Она ринулась к двери. Уолтер повернулся ко мне и бросил на меня отчаянный взгляд, означающий, насколько я его знал, что он частично осуждает Констанс за ее мерзкое поведение, а частично — меня, за то, что я снова вывел ее из равновесия.
Я даже не потрудился встать с кресла. Мне следовало догадаться, что этот вечер закончится очередной истерикой. Я потянулся за бутылкой „Шивас Регал“ и снова наполнил свой бокал почти до краев.
— Я пью, — сказал я булькающим голосом старого алкаша, — чтобы забыть.
— О чем ты хочешь забыть? — тут же переспросил я сам себя и ответил сам себе: — Не помню.
Но в ту же секунду я услышал яростный стук в парадную дверь. Уолтер снова появился в гостиной.
— Извини, — сказал он. — Дверь не открывается. Я не могу ее открывать.
— Не извиняйся, Уолтер, просто прикажи ему открыть дверь! провизжала Констанс.
Я со скукой поднялся и подошел к холлу. Там стояла Констанс, гневно уперев руки в боки, но я не обратил на нее внимания, поскольку меня прежде всего поразило ощущение холода. Неожиданного и непонятного холода.
— Уолтер, — сказал я. — Заметно похолодало.
— Похолодало? — он нахмурил лоб.
— Не чувствуешь? Температура упала.
— Может, ты наконец милостиво соизволишь открыть дверь? — прошипела Констанс. Я поднял руку, чтобы утихомирить ее.
— Послушайте! Слышите что-то?
— Уолтер, о чем он говорит? Ради бога, прикажи ему открыть дверь. Я вне себя, и я хочу вернуться домой. Я не хочу оставаться ни секунды дольше в этом ужасном мрачном доме.
Уолтер тихо произнес:
— Я слышу какой-то шепот.
— Я тоже, — поддакнул я. — Откуда он, по-твоему, доносится?
— Наверно, сверху, — ответил Уолтер, поглядывая на меня посветлевшим взглядом. Сейчас он совершенно забыл о Констанс. — Так это то? Это так и начинается?
— Да, — подтвердил я. — Холодно, шепот, а потом духи.
— Если ты тут же не откроешь дверь, скотина, — проскрипела Констанс, — то, клянусь Богом, я…
— Констанс, заткнись! — прорычал Уолтер.
Констанс уставилась на него широко открытыми глазами. Я подумал, что, наверно, за тридцать пять лет их брака Уолтер ни разу не осмелился так заговорить с ней. Я посмотрел на нее с кислой усмешкой: держи рот на замке, если не хочешь схлопотать.
— Ох, — выдавила Констанс в крайнем ошеломлении, а потом еще раз повторила: — Ох!
Шепот не стал громче, но, казалось, окружал нас, так как иногда доносился со второго этажа, иногда из библиотеки, а потом раздался совсем близко, за нашими спинами. Мы все напрягали слух, но напрасно пытались различить слова: это была длинная, темпераментная, прерывистая дискуссия на неизвестном языке. Однако мы безошибочно ощущали в ней что-то похотливое, как будто кто-то шепотом рассказывал о каких-то сексуальных извращениях или ужасных пытках, радостно описывая их в мельчайших подробностях.
Температура все падала и падала, пока из наших ртов не повалил пар. Констанс поплотнее закуталась в меха и смерила меня таким взглядом, будто все это было огромным надувательством. Очевидно, она приехала сюда в радостном убеждении, что сможет увидеть Джейн. Очевидно, Уолтер не сделал ничего из того, о чем я его просил: он не предупредил ее, что это может быть страшно, неприятно и даже опасно. Наверняка Констанс явилась сюда, ожидая, что Джейн будет сидеть у камина и вязать на спицах детские вещицы, румяная и цветущая, как будто смерть повредила ей не больше, чем месяц отпуска в Майами.
— Кто это шепчет? — спросила Констанс с расширенными глазами. — Разве это не ты?
— Каким чудом? Видите, я даже не шевелю губами?
Шепот не прекращался. Констанс подошла ближе и внимательно присмотрелась ко мне.
— Нет, шевелишь, — неуверенно заявила она.
— Это потому, что вынужден дышать через рот. Я сегодня нырял, и мне трудно дышать носом.
— Он ищет предлог даже в таком положении. Он всегда может найти предлог и вывернуться, — обратилась Констанс к Уолтеру, не спуская с меня глаз.
За ее спиной, хоть она и не отдавала себе в этом отчета, бесшумно открылись входные двери. Я протянул руку и коснулся плеча Уолтера, но он уже заметил это.
