Гитлеровцы уже давно отмечали, что Варшавское гетто превращается в «гнездо разложения и бунта». В феврале Гиммлер распорядился приступить к полной ликвидации Варшавского гетто и к переводу его обитателей в концлагеря Люблинского дистрикта. Понимая, что депортация вызовет большие трудности, немцы на первых порах прибегли к разного рода маневрам. Фабриканты во главе с Теббенсом пытались уговорить евреев поехать добровольно. Восемь мастеров-евреев, специально привезенных из Люблина, расхваливали условия, якобы ожидавшие там «переселенцев». Им вторила еврейская администрация фабрик. Но на этот раз ЖОБ и ЖЗВ сорвали планы гитлеровцев. Боевики открыто, на глазах у всех, расправились с изменниками, жестоко избили люблинских «пропагандистов», застрелили директора, помогавшего Теббенсу агитировать, и освободили шестьдесят рабочих, отправленных на умшлагплац под конвоем трех десятков немцев. Перепуганная охрана не оказала сопротивления. ЖОБ также подожгла склады и фабричные здания. Лишь немногие рабочие теперь подчинялись указанию покинуть гетто, и немцы выводили их украдкой, опасаясь налета боевиков.

Анелевич в эти дни разговорился на улице со случайным встречным. Прощупывая собеседника, комендант ЖОБ стал говорить о том, что по всей стране немцы уничтожают гетто, что скоро придет конец и евреям в Варшаве. «Что за конец! — услышал он в ответ. — Того, что было, больше не будет. Нас больше не поведут, как быдло, на смерть». — «А что вы сделаете, если за вами придут?» — «Что сделаю?.. Соберемся, возьмем топоры, ломы, молотки, уйдем в подвал или забаррикадируемся в квартире: пусть приходят. И если кто из них сунет голову в комнату, — тот мой. Десять из них падет от моего топора, пусть я буду одиннадцатым. Как раньше, нас уже не возьмут».

Такие настроения в гетто не были единичными. Другой случайный собеседник говорил Анелевичу то же самое: «Что значит, нас возьмут? Нет, так легко это у них уже не выйдет, запремся в домах, забаррикадируем ворота, вооружимся топорами, и пусть нас берут. Пусть бьют гранатами, бомбами, подкладывают мины и динамит. А как только кто-нибудь из них войдет внутрь — от нас живым не выйдет. Если гибнуть, то как люди, а не как овцы в стаде». Анелевич почувствовал, что люди в гетто преобразились, и в значительной мере благодаря деятельности подпольных организаций.

13 марта боевики ЖОБ напали на группу немцев, грабивших дома на улице Милой. Одного из грабителей — офицера люфтваффе (военной авиации) — застрелили. Сразу же начались нападения на гитлеровцев по всему гетто. Рудольф Брандт вызвал отряд СС, который в целях усмирения перебил около 200 первых подвернувшихся под руку человек.

События 13 марта стали новым тревожным сигналом для гитлеровцев. Теббенс, назначенный комиссаром по «переселению», попытался вступить в переговоры с ЖОБ и развернул публичную полемику с подпольем. В воззваниях за своей подписью он уверял, что еврейские рабочие, «депортированные» в последнее время, живы и здоровы. «Еврейские рабочие военных заводов! — взывал фабрикант. — Не верьте тем, кто хочет сбить вас с толку… Отправляйтесь в Травники и Понятово. Там вы сможете жить до конца войны. Вожаки ЖОБ вам помочь не могут. Положитесь лучше на руководителей немецких предприятий».

Однако евреи уже больше не верили таким призывам. Председатель юденрата Марек Лихтенбаум, выслушав выговор своего немецкого начальства по поводу недопустимого положения в гетто, отвечал: «Власть в гетто не в моих руках. Здесь правят другие». «В гетто остались закоренелые бандиты, — говорил Брандт. — С ними нужен другой язык».

Именно в эти дни Рингельблюм и его товарищи закопали материалы подпольного архива за вторую половину 1942 и начало 1943 г. Эта часть архива была извлечена из-под развалин гетто в декабре 1950 г.

