— Просто ты не подходишь к нашим временам.

Эдвард рассмеялся.

— Пожалуй, ты прав.

Мы появились в «Корчме любимых девушек» как раз тогда, когда освободился столик у камина. «Корчма» была переполнена, бизнесмены и владельцы магазинов задерживались там по пути домой. Было тепло, на стенах — резные дубовые панели, на которых висели картины с изображением кораблей и фарфоровые тарелки, украшенные маринистскими мотивами. Я заказал виски «Шивас Регал», а Эдвард потребовал пива.

— Должен тебе кое-что сказать, — начал я. — Вчера я не хотел об этом говорить по личным причинам.

Эдвард склонился вперед и сплел на столе пальцы рук.

— Наверно, я знаю, о чем ты хочешь говорить, если так тебе будет легче выдавить это из себя.

— Три последние ночи меня посещал дух Джейн, моей умершей жены, заявил я. — В первую ночь я ничего не видел, только — слышал, как она раскачивается на садовых качелях. На следующую ночь я уже видел ее там. Вчера, когда я вышел в сад, я снова ее увидел. Затем она появилась в моей спальне.

Эдвард озабоченно посмотрел на меня.

— Понимаю, — задумчиво ответил он. — Да, понимаю, почему ты не хотел об этом говорить. Люди вообще не говорят о таких вещах. Она тебе что-нибудь сказала? Передала какое-то известие? Ты вообще разговаривал с ней?

— Она… несколько раз звала меня по имени. Потом заявила, что хочет, чтобы я трахнул ее.

— Да, — Эдвард кивнул головой. — У пары человек было подобное. Говори дальше. Что она еще делала? Ты действительно имел ее?

— Я… я сам не знаю, как это назвать. Было что-то вроде секса, но ужасно холодное. Никогда не забуду этого холода. Помнишь «Изгоняющего дьявола», как в комнате неожиданно становилось холодно? Вчера было так же. Кончилось тем, что я увидел ее такой, какой она была во время катастрофы. Знаешь, везде кровь и кости… чуть не умер от страха.

— И потому ты сегодня ночью не возвращаешься в Грейнитхед?

— Ты считаешь, это плохо?

— Ну почему же. Просто мне хотелось бы, чтобы ты завтра был в хорошей форме, когда будем погружаться. Под влиянием страха люди совершают ошибки. Ты же, наверно, не хочешь утонуть во время первого же погружения?

— Твой чертов оптимизм ужасно действует на нервы.

Официантка в черном жилете и с черной мушкой принесла нам напитки. Эдвард отхлебнул пива, а я вытащил ручку.

— Есть еще кое-что, — сказал я. — Буквы, выжженные на покрывале. Утром они на нем еще были.

Я нарисовал на бумажной салфетке буквы, которые появились на моей постели, стараясь как можно более точно скопировать их. СПАСИ КОРАБЛЬ. Я подал салфетку Эдварду, а он внимательно посмотрел на надпись.

— Спаси корабль, — прочел он. — Ты уверен, что именно «корабль»?

— Да. Наверняка речь идет о корабле. Эти буквы появились уже три раза. Один раз были на зеркале в ванной комнате, еще раз на боку чайника. Это значило именно «спаси корабль». Что-то требует, чтобы я спас «Дэвида Дарка».

Эдвард скептически надул губы.

— Ты на самом деле так думаешь?

— Эдвард, когда видишь призрак, тебя охватывают чувства, которых ты никогда не переживал, и ты осознаешь такое, о чем до сих пор не имел понятия. Разбужены не только чувства, но и интуиция. Мне никто не говорил: «Это значит, что ты должен спасти „Дэвида Дарка“. Потребности в этом не было. Я это просто знаю.

— Послушай, — запротестовал Эдвард. — Знаю, что я сам, как историк, склонен делать поспешные выводы, но я считаю, что в этом случае ты зашел чересчур далеко. В твоем утверждении нет никакой логики. Если мы хотим найти „Дэвида Дарка“, мы к этому должны подходить логически.

— Есть ли у тебя кто-то из близких, кто недавно умер бы? — мягко спросил я его.

— Нет.

