадцать километров и миновав Экстре-Берум, Сандовик и Лане, я вышел на остановке у Ашера. Нужный мне дом был расположен между разветвлениями шоссе, которое проходило вдоль берега залива. Я поднялся по нескольким ступеням у входа и нажал кнопку звонка.

3

Судьба гналась за нами следом,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

Арс. Тарковский

Мне открыла приветливо улыбающаяся пожилая дама. Пригласив меня в маленькую гостиную, она извинилась и вышла. Не успел я подумать, что она поступает неосторожно, впуская в довольно поздний час незнакомого человека в дом, где, насколько я знал, она была одна, хозяйка вернулась, а вслед за нею в гостиную вошел пес, при взгляде на которого у меня исчезла всякая охота делать резкие движения. Пес улегся у камина, положил массивную горбоносую голову на вытянутые лапы и исподлобья внимательно глядел на меня. Он не был таким большим, как дог или немецкая овчарка, но его коренастое туловище с рельефной мускулатурой под короткой светло-желтой шерстью, испещренное темными поперечными полосами, говорило о значительной силе. Пит-бультерьер, именно эту породу под давлением общественности запретило держать английское законодательство после того, как погибла девушка, растерзанная своим Бинго, и пострадал ребенок, на которого в парке напал сорвавшийся с поводка пес. Впечатляющие фотографии обошли всю прессу. Врач, осматривавший пострадавших, заявил журналистам, что в своей практике видел такие раны лишь однажды, когда оказывал помощь укротителю, на которого набросился взбесившийся тигр. В Германии собак этой породы необходимо регистрировать в полиции, и владение ими приравнивается к ношению холодного оружия.

Было уже поздно, и хозяйка гостеприимно предложила мне спальню своего сына, который по ее словам путешествовал с друзьями на яхте в Средиземном море. Не знаю, много ли она получала за содержание конспиративной квартиры, но дом, обстановка и она сама выглядели вполне респектабельно.

На следующий день после ленча я вышел на набережное шоссе подышать соленым воздухом моря. Из проезжавшего мимо темно-зеленого «вольво» высунулся водитель быстро передал мне сквозь полуопущенное боковое стекло небольшой пакет, после чего на хорошей скорости удалился в юго-западном направлении. Вернувшись в дом, я принялся изучать полученные документы.

В начале второго я вышел, чтобы позвонить по телефону. Конечно, я мог сделать это и из холла, но, осторожности ради, решил воспользоваться автоматом. Миновав две ближайшие будки, я зашел в третью и, опустив монетку, набрал нужный номер. Все это вместе с разговором заняло минут двадцать. Когда я, возвращаясь, подходил к дому, то заметил дым, вырывавшийся из окна моей спальни. Меня это неприятно удивило — такой оперативности от противника я не ожидал.

Вбежав в прихожую, я чуть не натолкнулся на хозяйку. Она лежала ничком на полу без сознания, видимых повреждений или следов крови я на ней не заметил. Пульс, несколько слабый даже для ее возраста, бился ровно, дыхание учащенное и неглубокое, зрачки расширены. Очевидно, кто-то оглушил ее ударом по голове, но она пришла в себя и пыталась позвать на помощь, однако, снова потеряла сознание.

Я вытащил ее на газон перед домом, стараясь пригибаться так, чтобы живая изгородь скрывала меня от возможных нескромных взоров, потом вернулся в холл и поднялся в свою спальню. Все вещи в ней были разбросаны, постельное белье скомкано, ящики небольшого столика, расположенного у окна, валялись на полу рядом с потрескивающим костром из кучи бумаг и сорванной с окна занавески. Я не стал тушить огонь, а спустился вниз и прошел на кухню.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: