Алексей. Да-да! Его убили! Застрелили — бах! бах! Тогда… когда они ушли от нас! От нас, понимаешь?..

Ольга. О господи…

Алексей. Я был там, у неё, вместо тебя. Траур, слёзы, валерьянка… Я утешал.

Ольга. Слёзы? Валерьянка? Это на неё не похоже. Как же ты её утешал?

Алексей. Нет, не то, я не правильно сказал… Я был у неё, потому что она тебе позвонила, но тебя уже не было… Ты была…

Ольга. Ты её утешал, а она пожалела дать тебе денег в долг?

Алексей. Она предлагала… но я не взял.

Ольга. Почему же ты не взял, если она предлагала?

Запутавшийся Алексей разводит руками.

Ольга. Гусары денег не берут?..

Алексей (не убедительно). Оля, как тебе не стыдно.

Ольга. Мне стыдно! Стыдно за свою бывшую подругу. Стыдно за своего бывшего мужа. Стыдно за себя… (Плачет.)

Алексей. Ага! Тебе стыдно за себя! Всё-таки призналась!

Ольга разворачивается, чтобы уйти. Алексей хватает её за плечи, разворачивает обратно. Ольга пытается ударить его третий раз, но промахивается. Алексей хватает её за рук, начинается борьба.

Подбегают Санёк и Шилов, разнимают супругов.

Санёк. С ума сошли? Сейчас обоих — в отделение!

Шилов. Миритесь или хуже будет.

Алексей. Я согласен. Только пусть она руки не распускает.

Ольга. Ещё поговорим.

Алексей. Оля, действительно не время.

Ольга. Временное перемирие.

Санёк. Ну а вообще?.. Почему такие кислые?

Алексей. Квартиру купили, а заплатить не можем.

Карл Маркс. При коммунизме не будет собственников. Каждый сможет занять любую квартиру и выбрать себе любую женщину. Всё будет общее.

Шилов. Двести лет прожил, а ума не набрался.

Алексей. Не понял.

Шилов. Продайте своего Челлини. Сидите на нём… как на бочке с порохом.

Ольга. Я тоже не понимаю.

Алексей. Шилов, что продать?..

Шилов. Да ладно, не прикидывайтесь. Что вы всё время прибедняетесь? Ольга, ты при мне эту шкатулку показывала своему дяде, ювелиру. Я же в комнате был, рядом!

Ольга. Ах, это… Так я ему уже всё продала. Брошки, колечки…

Шилов. Ему?! За сколько?..

Ольга. Всё сразу — за тысячу.

Санёк (уважительно). Долларов?

Ольга. Да. Но нам нужно ещё тысячу. Мы всего четыре должны. А теперь валюты ни под какие проценты не взять. Нас из квартиры выселяют…

Алексей. Погоди, не плач, ещё не выселяют.

Шилов. Я не понял: ты ему что именно продала — колечки или шкатулку?

Ольга. Теперь я вспоминаю. Шкатулку я не продавала. Он сказал: «сложите обратно в коробочку», я и сложила.

Шилов. В коробочку.

Ольга. А ты думаешь, шкатулка тоже денег стоит?

Шилов. Не могу понять: вы это всё серьёзно говорите?..

Карл Маркс. Бенвенуто Челлини, тысяча пятисотый — тысяча пятьсот семьдесят первый. Итальянский скульптор и ювелир эпохи Возраждения, представитель буржуазного маньеризма.

Ольга. А почему ты спрашиваешь?

Шилов. Интересный у вас дядя.

Алексей. Мой дядя на земле трудится.

Шилов. Если вы не шутите, то ваш… родственник проворачивает сейчас самую наигнуснейшую аферу. Эта шкатулка, если очень навскидку, тянет тысяч на сто пятьдесят.

Санёк (уважительно). Долларов?

Шилов. Фунтов стерлингов.

Ольга (запинаясь). Сколько же это… если долларов…

Алексей (запинаясь). Порядка двухсот… тысяч.

Ольга. А как же… зачем же он…

Шилов. Куплю-продажу оформляли? Расписывалась ты где-нибудь?

Ольга (мотает головой). Н-нет…

Шилов. Это уже лучше. Если шкатулка ещё при нём, возьмём легко. Санёк! У тебя в кобуре — что?

