А бабы есть: только боком в государственное учреждение, только боком. Скомандуют ей: «Пятки вместе, носки врозь» – умрет, а не сомкнет. И дышит, как компрессор, желудок на глаза давит, и грозит им полная неподвижность. Им говорят: «Двигайтесь больше, дамы, вам грозит неподвижность, двигайтесь куда-нибудь». А куда же они пойдут: Два шага вперед – телевизор, два шага назад – туалет, руку протянул мусоропровод, где я все на себя принимаю.
А у меня ж забот, ни одна ж комиссионка макинтош китайский не берет, брюки галифе-диагональ еще по четыре поколения могут сквозь чащу пробираться – в отбросах. Только ходят хозяйки, губы кривят: «Того у меня нет, этого нет». Я говорю: «Встань на мое место под мусоропровод – все будеш иметь».
Диалоги директора
Директор: Вы у нас молодой специалист?
Мол. Спец.: Да.
Д.: Как дела?
М. С.: Превосходно.
Д.: Как завод?
М. С.: Изумительно.
Д.: Новая техника?
М. С.: Потрясающе.
Д.: Общее дело?
М. С.: Великолепно поставлено.
Д.: Во что превращено предприятие?
М. С.: В образец.
Директор долго смотрит в глаза молодого специалиста. Молодой специалист смотрит в глаза директора.
Д.: По специальности пойдете?
М. С.: Нет, я в многотиражку.
Д.: Прекрасно. Позовите начальника снабжения.
Д.: Как кабель?
Начальник снабжения: Идет, все прекрасно.
Д.: Когда будет?
Н. С.: Та он уже. Та это уже, но..., То, то. Ну, можете докладывать. Уже вот оно, ну, пробьем. Грудью проложим. Он уже наш. Не уложим – так затопчим. Такой сейчас энтузиазм в отделе снабжения: моего зама двое держат.
Директор долго смотрит на начальника снабжения. Тот на директора.
Д.: Где бухгалтер? Бухгалтера ко мне.
Входит бухгалтер.
Д.: Как дела?
Б.: Какие дела? Не могу ни черта понять: кто кем оформлен, не пойму кто я сам.
Д.: Вы у нас недавно? Позовите главного.
Появляется главный бухгалтер.
Д.: Как бухгалтерия?
Г. Б.: Все в порядке.
Д.: А вот товарищ....
Г. Б.: У нас все прекрасно.
Д.: Он говорит, путаница....
Г. Б.: Все четко. Тик-так, отлажено блеск. Документация. Наряды, зарплата согласно штатам, штаты согласно зарплате, копеечка в копеечку. Я такого не видел. Шестое предприятие меняю – такое впервые.
Директор смотрит в глаза главбуха. Тот в глаза директора.
Г. Б.: Потрясающе. Блеск. Я тут недавно картотеку перебирал... (Директор смотрит ему в глаза) ...Изумительно.
Д.: Все. Тебе верю – ему нет.
Г. Б.: А как же, я сам ему не верю.
Д.: Укрепить надо бухгалтерию.
Г. Б.: Укреплю, немедля, морды поразбиваю. Серьезно: так хорошо еще не было. По всякому было, но чтоб так хорошо в первый раз.
Д.: А ну кликни ко мне зав. производства.
Входит зав. производства.
Директор всхлипывает: Тихон Палыч...
З. П.: Пал Сергеич....
Д.: Как дела?
З. П.: Сами знаете.
Д.: Не понял.
З. П.: Превосходно. Как по маслу. Это поразительно как все налажено. Прямо сил нет. Очень хорошо все продумано. Я всем так скажу. Это все проектировщики, когда проектировали наш завод, они, суки, допустили такую продуманность, такую дальновидность. И как эти сволочи продумали все так хорошо. Они же тогда все предусмотрели, помните – туалеты, потом, чтоб расширяться, новые станки, чтоб не под дождем люди работали. Как они так сумели подонки! Дождь ведь мешает высокую точность давать на уровне мировых стандартов – а они предусмотрели. И место для второй ветки железной дороги – чтоб не только сюда, а и обратно. Как догадались не представляю, непостижимо.
Д.: Что действительно все предусмотрели!
З. П. всхлипнул: Все. Нет детали, которой бы эти сукины сыны не предусмотрели. Мы не можем на нее напороться. Я тут с одними два дня метался. Руки опускаются, все предусмотрено. Плотник наш ходил с топором: за что взяться, – говорит, – ума не приложу. Вышел за забор и давай крушить, а на утро тихий-тихий. Все продумано.
Д.: Ну хоть один недостаток есть?
З. П.: У одного водителя автобуса характер плохой.
Д.: И все?
З. П.: Все.
Директор долго смотрит в глаза зав. производством, тот смотрит в глаза директора. Оба всхлипывают.
Д.: Отметить премией в 100 рублей.
Так жить нельзя
Нашу жизнь характеризует одна фраза: «Так больше жить нельзя». Вначале мы ее слышали от бардов и сатириков, потом от прозаиков и экономистов, теперь от правительства.
Наш человек эту фразу слышал и триста лет тому назад, двести, сто и, наконец, семьдесят лет назад сделал так, как ему советовали. Ибо так больше жить нельзя... С тех пор слышит эту фразу каждый день. Убедившись, что эти слова перестали быть фразой, а стали законом, он повеселел.
Как бы ты ни жил, так больше нельзя. А как можно – тут мнения делятся. Там, за бугром, вроде живут неплохо, но так жить нельзя. Кроме того, с нами находятся крупные работники, которые и твердят, что так как там, нам жить нельзя, ибо мы уже один раз отказались, и теперь должны мучиться, но держать слово. На вопрос:
– Там есть есть чего?
– Есть чего.
– Одеть есть чего?
– Есть чего.
– Пить есть чего?
– Есть чего.
Так почему так жить нельзя? Тут они багровеют, переходят на «ты», а потом тебе же про тебя же такое, что ты долго мотаешь головой и ночью шепчешь: «Постой, я же в 65-ом вообще в Казани не был».
В общем как там жить запрещено, а как здесь жить нельзя. Поэтому сейчас с таким же удовольствием, с каким раньше публика наблюдала за юмористами, балансирующими между тюрьмой и свободой, сейчас наблюдают за экономистами, которые на своих концертах объясняют, почему как здесь жить нельзя, а как там – не надо, потому, что, мол, куда же мы тогда денем тех, кто нам мешает, их же нельзя бросать, нам же их кормить и кормить, это же их идея жить, как жить нельзя.
Билеты на концерты виднейших экономистов не достать, хохот стоит дикий. Публика уже смеется не над словами, а над цифрами. «Сколько соберут – столько потеряют. В магазинах нет, на складе есть – на случай войны. Тогда давайте воевать поскорее, а то оно все испортится. И что в мире никто мороженое мясо не ест, только мы и звери в зоопарке, хотя вроде звери, именно, и не едят, получается только мы». Вот я думаю: а может, нас для примера держат. Весь мир смотрит и пальцем показывает: – Видите, дети, так жить нельзя.