— Знаю, — сказал он тихо. — Видел, Джон. Ручка двери сама повернулась.
Дверь широко открылась без обычного противного скрипа. Мы теперь смотрели на сад, погруженный в темноту под сильными ударами порывистого ветра. Там, на садовой тропинке, намного меньше, чем тогда, в моей спальне, ростом едва с одиннадцатилетнюю девочку, стояла Джейн.
— Констанс, — мягко сказал Уолтер. — Она здесь.
Констанс медленно повернулась, как загипнотизированная, и уставилась на сад. Она не сказала не слова, но по дрожи ее плеч я понял, что она плакала и пыталась сдержать плач.
— Я не знала, — зарыдала она, жалобно кривя рот. — О, Боже, Уолтер, я ничего не понимаю.
Джейн, казалось, плыла по воздуху в нескольких дюймах над землей; мигающее явление, которое искрилось и колыхалось на ветру. Руки ее были опущены вдоль тела, лицо бледно и неподвижно, но волосы вздымались вокруг головы, словно наэлектризованные.
— Джон, — прошептала она. — Джон, не покидай меня.
Констанс, шатаясь, сделала в ее сторону два или три шага и подняла руку.
— Джейн, я твоя мать, — просительно заговорила она. — Джейн, послушай меня, дорогая, где ты ни есть, послушай свою мать.
— Не оставляй меня, Джон, — повторила Джейн. Констанс наверняка была перепугана, но подошла к призраку еще ближе и сложила руки, как пухлая мадонна.
— Джейн, я хочу тебе помочь, — сказала она. — Я сделаю все, чтобы тебе помочь. Заговори со мной. Джейн, прошу. Скажи, что ты меня видишь. Скажи, что ты знаешь, что я здесь. Джейн, я люблю тебя. Прошу тебя, Джейн. Молю.
— Констанс, — предупреждающе бросил Уолтер. — Констанс, возвращайся.
Изображение Джейн задрожало и начало изменяться, увеличиваться и преображаться. Теперь она казалась выше, ее лицо выглядело иначе, исхудалым, со впалыми щеками, как лицо изголодавшегося ангела. Призрак поднял руку, которая оставила за собой ряд бледнеющих отражений, будто у Джейн выросло пять рук вместо одной.
— Джон, — прошептала она, на этот раз более решительно, — ты не можешь меня оставить, Джон. Ты не можешь меня оставить. Не можешь оставить одну.
Констанс грохнулась на колени на садовую тропинку перед ужасным призраком дочери. Уолтер выдавил:
— Нет, Констанс! — и протиснулся мимо меня, чтобы забрать ее оттуда; но тут Джейн повернула голову и посмотрела на мать глазами черными и пустыми, как окна давно пустующего дома.
— Джейн! Ты не узнаешь меня? — заскулила Констанс. — Джейн, я же твоя мать! Только ты у меня осталась, Джейн! Не покидай меня! Вернись ко мне, Джейн! Ты необходима мне!
Уолтер схватил жену за плечи и закричал:
— Констанс, перестань! Это безумие! Она мертва, Констанс, она не может вернуться!
Констанс обернулась и с размаха ударила Уолтера.
— Ты никогда не любил ее так, как я, — завизжала она. — Тебя никогда не волновали наши дети! Я тоже тебя не волную! Ты не хочешь, чтобы Джейн вернулась, потому что и ты виноват, так же, как и Джон! Ты не хочешь, чтобы она вернулась, потому что боишься!
— Констанс, она же дух! — простонал Уолтер.
— Он прав, Констанс, — закричал я. — Лучше держись от нее подальше.
Бело-голубой призрак Джейн дрожал, мигал и, казалось, все рос, пока не стал выше Уолтера, ни на секунду не спуская глаз с Констанс, которая все еще ползала у ног призрака. Уолтер посмотрел на призрак в смертельном страхе и отступил на два шага. Он повернулся ко мне с посеревшим от ужаса лицом, молча умоляя, чтобы я что-нибудь сделал. Хоть что-то. Он также понимал, что происходит, и боялся, как никогда в жизни.
— Джейн! — взвизгнула Констанс. — Джейн!
Тогда трупно-бледные губы Джейн медленно зашевелились, открывая светящиеся зубы. Рот стал раскрываться все шире, пока, наконец, ее лицо не превратилось в страшную, отвратительную маску, оскаленную, как каменные химеры. Призрак поднял вторую руку и стоял с минуту, как распятый, с развевающимися волосами. Потом он медленно начал подниматься и завис над Констанс, горизонтально вытянувшись в воздухе с соединенными босыми ногами. Его белая погребальная одежда бесшумно трепетала на ветру.