— Где-то я уже видел эту книжку… — Эд заглянул через плечо.

Вернулась Нина. Вид у нее растерянный.

— Что случилось? — спросил Эдгар.

Я-то уже догадывался.

— Дело в том… — она замялась. — Налорфин пропал. И еще несколько ампул. Вполне возможно, того самого препарата, который вам вводили… Это кошмар… Но кто-?.. Зачем?.. Нет, не может быть…

— А я вспомнил, чья это книга, — неожиданно сказал Эдгар. — Что? А… — я посмотрел на томик Шекспира, который вертел в руках.

И тут вдруг все стало на свои места.

— Стоп, старик, — говорю. — Я все понял. Надо читать классиков. «Двенадцатая ночь». Брат и сестра, которых все путают. Обе роли играет, как правило, одна актриса. Как мне все это раньше в голову не пришло!

Нина опустилась в кресло и сжала виски.

— Ты знаешь адрес? — спросил я.

Эдгар кивнул. Потом сказал:

— Надо позвонить в милицию. Пусть перекроют выезд из города.

— Успеем еще.

— Ладно. Едем, — бросает Эдгар, и мы снова под дождем бежим к машине. Мостовая блестела, словно ее натерли воском. За руль сажусь я.

Люблю ездить в дождь. Не знаю почему, но мне доставляет удовольствие вести машину в ненастье. Даже скользкий асфальт не может испортить общего впечатления.

— Притормози, — говорит Эдгар, — вот этот дом.

Я вышел, прошел под деревьями и остановился в, нерешительности. У подъезда был припаркован золотистый «мерседес»…

Дело в том, что я вспомнил — мы уже сталкивались с ним. В прямом смысле слова. В самом начале этой истории, на шоссе. Вмятины на нем были выправлены, но еще не закрашены, только загрунтованы…

Сломанная ветка липы скрывала меня, и я стоял, никем не видимый. Вот хлопнула дверь подъезда… Она!

— Марина… — тихо говорю я.

Она, конечно, не слышит. Открывает багажник, ставит туда сумку. Потом дверцу, садится за руль. Спутника пока не ожидается, это ясно. Остается мне самому предложить свои услуги.

— Марина! — говорю я достаточно громко.

Она на мгновение замирает, потом медленно поворачивает голову. Сначала я вижу ее глаза, карие, с пушистыми ресницами. Но вот дрогнули уголки глаз, что-то неуловимо изменилось. Словно исчезли белки, и уже не глаза, а глазницы, пылающие ненавистью.

У меня язык прилип к гортани.

Иномарка рвет с места, обдав грязью из-под колес. Бегом возвращаюсь к своей машине.

— Скорее, заводи же! — Эдгар бьет себя кулаком по колену. — Она догадалась, мы ее загнали в угол. Если уйдет, если спрячется в городе, я ни на твою, ни на свою жизнь не поставлю ни гроша. У нее найдется друзей и покровителей…

Наконец, последний узкий проулок, и расстояние стало сокращаться. Начался спуск к реке, и я понял, что после моста, на прямой, я уже не смогу «усидеть на хвосте» у «мерса», пусть и потрепанного возрастом и километражем…

Но тут-то это и случилось.

«Мерседес» неожиданно вильнул вправо, раздался хлопок, и он, продолжая двигаться, навалился боком на ограждение моста, на мгновение замер, словно повиснув в воздухе, и исчез…

— Держись!

Я выжал тормоз и нас, развернув, отбросило на встречную полосу. Выскочил и побежал к зияющему провалу в ограждении.

Внизу была пустота. И ничего. Только черные волны бились о сваи и закручивались в водоворот. Я шагнул вниз. Не успев набрать в легкие воздух, ушел под воду.

Вынырнул, почувствовал, что свело обе ноги, и я ничего уже не смогу сделать, никому не смогу помочь. Бороться с течением становилось все труднее, наконец мне удалось уцепиться за осоку и выползти на берег.

Не помню, что было дальше. Помню только, сидел на земле, а рядом плескалась река. Невозмутимая и целеустремленная, как всегда.

Круг замкнулся. Я не хочу знать, как будут извлекать из машины тело погибшей. Я вижу это почти каждую ночь. Во сне. Только там фигурирует подержанный «фордик», сорвавшийся на крутом повороте.

