— Ничего, — безмятежно сказала Шкляр. — Мне интересно наблюдать весь процесс!

— Хорошо, — усмехнулся Арсен, достал носовой платок, отвернулся и громко высморкался.

— Ну и нюхай здесь! — раздраженно вдруг воскликнул Жора, вскакивая.

— Ну и понюхаю, — победительно улыбаясь, произнесла Инесса.

— Тьфу, — злобно заявил Жора и вышел из кухни.

— Вы что, ссоритесь? — участливо спросил Армен. — Не надо, чего вы…

Инесса Шкляр молчала, сжав свои резко очерченные помадой губы.

Армен понимающе покивал и положил руки себе на колени, выставив тонкие, в черных волосках, пальцы, на одном из которых было надето толстое обручальное кольцо.

— Ссориться не имеет смысла, все это — такая фигня, на самом деле… Я жене тоже говорю, если она начинает: спокойно, спокойно… Мы ведь — крещеные люди, все будем на небе, зачем эти разборки, мелочи? Не хочешь, не надо, а все это раздражение, злость…

— Я — не крещеная, — сказала Шкляр.

— Правда? Вот это вот неправильно. Надо креститься. Или вы в Бога не верите?

— Ну почему она не верит, — вмешался Коля, отжимающий материю, — может быть, ей ближе ислам, или буддизм… Я вот, тоже не крещеный, но я не могу сказать, что я не верю…

— Надо, надо креститься!.. — настойчиво повторил Армен. — А то плохо будет!.. Я не знаю, я читал и Коран и Библию, но это… мусульманство, это… оно… страшно жестокая вера, не для нас, там написано: вот, если, мол, кто не верит в… Аллаха, того… ну, в общем, убить его надо. Это как же так?…

— Да не может быть! — воскликнул Коля, отжав последний остаток макового сырья. — Я, конечно, не читал весь Коран, но я читал некоторые части, так там нет такого, там сложней…

— Я тебе покажу это место, — перебил его Армен. — Если найду. Точно, там это есть. И вообще они… Они правой рукой едят, а левой, извините… подтираются. И левой рукой у них поэтому запрещено есть, она считается… грязная. Это как же так?

— В христианстве тоже есть такие вещи, — убежденно сказал Коля, завязывая пакетик с вторяками.

— Где это?! — возмущенно спросил Армен.

— Есть, — повторил Коля, отходя от плиты.

— О чем вы спорите, нельзя о таких вещах спорить, — твердо проговорил Арсен, ставя на плиту миску с зеленой жидкостью. — Что-то цвет мне не очень нравится, хотя пока это ничего не означает… Смолы… Перелить, что ли, или прикипят…

— В христианстве на кострах сжигали! — сказал Коля, подмигнув Инессе Шкляр.

— Это в католичестве!.. — возмущенно возразил Армен. — А католичество — это… вообще не то. А у нас, в православии, никогда ничего такого не было, вот!

— А Аввакум? — ехидно спросил Коля, доставая из кармана смятую пачку сигарет без фильтра и кладя вторяки на стол.

— Какой Аввакум? — обескураженно произнес Армен.

— Протопоп. Его же сожгли!

— Не знаю… Нет, какой там, это вообще не доказано, он просто умер, я знаю Аввакума…

— Кончайте вы говорить на такие темы, — строго сказал Арсен, внимательно следящий за выкипающим из миски растворителем.

— Как ты думаешь, хватит хоть раскумариться? — спросил Армен.

— Должно, — сказал Арсен.

— Не было ничего такого, не было! — воскликнул Армен, рассерженно посмотрев на Колю. — Надо, надо креститься, и тебе тоже надо… Или ты чего-то имеешь против Христа?

— Нет, упаси Боже, — улыбнулся Коля, закуривая.

— А вы?

— Нет, что вы! — нежно сказала Шкляр.

— Ну и все! — торжественно заявил Армен. — Вот завтра же идите и креститесь.

— Хорошо, — согласилась Инесса.

— Блядь, цвет какой!.. — почти выкрикнул суетящийся у плиты Арсен.

— Ну, чего там? — вскочил Армен и подошел к Арсену.

— Смол до… фига, — сказал Арсен, слегка посмотрев на Шкляр.

— Да брось ты, — махнул рукой Армен, — водой все отобьется…

— Ну, давай, — согласился Арсен и отставил миску.