Ежедневные вооруженные нападения на немцев, поджоги, забастовки в польской части Варшавы усиливали желание гитлеровцев как можно скорее покончить с Варшавским гетто, которое, по их мнению, со временем могло стать центром общепольского Сопротивления. «Разрушение гетто и создание концлагеря необходимо, так как иначе мы никогда не восстановим спокойствия в Варшаве, а преступность при наличии гетто не может быть искоренена, — гласила февральская директива Гиммлера. — Представьте мне общий план разрушения гетто. В любом случае нужно добиться, чтобы место, где до сих пор обитало 500 000 недочеловеков и которое никогда не было пригодно для немцев, исчезло с лица земли, а Варшава — город с миллионом населения, всегда представлявший собой опасный очаг разложения и бунта, уменьшился в размерах».

Командующий СС и полицией в Генерал-губернаторстве Фридрих-Вильгельм Крюгер считал, что начальник СС и полиции Варшавы Заммерн не справляется со своими задачами в гетто, и перепоручил заниматься этим ответственным делом группенфюреру СС генерал-лейтенанту Юргену Штроопу. Член нацистской партии и СС с 1932 г., Штрооп имел большой опыт борьбы с немецким антифашистским подпольем, с национально-освободительным движением в оккупированных странах Западной Европы, в СССР. Срочно вызванный Крюгером из Львова, он прибыл в Варшаву вечером 17 апреля 1943 г. Ввиду того, что Гиммлер торопил, а план проведения операции в Варшавском гетто был уже разработан, Штрооп, чтобы не терять времени, приказал Заммерну приступить к действиям и уже в ходе операции передать свои полномочия.

Заммерн намеревался ликвидировать гетто за три дня. Вечером 18 апреля гетто было оцеплено кордоном польской полиции. В два часа ночи на 19 апреля оцепление было усилено патрулями немецкой жандармерии и отрядами аскаров — пособничавших фашистам украинцев, латышей, эстонцев, словаков и хорватов, которых Одилон Глобоцник прислал из лагеря в Травниках. Постовые стояли через каждые пятнадцать метров. Прочесали улицы разведгруппы польской полиции и латышских фашистов. Брандт, всю ночь проверявший оцепление, также проехался по гетто в своем черном автомобиле. Все, казалось, было спокойно.

Для участия в операции немцы выделили более 3000 человек, вооруженных, по словам Штроопа, как на фронте — 200 °CС, 234 немецких жандарма, 367 польских полицейских, 337 так называемых аскаров, прибывших из лагеря в Травниках, 35 гестаповцев, а кроме того еще саперов и артиллеристов из гарнизона, дислоцировавшегося в Варшаве. В польской части Варшавы на всякий случай было поднято по тревоге еще около 7000 полицейских и эсэсовцев, а в Варшавском дистрикте приведено в боевую готовность до 15 000 человек.

На рассвете 19 апреля Заммерн лично направился с отрядом в 850 человек в район улиц Налевки и Заменгофа в северо-восточной части гетто (так называемое центральное гетто, или, как его называли немцы, «рест-гетто» — «остаток гетто»). Отсюда Заммерн хотел рассылать солдат и полицейских по всему гетто для вылавливания скрывающихся евреев.

Впереди колонны латыши гнали группу еврейских полицейских. Человек пятнадцать из них, пытавшихся бежать, были расстреляны возле юденрата. За еврейскими полицейскими следовали мотоциклисты, затем легкие танки старых французских марок, бронеавтомобили и грузовики с немецкими и украинскими нацистами. Была здесь и автомашина с громкоговорителем, через который гитлеровцы призывали евреев добровольно выходить из укрытий. Колонну замыкали санитарные машины и полевая кухня.

В гетто ожидали нападения и подготовились к нему. Командованию ЖЗВ и ЖОБ стало известно о предстоящей немецкой акции еще накануне вечером. В половине третьего ночи разведчики сообщили о подходе к гетто крупных сил врага. В боевые группы был разослан сигнал боевой тревоги «Ян-Варшава». Боевики получали боеприпасы, продовольствие и цианистый калий — для самоубийства в случае необходимости. На одеялах уносили бутылки с горючей смесью. В четыре часа утра все боевые группы находились на своих позициях.