— И вам и теперь все это слышится? — спросил я.

— Время от времени. Раз или два в месяц, а иногда и чаще. Иногда я захожу в комнату, и мне кажется, что Эдгар в ней был секунду назад и только что вышел через другую дверь. Вы знаете, как-то раз мне показалось, что я его видела, но не дома, а на Грейнитхед-сквер. Он был одет в чудной коричневый плащ. Я остановила машину и побежала за ним, но он исчез в толпе.

— Значит, спустя целых шесть лет с вами все еще бывает такое? Вы говорили об этом кому-нибудь?

— Конечно, я советовалась со своим врачом, но он помог немногим. Выписал таблетки и сказал, чтобы я перестала впадать в истерику. Самое удивительное, что эти ощущения бывают то сильнее, то слабее. Не знаю, почему. Иногда я ясно слышу Эдгара, а иногда слабо, словно далекую радиостанцию. Кроме того, все это меняется в зависимости от времени года. Летом я слышу Эдгара чаще, чем зимой. Иногда летними ночами в тихую погоду я слышу, как он садится на садовую стену, поет или что-то говорит мне.

— Миссис Саймонс, — прервал я ее. — Вы на самом деле верите, что это Эдгар?

— Раньше не верила. Раньше я пыталась внушить себе, что это избыток воображения. Ох… вы только поглядите, что за идиотка, даже не обернется. В конце концов попадет под машину, если будет так невнимательна.

Я поднял взгляд и в свете фар увидел на мгновение темноволосую девушку в длинном развевающемся плаще, идущую по обочине дороги. В этом месте шоссе делало поворот, огибая Аллею Квакеров с западной стороны, поэтому машина ехала относительно медленно. Я вывернулся на сиденье, чтобы присмотреться к девушке, мимо которой мы как раз проезжали. Снова полил дождь и стало очень темно, поэтому я мог легко ошибиться. Но долю секунды, пока я видел ее через затемненное стекло автомобиля, я не сомневался, что узнал ее лицо. Белое, бледное как мел, с темными пятнами глаз. Такое же неясное, как лицо в стекле окна. Такое же, как лицо девушки, которая неожиданно повернулась, когда я фотографировал Джейн около памятника Джонатану Поупу. Такое же, как лицо секретарши из бара в Салеме.

Я почувствовал укол непонятного страха. Могла ли это быть она? А если да, то что бы это могло значить?

— Эти прохожие вообще раззявы, — пожаловалась миссис Саймонс. Шляются, будто вся дорога принадлежит им. А когда попадут под машину, то чья будет вина? Даже если они сами влезут под колеса, виноват всегда будет только водитель.

Я всматривался в девушку, пока она не исчезла из вида за поворотом. Лишь тогда я повернулся к миссис Саймонс.

— Что вы говорите? Извините, вы что-то сказали?

— Да так, просто ворчу, — ответила миссис Саймонс. — Эдгар всегда мне твердил, что я ужасная брюзга.

— Да, — заметил я. — Эдгар.

— Да, это очень удивительно, — подтвердила миссис Саймонс, неожиданно возвращаясь к нашему предыдущему разговору о духах и призраках. — Вы знаете, я слышала голос Эдгара, и мне даже казалось, что я его видела. А теперь вы переживаете то же самое. Вы думаете, что Джейн пытается к вам вернуться. Вы же так думаете, верно? И Чарли вам заявил, что это просто ваше воображение.

— Но вы же, наверно, его не осудите? Ведь в это наверняка трудно поверить, если сам такого не переживешь.

— Но чтобы Чарли заявлял подобное — ну и ну!

— Что вы имеете в виду? — я уже начал нервничать.

— Дело в том, что у Чарли было точно то же самое с Нийлом. После смерти бедного мальчика он все время слышал, как Нийл ходил в своей спальне, как запускал двигатель своего мотоцикла. И вроде бы Чарли даже видел его. Я немного удивилась, что он не сказал вам этого. В конце концов, ведь нечего же стыдиться. Почему он вам так ответил?

— Чарли… видел… Нийла? — недоверчиво переспросил я.

— Вот именно. Много раз. Главным образом из-за этого миссис Манци и уехала из Грейнитхед. Чарли всегда говорил, это, мол, потому, что у нее больше не могло быть детей. Но на самом деле она уехала потому, что не могла выносить ощущение, что ее мертвый сын постоянно ходит по дому. Она надеялась таким образом освободиться от него.