Армен взял с диванчика небольшую черную кожаную сумочку, расстегнул ее и достал кусок белоснежной ваты и десятикубовый шприц без иглы. Затем он подошел к плите, снял крышку с чайника, стоящего на кухонном столике, засунул внутрь него шприц и набрал кипяченой воды. Он озабоченно посмотрел на почерневшую, чуть влажную корку на дне миски и нажал на поршень шприца. Вода резкой струйкой омыла миску, растворяя ее содержимое.

Армен вновь поставил миску на плиту и капнул в изумрудно-мутную жидкость немного хлористого кальция.

— Сейчас отобьется, — удовлетворенно сказал Армен, садясь обратно на диванчик.

— Надо бы сорок девятый… — буркнул Арсен, схватив миску тряпкой за край и напряженно ожидая закипания. — Плоскогубцев нет?

— Нет, — сказал Коля.

— Фиг с ним… — деловито прошептал Арсен.

— Надо хорошо жить, любить, — наставительно проговорил Армен, покачав перед собой длинным указательным пальцем. — Вот я как-то читал книжку… не помню автора… называется… не помню… в общем, там девушка со стариком… но такая любовь! Настоящая! Как он о ней пишет! Как-то… лита… лина…

— "Лолита"? — насмешливо спросил Коля, теребя свою выпуклую родинку за ухом.

— Да! Да! Там по-настоящему, по-русски, по-христиански, любовь, он так пишет…

— Ей же тринадцать лет! — с издевкой сказал Коля.

— Ну и что? Какая разница? Важно чувство, красота. "Красота весь мир спасет" — так ведь, кажется, говорится, не помню, кто сказал… А уксус есть? Плохо отбивается…

— Ты себе колол уже эту солому? — спросил Арсен.

— Нет, но мне Аркадий рассказывал… Через этого человека мне в тюрьму шла… Неплохое было сено…

— Дай уксус, Коля, — попросил Арсен.

Коля встал, открыл створку шкафа и достал бутылочку с уксусом. Арсен открыл ее и ливанул уксусу в миску. Потом, через некоторое время, он отставил миску, оторвал кусочек ваты, скомкал его, бросил в грязно-буро-зеленую жидкость, приставил к вате шприц и стал вбирать эту жидкость внутрь шприца, фильтруя от маслянистого ее выпавшего осадка. Коля тут же подставил ему новую чистую миску, меньшего размера.

— "Лолиту" я не читала, — вдруг произнесла Инесса Шкляр, сидящая на диванчике, — но креститься не хочу. Как-нибудь, потом.

— Потом может быть уже поздно! — воскликнул Армен.

— Сейчас будем на корку сажать, — удовлетворенно проговорил Арсен, вливая светло-коричневую жидкость из шприца в чистую миску. — Цвет, вроде, хороший.

— Я тебе говорил, что все отобьется! — сказал Армен. — А креститься лучше сразу. А то, не дай Бог, чего случится, а ты — не крещен. И все.

— Кто знает, — улыбнулась Шкляр.

— Как, кто знает?… Я знаю, в Библии написано… Есть такая картина… не помню кого… Там это… Мадонна…

— Певица Мадонна? — спросил Коля.

— Да какая певица!.. С младенцем! Мадонна! Там это… Бог отец, сын… Мадонна… Не помню.

— Ну и что? — сказал Коля.

— Как, ну и что! А чего тебе еще надо?

Арсен держал миску тряпкой и вертел ее туда-сюда, словно повар, приготавливающий яичницу. Жидкость выпаривалась, шипя, и ее цвет становился все темнее и темнее, приближаясь к шоколадно-загорелому пигменту кожи мулата. От нее исходил чарующий, сладкий запах, похожий на грезы о пряном, пьянящем Востоке, или на поцелуй истинной любви; светло-рыжие пузырьки лопались на ее поверхности, источая еле заметный, призрачный пар, и слегка пахло уксусом, который был словно подосновой этой мягкой, воздушной сладости, образуя вместе с ней неповторимый, обещающий, чудесный, грядущий, наркотический райбукет. Арсен дунул на миску и вновь снял ее с плиты.

— Ну что, теперь ангидрировать… — радостно промолвил он, беря вою сумочку и доставая оттуда маленький пузыречек с небольшим количеством прозрачной влаги. — Я посадил на корку!

Дверь открылась, вошел Жора с трогательно-нежным выражением лица. Он медленно подошел к Инессе, наклонился и поцеловал ее в щеку у носа.

— Я так виноват перед тобой… Я подумал… Извини… Я был не прав… Не прав…

— Ну что ты, — ласково сказала Инесса, гладя Жору по голове и шее, — это я не права, я тебе говорила…

— Это я тебе говорил…