Коля приналег. Звериное чувство опасности, проснувшееся в нем, моментально привело организм в состояние сжатой пружины и бросило по какому-то совершенно немыслимому маршруту. Почему-то вспомнилось, что в институте у него был первый разряд по бегу, правда, на короткие дистанции. Мысль не вдохновила.
За спиной сухо ударила автоматная очередь. Пули с визгом рикошетили по камням мостовой справа, и Коля метнулся поближе к домам. Хуже всего было то, что он потерял ориентировку. Столов понял это, лишь пробежав пару кварталов. Память подсказывала, что где-то здесь должен быть проулок, уводящий вниз, к реке. Неожиданно, когда Коля потерял уже всякую надежду, он увидел на другой стороне улицы желанный ход, темневший между покосившимися двухэтажками. Страх заставлял его жаться к стенам, но все тот же звериный инстинкт самосохранения приказал: пригнись и беги!
Снова забила тяжелая дробь, однако Столов успел нырнуть в спасительную темноту. Он задыхался — сказывалось длительное увлечение пивом в сочетании с малоподвижным образом жизни, — но продолжал бежать, оступаясь и рискуя каждую секунду сломать ногу.
Наконец шум преследования затих, и Коля решил, что оторвался. Он перешел на шаг и даже начал подумывать о том, чтобы остановиться и сделать перекур, но стоило ему выглянуть из проулка на набережную, как перед ним выросла огромная черная фигура.
«Русише швайне!» — и железная рука, намертво ухватив его за шиворот, выдернула его наружу, как пробку из шампанского. На краткий миг Коля увидел необычную, горбатую, тоже черную машину у обочины, а потом страшный удар в живот вышиб из него весь воздух, и гражданин Столов провалился в счастливое небытие…
«Внимание операторам фан-объемов! Базовые режимы объектов отработаны. Объект НС-1942 — первичная стресс-реакция нормализована на уровне инстинкта самосохранения. Объект АЧ-1255 — первичная стресс-реакция неадекватно завышена по социальному и этическому векторам, возможен эмоциональный выброс! Запустить индивидуальные ситуационные драйверы!
Индексация пошаговая…»
Очнулся он в сыром тесном помещении, прямо на полу. Половину камеры занимала низкая лежанка из неструганых досок. «Нары» — припомнилось зловещее неуютное слово. Под потолком на голом проводе болталась крохотная тусклая лампочка, освещавшая лишь кусок самого потолка, но почти не позволявшая разглядеть остальное помещение.
Пол в камере был сырым и очень холодным. Коля напрягся, подтянулся и заполз на лежанку. Резкая боль в животе окончательно вернула его к мрачной действительности и напомнила, что все это — не сон.
Он с ужасом обвел глазами свое узилище.
«Влип!.. Невероятно! Дико! Так же не бывает?! — Взгляд уперся в ржавую бугристую поверхность двери. — Кошмар!.. А может быть, я все-таки сплю? Конечно! — крошечные обрывки рассудка попытались уцепиться за эту призрачную идею. — Сплю!.. Но ведь во сне не бывает такой боли, я сейчас проснусь! Человек не может так страдать во сне, он сразу просыпается. Ну же!..»
С лязгом и скрежетом распахнулась дверь.
— Ауфштеен! — Перед Колей возвышался тот самый эсэсовец, который поймал его у выхода на набережную.
К Столову вернулась вдруг отчаянная решимость.
«Гады! Фрицы проклятые! Яйки-млеко! Шнапсы недоделанные! Ну, я вам сейчас покажу, что значит русский патриот! А-а, сволочи!..»
— Не встану! Плевать я хотел…
— Мольчать! — И мощная оглушительная оплеуха буквально смела Колю на мокрый каменный пол, заткнув рот, будто ватой. — Русише швайне! Встать!
«Внимание! Индекс сопротивления внушению объекта НС-1942 по шкале Алберта — 0,5. Соответствует психо-социальному архетипу „Чиновник“… Индекс сопротивления внушению объекта АЧ-1255 по шкале Алберта — 0,9. Соответствует психо-социальному архетипу „Мыслитель“… Оператору фан-объема АЧ-1255 усилить сенсорный вектор внушения до уровня прямого физического контакта с объектом!..»
Патриот Столов еще попытался отвернуться, но перепуганный насмерть обыватель оперся руками на нары и через секунду уже стоял навытяжку перед этим страшным черным человеком, вмиг ставшим его господином и повелителем.
