Левшов говорил ещё минут пятнадцать. Доклад был встречен аудиторией с прохладным непониманием. Возможно, Левшов мог бы пробудить интерес у публики, если бы воспользовался какой-нибудь цветастой метафорой типа: «Представьте себе галактический Интернет, в котором в качестве информации перемещаются от звезды к звезде оцифрованные сознания самих пользователей». Но в 1983 году Интернет находился в зародышевом состоянии, и большинство присутствующих ничего о нём не знали…

С интересом слушали только два человека в сером, сидевшие на последнем ряду.

— Я думаю, это тот, кого мы ищем, — сказал один из них другому.

— Да. Это очень похоже на наш случай. Вряд ли кто-то из остальных сможет нам чем-то помочь, — ответил тот, бегло пробежав глазами по скучающей аудитории.

После выступления люди в сером подошли к Левшову.

— Нам очень понравился Ваш доклад. Мы хотим предложить Вам работу.

— Спасибо, у меня уже есть…

— Знаем — Вы работаете в Институте Прикладной Астрофизики. Более того, мы знаем, что никакого Института Прикладной Астрофизики в структуре Академии Наук на самом деле не существует и что это мифическое учреждение было придумано специально для того, чтобы сотрудники закрытых «почтовых ящиков» могли выступать на международных симпозиумах. Мы знаем, что тематика Вашего закрытого НИИ весьма далека от поиска внеземных цивилизаций. Внеземные цивилизации — Ваше хобби, и Вы присутствуете здесь как любитель. Мы хотим предложить Вам работу, непосредственно связанную с Вашим хобби, и потому уверены, что она будет Вам интересна. Ах, да, чтобы у Вас не оставалось сомнений в наших полномочиях… — из кармана серого пиджака на мгновенье выглянула красная корочка.

— Вот уж не думал, что в сферу интересов государственной безопасности входят внеземные цивилизации, — осторожно заметил Левшов.

— В сферу государственной безопасности входит всё — и внеземные цивилизации далеко не в последнюю очередь.

Левшова начал пробирать лёгкий озноб: внезапно проснувшийся интерес «компетентных органов» к внеземным цивилизациям, и даже не просто к внеземным цивилизациям вообще, а конкретно к его, Левшова, модели их распространения по Галактике, мог означать только одно: у них на руках что-то есть, что-то конкретное, чему они пока не могут найти объяснение. Иначе зачем им нужна его помощь?

Внезапно пересохшими губами он тихо произнёс:

— Они… Они уже здесь?

— Мы не можем отвечать на Ваши вопросы, пока Вы не подпишете расписку о неразглашении.

— Но у меня уже есть форма допуска…

В ответ Человек-в-Сером молча окатил Левшова ледяным взглядом, как бы говорящим: «Формы допуска есть у всех сотрудников „почтовых ящиков“, коих в Союзе миллионы. Мы тут с Вами о серьёзных вещах говорили, а Вы…»

Он достал из портфеля и протянул Левшову бумагу и ручку. Левшов занёс ручку над бумагой.

— Секундочку! Как бывший физтеховец бывшего физтеховца, хочу Вас предупредить. Если Вы поставите свою подпись под этой распиской, то с этого момента и навсегда Вы больше не сможете выступать на международных симпозиумах и публиковаться в открытой печати. На всех полученных Вами научных результатах будет стоять гриф «совершенно секретно». И никакого признания Ваших открытий в научных кругах — для международного научного сообщества Вы просто перестанете существовать. Вы готовы к этому?

— Но я ведь что-то получу взамен?

— Только право и обязанность знать, что происходит на самом деле.

Левшов решительно поставил свою подпись.

— Поздравляю Вас! Вы только что предпочли Знание Славе, — сказал Человек-в-Сером, убирая расписку в портфель. — Приятно познакомиться с настоящим учёным!

— А теперь ответьте на мой вопрос.

Человек-в-Сером пристально посмотрел в глаза Левшову и, выдержав долгую паузу, медленно произнёс:

— Да. Они уже здесь.

