— Том, тебе не кажется, что тебя используют? — сказал наконец Дин.
— Меня? Не очень представляю, как это можно сделать.
— Это можно сделать. Более того, это уже сделано. То, что произошло сегодня ночью, было кому-то очень нужно. Кому-то, кто хотел нарушить хрупкий мир между двумя культурами.
— Не я начал эту войну, — спокойно заметил Ларсен.
— Не ты. Но ты мог придумать что-нибудь умнее охотника за прохожими.
— А почему я должен был выдумывать что-то этакое?
— Да потому, что теперь каждый дурак знает: тейлмены безумны, агрессивны и смертельно — опасны.
— Дин, ты даже не представляешь, как мне на это наплевать. У меня есть счастливый, прекрасный и свободный народ, живущий в собственной вселенной. Народ, не знающий болезней, старости и смерти.
В этой вселенной тот парнишка, которого ты назвал "охотником за прохожими" — жив. То, что его биологическое тело погибло, волнует его не больше, чем тебя — пчелиный укус: поболит, почешется и пройдет.
Наш народ не знает страха и принуждения. У нас нет политических партий, финансовых империй и навязанных ими жизненных стандартов. У нас каждый живет так, как хочет. Есть только одно общее желание: не мешайте нам жить, не лезьте в наши дела. Обществу рилменов нечего нам предложить кроме своих коллективных психопатологий. Мы готовы принять любого, кто придет, чтобы стать одним из нас. Но мы никогда не примем чуждых нам правил, а тот, кто хочет навязать их нам силой — пусть знает, что мы в состоянии ответить ударом на удар.
— Прекрасная речь. Поздравляю. Том, ты никогда не чуствовал себя пророком единого Бога? Моисеем, Мухаммедом или Заратуштрой?
— Не случалось.
— Это хорошо. Значит, тебе еще можно что-то доказать.
— Что например? — поинтересовался Ларсен.
— Например, если против вас начнут настоящую войну на уничтожение, то не пройдет и года, как комп-копии ваших личностей и ваших вселенных будут уничтожены и от вашего народа не останется даже воспоминания. Ты ведь понимаешь, что с технической точки зрения, уничтожить вас не сложнее, чем какой-нибудь вид компьютерного вируса.
Скорее даже проще — поскольку вы не создавали себя специально для такой войны.
— Это теоретически, — заметил Ларсен, — а практически, общество не готово вести такую войну. Слишком многим придется поступиться обществу, слишком велики будут экономические издержки, слишком сильно придется ограничить неприкосновенность личности, чтобы это стало практически выполнимым.
— Общество ПОКА не готово, — возразил Дин, — еще несколько акций типа сегодняшней и общество поддержит все подобные ограничения и согласится со всеми издержками, лишь бы уничтожить вас. Повторяю, Том, тебя используют, чтобы подготовить соответствующее общественное мнение.
— Допустим. Кто же этот гений социальной психологии и политической интриги?
— Тот, кому зачем-то необходимо подчинить тейлменов. Только не спрашивай меня, как его имя и какова его конечная цель. Я и сам этого не знаю.
— Но надеешься узнать? — спросил Ларсен.
— Может быть, а может и нет. Это не моя война. Я просто сторонний наблюдатель. Вот и все, что я хотел сказать.
— У нас тут, как видишь, праздник. Может, останешься ненадолго?
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
Покинув виртуализатор, Дин сразу же обратил внимание на несколько озадаченное выражение лиц у всех присутствующих.
— Динвалд Снорри, вы арестованы, — сказал Бликс, — у вас есть право сделать два звонка, вызвать адвоката, не отвечать на вопросы.
— Вы все тут, случаем, не спятили? — поинтересовался Дин, — в чем хоть меня обвиняют?
— Организация беспорядков. Ордер подписан прокурором округа.
— Но вы хоть понимаете, что это бред?
Бликс и Тилле одновременно пожали плечами.
— Ладно, могу я, по крайней мере, сделать эти два звонка без свидетелей?
— Дин, это не по правилам, — мягко сказал Клейн, — ты уж не обижайся.
— Уж не обижусь, — в тон ему сказал Дин и набрал номер доктора Венде. Шериф вздохнул и ушел на другой конец кабинета — по телевизору шел бейсбольный матч.