Санёк (похлопывает по кобуре). Табельный, Макарова.

Шилов. Бежим бегом к дяде этих сумасшедших. Чёрт побери этого дядю!

Ольга. Трамвай идёт!..

Алексей, Ольга, Шилов и Санёк убегают.

Карл Маркс продолжает спокойно пить пиво.

Свет гаснет. Грохот и звонки удаляющегося трамвая.

Антикварная лавка Цукермана.

Хозяин смахивает пыль с расставленных на полках товаров.

Роза Моисеевна. Додик, ты пришёл сегодня раньше обычного.

Цукерман. Розочка, ты ведь знаешь, у меня есть дело с этим государственным человеком. Скоро он придёт, и я отдам ему эту злосчастную вещь. Потом он сядет на самолёт и улетит в Лондон.

Роза Моисеевна. Додик, я не позволю тебе обворовывать этих несчастных идиотов. Сейчас придёт милиционер, и он тебя арестует.

Цукерман (роняет предмет, ловит на лету). Ах!.. Разве можно такое говорить!

Роза Моисеевна. А разве можно грабить заплаканную женщину, которая пришла к тебе за помощью? Ты слопал её как серый волк! Додик, ты отправишься в ад, но я с тобой туда не поеду!

Цукерман (испугавшись). Хорошо, хорошо. Я не волк, я не буду её лопать. Я поступлю с ней как честный человек. Она получит свою долю, и это будут очень, очень хорошие деньги. Они как будто совершенно неожиданно свалятся на неё с неба. В конце концов, всю работу делаю я и этот государственный человек. Но её доля будет очень хорошая доля.

Роза Моисеевна. Я хочу, чтобы ты вернул ей эту вещь. Запомни: у тебя от неё будут только одни неприятности.

Цукерман. Но почему, почему!..

Роза Моисеевна. Решай, у тебя есть ещё минута.

Цукерман нервно прохаживается, трёт виски, что-то бормочет.

Начинают бить часы.

Цукерман. Хорошо. Я верну. Пропади всё пропадом…

За последним ударом часов следует звон дверного колокольчика.

В лавку заходит милиционер Санёк. Подходит к прилавку, отдаёт честь.

Санёк. Гражданин Цукерман Давид Семёнович?

Цукерман. Так точно…

Милиционер долго и пристально смотрит ему в глаза.

Роза Моисеевна. Предупреждала…

Треск мотоцикла, грохот музыки. Пританцовывая, в лавку заходит Карл Маркс. У него в руке магнитофон. Убирает громкость, делает приветственный жест «козу» — в сторону подсобки.

Роза Моисеевна. Не хватало здесь ещё этого хулигана от исторического материализма! Убирайся!..

Делает энергичный жест.

Цукерман недоуменно оборачивается: он слышит жену, но не понимает, с кем она разговаривает.

Карл Маркс выключает звук, ставит магнитофон, начинает неспешно разглядывать и ощупывать товары на полках.

Санёк. Гражданка Пчёлкина Ольга Петровна — кем вам приходится?

Цукерман. Кажется… родственница. Когда-то мы были близки с её тётушкой, однако не настолько, чтобы…

Роза Моисеевна. Додик, не болтай лишнего.

Санёк. Когда вы видели её в последний раз?

Цукерман. Даже не помню…

Роза Моисеевна. Говори!

Цукерман. Позавчера.

Санёк. С какой целью она к вам приходила?

Направляет свет лампы на лицо хозяина.

Цукерман. Кажется… показать кое-что.

Санёк (приближает лицо, говорит страшным голосом). Что именно?

Цукерман (выдохнув и обмякнув). Да-да. Я всё понял. Сию минуту. (Сползает под прилавок.)

Сняв фуражку, Санёк перегибается через прилавок, чтобы не терять хозяина из виду.

Цукерман ставит шкатулку на прилавок. У него вид провинившегося школьника. Санёк надевает фуражку, выравнивает кокарду по ребру ладони. Прокашливается, берёт шкатулку, прячет в карман.

Санёк. Ну, что же, гражданин Цукерман… Учитывая ваше добровольное признание и помощь следствию… обойдёмся на первый раз без протокола. Честь имею.