— Разве Чарли и теперь все еще слышит Нийла? — спросил я.

— По-моему, да. В последнее время он стал еще более скрытным. По-моему, он просто боится, что если слишком многие начнут интересоваться Нийлом, это отпугнет его. Ведь вы знаете, как безумно он любил Нийла. Больше всего на свете.

Я немного подумал об услышанном, а потом сказал:

— Миссис Саймонс, у меня есть подозрение, что это не шутка.

Она присмотрелась ко мне глазами, напоминающими круглые переспелые виноградины. Я предупредительно махнул рукой в сторону переднего стекла, напоминая ей, что если она не хочет нас обоих убить, то пусть смотрит на дорогу, а не на меня.

— Шутка? — повторила она голосом, который неожиданно поднялся на октаву. Затем снова глянула на меня, моргая, и смотрела, пока я не сказал резко:

— Осторожно, миссис Саймонс. Следите за дорогой, пожалуйста.

— Фи! — она легкомысленно фыркнула. — Шутка, как же! Вы на самом деле думаете, что я способна на такие вульгарные шутки? Как же можно шутить над умершими?

— Значит, это правда? Чарли на самом деле вам так сказал?

— На самом деле.

— Тогда почему же он мне ничего не сказал?

— Не знаю. Наверно, у него были свои причины. Он даже со мной говорил лишь потому, что был вновь выведен из равновесия после бегства миссис Манци. С того времени он редко об этом говорит. Только намеками.

— Миссис Саймонс, — заявил я, — должен признаться, что я начинаю бояться. Я не понимаю того, что творится. Мне страшно.

Миссис Саймонс опять взглянула на меня и чуть не врезалась в запаркованный неосвещенный грузовик.

— Очень вас прошу, следите за дорогой, — опять взмолился я.

— Что ж, послушайте, — бросила она. — По-моему, у вас нет никаких причин для страха. Почему вы должны бояться? Джейн любила вас, когда была жива, так почему бы ей не любить вас и теперь, после смерти?

— Но она меня преследует, так же, как Эдгар преследует вас, так же, как Нийл преследует Чарли. Миссис Саймонс, ведь они же духи, не более не менее.

— Духи? Ха, как в дешевом фильме ужасов!

— Я говорил о духах совсем не в этом смысле, а…

— Это просто скорбные воспоминания, эхо былых чувств, — заявила миссис Саймонс. — Они же не призраки или что-то подобное. По-моему, ничего больше в этом нет. Всего лишь следы прежних переживаний, оставшиеся от возлюбленных умерших.

Мы как раз подъезжали к пересечению шоссе с Аллеей Квакеров. Я показал миссис Саймонс, где ей остановиться.

— Вы можете здесь остановиться? Лучше вам, пожалуй, не въезжать в аллею. Слишком темно, вы можете испортить рессоры.

Миссис Саймонс улыбнулась почти радостно и съехала на обочину. Я открыл дверцу. Внутрь вторгся влажный порыв ветра.

— Крайне обязан вам за любезность, — сказал я. — Весьма вероятно, что мы еще поговорим с вами. Знаете, о чем? Об Эдгаре. И о Джейн.

Лицо миссис Саймонс освещала зеленоватая фосфоресценция приборного щитка „бьюика“. Она казалась очень старой и очень трогательной: маленькая дряхлая колдунья.

— Умершие желают нам только счастья, знайте это, мистер Трентон, ответила она и с улыбкой покачала головой. — Те, кто нас любил при жизни, так же доброжелательны к нам и после смерти. Я знаю это. И вы тоже в этом убедитесь.

На мгновение я заколебался.

— Спокойной ночи, миссис Саймонс, — наконец сказал я и закрыл дверцу. Я вынул сумки из багажника, закрыл его и постучал по крыше автомобиля в знак того, что можно ехать. „Бьюик“ тронулся почти беззвучно. Задние огни отражались в мокрой смолистой поверхности дороги как шесть больших алых звезд.

Умершие желают нам только счастья, подумал я. О, Господи!

Ветер завывал в электрических проводах. Я посмотрел на темную Аллею Квакеров, окаймленную рядами вязов, шумящих на ветру, и начал длинное и трудное восхождение на холм.