Бо́льшую часть планеты занимал океан. Приповерхностный слой воды был слегка замутнён, словно взвесью мельчайших белесоватых песчинок. Но, окажись здесь вдруг наблюдатель с микроскопом, он сразу увидел бы, что это не песчинки, а сложные микроскопические организмы. Яркие лучи звезды, местного солнца, пронизывали толщу воды, доставляя этим организмам энергию, необходимую для размножения и роста. Углерод для строительства своих микроскопических тел они брали из углекислого газа, содержавшегося в атмосфере. Словом, вели себя как обычные микроорганизмы. Однако, окажись наш гипотетический наблюдатель повнимательнее, он быстро заметил бы некоторые странности: строго геометрические структуры внутри клеток и непонятные конструкции на их поверхности. Физико-химический анализ материалов показал бы, что это не органика. Атомы чистого углерода, выложенные в разнообразнейшие кристаллические решётки — от алмаза до графита, с соответственно разными физическими свойствами. Саморазмножающиеся наномашины непонятного назначения, продукт чужого и непонятного разума…

За двести миллионов лет до того, как на нашей Земле появятся первые динозавры, и за 429 миллионов лет до возникновения первых людей здесь уже существовала разумная жизнь. В сравнении с пятнадцатью миллиардами лет истории Вселенной со времён Большого Взрыва, разница в 429 миллионов лет не так уж и велика и вполне объяснима вероятностным характером биологической эволюции — где-то, в силу случайного стечения обстоятельств, эволюция шла чуть быстрее, где-то чуть медленнее. Вообще-то объективные условия для возникновения жизни в этой части Галактики созрели ещё на несколько миллиардов лет раньше, сразу же, как только здесь появились звёзды третьего поколения, накопившие вокруг себя, в своих планетных системах, углерод, кислород (а значит, и воду) и другие, ещё более тяжёлые элементы, возникшие в результате взрывов сверхновых звёзд второго поколения. И жизнь появлялась, но с разумной жизнью как-то поначалу не заладилось. Но вот наконец и она возникла, на 429 миллионов лет раньше, чем на Земле. Небольшая разница во времени в масштабах медленно меняющегося мёртвого космоса оказалась огромной по меркам динамично развивающихся технологических цивилизаций. Эта цивилизация оказалась первой в Нашей Галактике и намного опередила в своём технологическом развитии все цивилизации, возникшие после неё. Именно она первой в Нашей Галактике открыла нанотехнологии. И именно она стала той цивилизацией, которой суждено было посеять в Нашей Галактике зародыш Технокосма.

…Ветер срывал с гребней волн мельчайшую водяную пыль. Капельки высыхали в воздухе на лету, обнажая содержавшиеся в них наномашины. Какое-то время они бесцельно, по траектории броуновских частиц, болтались в воздухе, как обычные пылинки. Но вскоре на их микроскопических телах, словно крылья, вырастали тончайшие зеркальные паруса. Они были столь велики, что даже невооружённым глазом, без микроскопа, можно было заметить висящий над океаном туман из мельчайших серебристых частиц. И туман этот не просто висел. Клубы его медленно поднимались вверх.

Паруса на наномашинах были солнечными парусами, управлявшимися сложнейшим алгоритмом. Движение было по-прежнему почти броуновским — но именно «почти». Благодаря воздействию солнечных парусов наномашина, проделав сложную зигзагообразную траекторию вверх, вниз и во всех прочих направлениях, через несколько минут оказывалась в точке на несколько сантиметров выше. Это был очень медленный подъём, но им некуда было спешить. Всё было рассчитано заранее — они прибудут вовремя…

Цивилизация, построившая эти наномашины, прошла путь технологической эволюции, сильно отличавшийся от земного. И хотя она давно овладела нанотехнологиями, ракетной техники она не изобрела, возможно, потому, что не чувствовала в ней никакой необходимости. В отличие от земной цивилизации, где ещё в середине двадцатого века энтузиазм ракетчиков подогревался верой в существование цивилизации на соседней планете — Марсе, до которого можно было добраться на ракетах, в планетной системе этой звезды не было больше ни одной другой планеты, на которой можно было бы предположить существование разумной жизни. Эта цивилизация слишком рано поняла, что если и есть ещё где-то во Вселенной разумная жизнь, то за многие световые годы от неё, в планетных системах других звёзд. Она слишком рано поняла, что межзвёздную бездну на ракетах не преодолеть. Она слишком рано открыла для себя, что скорость света является предельной скоростью. Она не тешила себя сказками о туннелях в пространстве-времени — её теоретики слишком рано доказали, что любой носитель информации, будь то живой мозг или электронный кристалл памяти, войдя в такой туннель, выйдет из него в виде однородной каши из одинаковых атомов, не несущей никакой информации. Скорость света — предельная скорость передачи информации во Вселенной. И тогда им стало ясно, что есть только один способ преодолеть своё одиночество во Вселенной. Способ этот требовал много, очень много времени — Космос не любит спешки. Впрочем, им некуда было торопиться — они были первыми разумными существами в Нашей Галактике и уже начинали догадываться об этом. Так созрел в умах этих учёных план Технокосма — план, рассчитанный на многие сотни миллионов лет.