— В таком случае, ты должен поверить мне. Я видел свою умершую жену. Я видел ее собственными глазами и даже трахал ее как духа, если можно так выразиться. Я начинаю понимать, что рядом с нашим миром существует другой, полный боли, сомнения, страха и тоски. Может, если мы спасем „Дэвида Дарка“, чего ты давно хочешь, то найдем какой-нибудь способ облегчить эти страдания, навсегда унять этот страх и эту тоску.

Эдвард опустил голову. Задумчиво надул щеки.

— Знаешь что, — сказал он без следа иронии. — Это все звучит слишком религиозно.

— Оно и есть религиозно. Разве ты не понимаешь, что все это как-то связано с религией?

Эдвард с сомнением посмотрел на меня.

— Честно говоря, я не знаю, что это такое. Если ты действительно видел этих духов, то ты знаешь больше меня, во всяком случае, в смысле практики.

Я поднял стакан.

— За завтрашнее погружение. Наверно, мне все же придется плавать с вами, хотя мне этого вообще-то не хочется.

Вскоре после десяти я вышел из бара „Корчмы любимых девушек“ и направился наверх, в мой номер. Эдвард, которого ждала дома сестра, вышел около половины десятого, а Джилли так и не появилась, и я решил, что закажу себе в номер бифштекс с печеной картошкой и проведу остаток вечера над учебником по нырянию, который одолжил у Эдварда.

Я получил угловой номер на пятом этаже с видом на парк „Любимые девушки“. Из окна был виден между деревьев подиум для оркестра, где позавчера я разговаривал со старой ведьмой. Номер был выдержан в коричневых тонах: коричневый ковер, коричнево-оранжевые занавески, коричнево-белая постель. Многовато коричневого на мой вкус, но здесь было тепло, безопасно и далеко от Аллеи Квакеров.

Лежа в носках на постели и ожидая свой среднепрожаренный бифштекс, я раздумывал о том, что сейчас творится у меня дома. Появится ли в нем Джейн в мое отсутствие? Связаны ли в какой-то степени духи с особами, которых они навещают? Я представлял себе мигающий призрак, странствующий из комнаты в комнату, ищущий меня, и шепот, сопровождающий ее везде.

Я подумал и о другом. Допустим, я завтра утону или умру по какой-то другой причине. Стану ли я такой же набитой электричеством областью, как и Джейн? Буду ли я, как и она, в образе духа странствовать от одной реальностью к другой, не зная покоя? Сохранила ли Джейн полное сознание? На самом ли деле она осталась сама собой, помнила, кто она такая?

Я все еще думал о Джейн, когда раздался сильный стук в дверь. Я невольно вздрогнул.

— Иду, иду! — закричал я и прошел на цыпочках по ковру. Я открыл дверь, но вместо своего среднепрожаренного бифштекса с печеной картошкой обнаружил Джилли. Ее нос был багров от холода, но она улыбалась. Она держала коричневый бумажный пакет, в котором безошибочно угадывалась по форме бутылка вина.

— Это в виде извинения за опоздание, — сообщила она. — Я могу войти?

— Конечно. Сними плащ. Выглядишь так, будто превратилась в сосульку.

— Я уже немного оттаяла. Промерзла до костей, когда была в Мидлтоне. Эти старые девы — ярые противницы современности. Если обычной дровяной печи недостаточно для обогрева дома, то, по их мнению, следует напялить еще один свитер. Центральное отопление — это выдумка дьявола, от которой человек ленится, слабеет и теряет желание работать.

— Садись, — пригласил я. — Через минуту мне принесут ужин. Что тебе заказать?

— Я на диете, но немножко отщипну с твоей тарелки.

— Какую же диету ты используешь? — заинтересовался я.

— Я называю ее „ценовой диетой“. Мне можно есть все, что стоит выше семи долларов за фунт. Сюда входят, например, красная икра, лососина, жареная утка и лучшие сорта говядины. Ведь на самом деле от дорогой еды меньше толстеешь, к тому же ее нельзя съесть много.

Мы немного поболтали об антиквариате и о торговле с туристами. Ведь, что ни говори, а мы оба держали магазины. Потом кельнер принес мой бифштекс. Мы открыли вино — бутылку „Флери“ урожая 1977 года, и выпили за свое здоровье. Я располовинил бифштекс, и мы съели его почти в полном молчании.

— Наверно, ты считаешь меня бесстыдницей, раз я ввалилась к тебе в номер? — наконец заговорила Джилли.