Потом кто-то накинул мне на плечи пальто. Это был Эдгар.

…Мы сидели под продуваемым всеми ветрами полосатым тентом летнего кафе. Только лето уже кончилось. Прямо на глазах.

Сухоручко обнимал ладонями стакан кофе, словно хотел так согреться. Эдгар по привычке щурился от сигаретного дыма, и мне хотелось посоветовать ему не мучиться и бросить курить.

— В конце концов, это несчастный случай, — Сухоручко еще крепче сжал стакан. — Лопнула камера, машина потеряла управление. Женщина погибла еще наверху, от удара об ограждение.

— Несчастный случай? — Эдгар поднял голову, — А все, что было перед этим?

— Конечно, — Сухоручко прищурился. — Несчастный случай. Например, то, что Громова по протекции Бессонова оказалась в клиническом отделении, хотя для наркоманов существуют специальные лечебницы. И то, что сам Бессонов воровал дефицитные лекарства, отмечая, что сделана инъекция больным, тоже несчастный случай.

— Он не воровал, — запротестовал Эдгар. — Просто к нему со всех сторон с просьбами — достань. Я, кстати, тоже. Он и заменял одни препараты другими…

— Несчастье и то, — злорадно продолжал Сухоручко, — что развращенная обстановкой в отделении, медсестра Марина Афанасьева, поддавшись на уговоры наркоманки Громовой, достала ей первую партию наркотиков. Потом вторую, Естественно, не бесплатно. Вот — первая жертва в этой истории.

Афанасьева.

— Но как ей удавалось? — я припомнил, что мне говорил Николай Петрович. — Ведь отчитываться надо пустыми ампулами?

— У Громовой ранее скопилось значительное количество пустых ампул. Это и был изначальный капитал. Сначала они заменили их на полные, потом постепенно увеличивали оборотный фонд. Просто воровали, организовали среди клиентов сбор пустой тары, если можно так выразиться. Втянули в орбиту преступления еще одну медсестру — вторая жертва несчастного случая. Установили контакты с ранее судимым Жуковым по кличке Профессор. Он взял на себя коммивояжерские обязанности: несчастный случай и то, что все это происходило при молчаливом попустительстве окружающих. Несчастный случай — когда Бессонов, догадавшись, что в его отделении похищают морфин, побоялся выносить сор из избы. Он пометил ампулы и скоро установил, что отчитываются вовсе не теми, которые выдаются для инъекций. Афанасьева поспешила перейти на другую работу…

— Ко мне, — сказал Эдгар грустно.

— Но из-за этого иссяк поток морфина. Препятствием на его пути стал Бессонов. И он исчезает однажды вечером, выйдя на полчаса прогулять собаку. Третья жертва. А за домом Бессонова, его женой начинают следить. Вдруг он поделился наблюдениями?

— Это еще не все, старик, — Эдгар наконец выплюнул сигарету. — Версия с налорфином подтвердилась, провели дополнительную экспертизу. Громова не случайно выбросилась из окна.

— Чем она провинилась? — я посмотрел на Сухоручко.

— Пока снабжали наркотиками, она молчала. Знала, не знала, догадывалась, не догадывалась — но молчала. После исчезновения Бессонова они никак не могли снова запустить конвейер. Боялись, что мы вышли на след. Так, в сущности, и было. А морфин кончался. По моим подсчетам, вы отобрали у них последнюю упаковку из старых запасов.

— Но кто? Кто это сделал?

— Помнишь, — Эд достал новую сигарету, — я ругался, что Марина завалила эксперимент, проспала на ночном дежурстве? Так вот, я поговорил с вахтером и еще кое с кем. Она не проспала. Просто отсутствовала в это время в институте. Первый раз с одиннадцати до полпервого — как раз доехать до Бессоновой, проведать ее, заодно прихватив налорфин, — Афанасьева знала, где он там хранится. Потом она навестила Громову. Наверняка та сама просила. Ведь ты ж оставил ее без морфина. И наконец, пока ты завтракал, побывала в твоем номере. В институт вы в тот день приехали почти одновременно, и она еще спасла тебя от вахтера. Помнишь?

— Да уж.

— Кстати, — Сухоручко размешивал гущу в стакане, — разъезжала она по этим делам в вашем автомобиле. Ключи ей дал автомеханик, у которого вы ремонтировали свою колымагу.