СУУ. Тьфу, какашечные вздохи… Я боюсь их вопиющего бездария, их, составленного из душ гербария, я бегу от их лучезария, я мыкаюсь, рвусь, тщусь, никак не проплююсь и не просплюсь.

ВЖИВЫХМ

СУУ. Уй-юй-юя! Заберите от теней, внедрите лучше в коней!.. Я — странник утра, втертый торфом, Я — несчастник, прекрасник, здесь брожу, там выхожу, ничего не могу, гу-гу, гу-гу.

ВЖИВЫХМ

СУУ. Ох! Ох! Ох! Жуть грузина и меня раззявила и уязвила, словно гигантская козявина. Я требую хозяина! Я всего лишь протянул ручку, я ж не сучка! В чем вина, за что столько говна? Это и есть загробность, или это мозговая подробность — дробность? Оказалось, бардо — бурда, дух — в поддых, душа — хуйня, эмпиреи — трипперные реи. Узритесь! Мне ж невмоготу…

ВЖИВЫХМ

СУУ. Все! Я иду сюда, тамошний семифим…

Суу был подведен под невероятные очи восседающего посреди Светозавра. Светозавр загремел:

— Какое ты имел право обратиться к шестому Фиму, когда тебе предстояло выбрать из предложенных одного Вима, желательно, Диму?

Суу стоял, как опущенный в тюрьме, вжавшись в световое пятно, выхватывающее его из пустоты. Светозавр загремел:

— Ты ведь должен был в конце концов дать Жоре, родить Алешу, петь, танцевать, переехать в Строгино, заморщинеть, ворчать, замаразметь, жизнь кончать. Какого хера ты оказался в компании этих интоксицированных армяшек и еще ухитрился околеть от какой-то цветочной капельки?

— Все под Высшей Силой ходим, — смиренно ответил Суу, ища внутренним зрением возможность щита. — Я думал, всё верно, ведь оно происходило спокойно, мерно. Разве Высшее не управляет, разве мира крыша протекает?

— Ты даже не скрещивался, а должен был! Где ж скрещивание?

— Это столь важно, так нужно? Ведь можно…

Светозавр загремел:

— Ты выбрал гнилую вероятность вместо проторения, избрал боковину, а не ствол! Ты что, думал повлиять на творение? Ну, ты — козёл…

— Я был зол! Я невиновен, невинен…

— Ха! Ты о вине?… Придется тебя куда-нибудь засунуть, заслать ко всем ебеням, можно в более высшие основы, чтобы протрясло, продрало… Твоя душка ведь так нормально шла по пути Тайной Заданности, и — надо же! Ты вдруг не вовремя сдох. Твоя участь рассматривается в среднем звене Благодатного Ига. Какого фига…

— Вы про Инессу Шкляр? — трепеща, спросил Суу.

— Ну да, про тебя, про тебя. А то ты не понял, урик, не воткнулся, чурик!.. Мы ж сколько встреч уж провели, бесед, судов! Ну, как ты, готов, готов, готов?

— Я не знал, я бы не стал, я б не кричал, не звал, не бежал… Я бы перестал, я бы устал, я бы скрещивание застал…

— Поздно, поздно, уж не скрещен ты.

— Я вас молю! Я вас люблю!

Светозавр загремел:

— А ты что, не помнишь свое прошлое вылезание, когда жвейно пер ку ля пепе ды, ин кааааааааась про мезды ды ворь пуля шго шго?

— Муу ван ван ван шипут, — дрось дер Суу ////… ++

— Ладно, в пизду эту тарабарщину, поговорим на языке Духа, язь?

— Зязь!

— Ведь всё было столь яично, прилично и ангелично. Ведь у тебя была личность, а у меня наличность. Однажды ты был Золюхой и напоминал муху, в другой раз ты был Капашей и напоминал Машу, затем ты рожден был Сиком и занимался Виком, а потом ты царил, как Дося и звали тебя Зося. Минчик — Шинчик, Лёнзик — Сомзик, Вавчик — Завчик, Шуля — Руля. Пиши — киши, суся — уся, шан — кишан, хна — она.

— Я ж не жаждал, помните, я ж молился, длился! — заверещал Суу. — Я скатёркой стлался, каждый суд обожал, четыре раза скрещивался, пять раз верил и серил, девять вечностей туда, восемь вечностей оттуда, я ж с самой полуточки верчусь, помню звездуху и самую первую муху — не Золюху, и меня, как и всё, охватила деградация, но ведь это ж участь всей популяции? Ну и что, что сейчас я неверно двинул коней, я ведь не собирался быть ей? Верните меня, простите меня, не губите меня, верните меня. Ведь вера — возможность, к чему тревожность? Ведь все возможно, почему ж так сложно?

Светозавр загремел:

— Ты хочешь правила расшатать, беспорядок нагнать!.. Ух, я сейчас дам, ох, я задам, эх, я наподдам, ах, если б не Сам!..

— Да я же вам…

— Ам! Ам! Ам1 Законность миров не в нашей причуде, и если ты сдохла, то мечтай лишь о чуде. Когда свершилась гибель в данном виде, то ты уже выбыл, думай о другой планиде. Если хочешь понравиться мне, то перестань размышлять о всяком гнилом прошлом говне. Если ты здесь, значит, ты есть, но гнев наш велик, и ты станешь дик.

Суу мечтал о плаче, о жалостливости, о миге проникновения в мир веры в смысл. Он желал прибежища, участия, лучшей участи, счастья. Он существовал на грани дозволяемого отчаяния, воодушевления и надежды; он страшился необычайного, жаждал веления стать, как прежде. Мука краха охватила его, словно нестерпимая боль; образ страха его управлял его обликом, как король. Он припал, приник, прижался к неумолимости Светозавра; будущее было невероятно ужасно.

— Вы! — выкрикнул он сердцем, переполняемым горечью истинного понимания. — Выньте меня, не суйте! Я же любовь ваша, вы на меня смотрели, я же — Наташа, дочка Нелли? Я — преступник кающийся, слёзный палач-убийца, я ж сын, у ног валяющийся, подставляющий ягодицы? Замолвите за меня Слово, то, что всегда в Пути, скажите просто: «Суу», и я расцвету, как «ти». Попробуйте добротой, любовью поправить урон, тот, что я нанёс Плану Всех Времён. Возьмите меня, я ваш, прижмите меня, я — наш!

Светозавр восседал посреди, не меняя лика, и был невозможен. Он загремел:

— Ничто прошлое не стоит будущего, никакая заслуга не влияет на великих слуг, кошка — не удочка, вчера — друг, сейчас — не друг. Закон благолепен, великолепен! Степи бездн мирских затмевают душевные изыски. Все остаётся, надо отвечать, эмоций поллюция не приводит ни к чему. Будет суд-зуд, как и всегда, и он был, и там всё решится, взвесится, придержи языка уд, не надобен сердца труд, есть лишь лестница, лестница, лестница! Шагнул на ступень — получай сень, соскочил вниз — прощай, парадиз! Я должен удалиться на суд-зуд, замри, пока твоя маразматическая гибель не получит должной оценки.