— Виходи! Шнеллер!
Коля и глазом моргнуть не успел, как оказался в узком коридоре с множеством таких же дверей — ржавых, клепаных, жутких… Он хотел оглянуться, но получил сильный тычок дулом автомата между лопаток и едва снова не полетел на ненавистный пол.
— Форвертс!
В Коле вновь проснулся спасительный звериный инстинкт — и принялся лихорадочно искать выход из той иррациональной ситуации, в которой оказался его хозяин. Мысли колотились в голове, словно мухи в банке.
«Что делать? Надо выкручиваться! Они же не знают, кто я?.. Ну, от патруля побежал — испугался, темно было, не разобрал…
Документов, слава Богу, никаких опасных с собой нет: паспорт российский — так я и есть россиянин, диплом экономиста — ну и что ж, специальность такая… Хорошо еще, что партбилет вовремя выбросил, а то полные кранты были бы!.. Так что, может быть, и договоримся по-хорошему. Я ведь, в принципе, не против — коммунизм, фашизм, либерализм… Экономисты везде нужны…»
«Внимание! Индекс адаптации объекта НС-1942 к индивидуальному ситуационному драйверу — 0,5. Соответствует адаптационному уровню „Обыватель“… Индекс адаптации объекта АЧ-1255 к индивидуальному ситуационному драйверу — 0,1. Соответствует адаптационному уровню „Еретик“… Оператору фан-объема АЧ-1255 немедленно активировать первый защитный контур Системы Тестирования Личности. Зафиксировано превышение порога пассионарности объекта на 25 %…»
Колю втолкнули в ярко освещенную просторную комнату. Прямо напротив двери стоял громадный дубовый стол. За ним, на стуле с высокой готической спинкой и нацистским орлом наверху, сидел тощий нескладный немец в пенсне и эсэсовской форме. Перед ним на столе лежали вещи из карманов Столова: документы, сигареты, зажигалка, ключи, деньги. И первая же вещь, которую Николай Иванович, обладавший прекрасным зрением, разглядел с порога, вогнала его в оторопь.
«Билет! Партийный!.. Мой?!.. Откуда?! Я же его выбросил!.. — Ноги стали деревянными, а ботинки будто отлили из свинца. — А если все-таки мой?.. Ну, всё, пропал! Ни за грош пропал! С коммунистами здесь не договариваются. Прощай, товарищ Столов, вечная тебе память!
— Коля поежился. — Нет!.. За что?.. Не хочу!..»
Тощий эсэсовец тем временем вышел из-за стола, махнул рукой стоявшему сзади охраннику, потом показал бывшему «функционеру» на стул посреди комнаты и произнес на чистом русском языке:
— Ну, здравствуй, Николай Столов! Садись!
Коля сел. В опустевшей голове теперь застряла только одна мысль:
жить!.. И, словно угадав ее, немец спросил:
— Жить хочешь?
— Х-хочу… — хрипло выдавил из себя Николай Иванович.
— Гут! Хорошо. Тогда рассказывай!
— А-а… что рассказывать? — Коля судорожно сглотнул: язык прилип к небу. — Я… я ничего не знаю! Здесь какая-то ошибка!
Это… это не мой билет! Поверьте, честное слово!..
— Неужели? — картинно всплеснул руками эсэсовец, повернулся к столу и взял раскрытый партбилет. — Почитаем… «Столов Николай Иванович, одна тысяча девятьсот шестого года рождения… дата выдачи билета — двадцать девятого апреля одна тысяча девятьсот тридцатого года…»
— Вот видите! — с облегчением воскликнул воспрявший духом бывший коммунист и инструктор обкома комсомола, позабыв, где находится. — Это не мой билет! Я здесь случайно, я родился…
Страшная боль и звездоворот в глазах прервали его излияния.
Столов очутился на полу. На этот раз он не потерял сознания и сквозь хоровод цветных пятен разглядел, как эсэсовец достал белый кружевной платок и, морщась, вытер с руки кровь.
Кровь?!
Что-то теплое побежало по щеке на пол. Коля со страхом и удивлением смотрел на алую лужицу, быстро растекавшуюся по паркету рядом с его лицом.
«Это же моя кровь! — вспыхнуло в гудящей голове. — Это же меня бьют! За что?!»
— Встать! — послышалась негромкая команда, и… Николай Иванович поспешно вскочил и сам вытянул руки по швам. — Н-ну, вспомнил, что нужно говорить? Или еще помочь?