11. Каталажка (24 апреля, утро)
Не самое приятное занятие просыпаться в каталажке, особенно когда вас будят словами: "Динвалд Снорри, на допрос". Когда Дин в сопровождении сержанта вошел в кабинет шерифа, настроение у него было преотвратное, а когда он увидел там Эдлера — оно стало и вовсе неописуемым.
— Садитесь, — спокойно сказал Эдлер, — права свои вы, я полагаю знаете, так что перейдем сразу к делу.
— Переходите, — флегматично согласился Дин, уселся поудобнее и закурил.
— У нас к вам пара-тройка вопросов.
— И всего-то?
— Как вам удалось связаться с Ларсеном?
— Я договорился с его автосекретарем.
— И вы могли бы сделать это еще раз?
— Полагаю, что да.
— Так полагаете или да? — переспросил Эдлер.
— Знаете, уважаемый, — со вздохом ответил Дин, — я еще со вчерашнего дня подозревал, что вы — мудак, но убедился только сейчас.
Оторвите лучше задницу от стула и вызовите кого-нибудь из вашего начальства.
— Что вы сказали?
— Я дал вам ценный совет. Советую поторопиться, иначе заварится каша, которую ваше говняное бюро не расхлебает до второго пришествия, а вы попадете под какой-нибудь трибунал.
— Вы за это ответите! — заявил Эдлер.
— Отвечу. Только не вам, — сказал Дин и проворно нажал кнопку на столе.
В дверях возник сержант.
— Проводите меня в номер, — сказал Дин, — я спать хочу.
Эдлер молчал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
На этот раз Дину удалось-таки выспаться. Проснулся он свежим и бодрым. Тот же самый дежурный сержант, широко зевая и прихлебывая кофе из огромной кружки, сражался с кроссвордом.
— Завтрак мне полагается? — спросил Дин.
— А как же. У нас солидное заведение, мистер Снорри, — сказал сержант, отработанным движением задвигая стандартную пластиковую коробку в микровейв, — кстати, вы случайно не историк?
— А что?
— Кроссворд исторический. Может, подскажете, что это: предсказатель будущего по полету птиц из пяти знаков?
— Авгур, — ответил Дин.
— А греческая буква из семи знаков, первый — "о"?
— Омикрон.
— Класс! А может, и это знаете: римский император из девяти знаков, третий с начала — "р"?
— Каракалла. Пишется с двумя «л». Ну, как там с завтраком?
— Еще две минуты. Столица древнего мексиканского государства, до фига знаков, третий с конца — "л"?
— Теночтитлан. Пишется через «си-аш» и "ти-аш".
— Ну, вы даете, мистер Снорри! Кстати, ваш завтрак. Хотите, могу плеснуть брэнди в кофе.
— Не люблю с утра, — сказал Дин.
— Ну и правильно, — одобрил сержант, и спустя пару минут обиженно сообщил, — ну, блин, эти придумщики кроссвордов сбрендили на древностях. Последнее слово, мистер Снорри: создатель древнейшего кодекса законов. Длинный, как черт-те что, в середине есть «м», «у» и "а".
— Хаммурапи, — пробурчал Дин, пережевывая титанических размеров сэндвич, — через два "эм".
Подходит! Лихо мы с ним разделались. Кстати, вас надолго сюда, мистер Снорри?
— Там видно будет. Почитать есть чего-нибудь?
— А то. Ошен-экспресс и Праймер-дейли.
Дин углубился в изучение прессы. В центральной Африке опять волтузили друг друга какие-то местные царьки с труднопроизносимыми именами (весь цивилизованный мир изображает крайнюю озабоченность). От «Вайкинга-Ф» пришло сообщение об успешной посадке на спутнике Нептуна — Тритоне, наиболее удаленном от Земли месте, где возможно существование квазижизни (весь цивилизованный мир аплодирует). Великий Адриан Шайен продемонстрировал в Париже новые пляжные модели сезона (весь цивилизованный мир в восхищении). На внепланетной колонии Армстронг-XXI родился первый ребенок (весь цивилизованный мир пускает розовые слюни). На чемпионате мира по пушболу в финал вышли сборные Евроскандии и Сайберии (весь цивилизованный мир разинул рот в ожидании игры). Короче говоря, ничего интересного в прессе не было.