о эта неслучайная свобода!

мы все здесь

околдованы с рождения.

да здравствуют Евразия и Конго!

стрелявший в небо знает:

он пропал.

что слабое приносит облегченье.

антракт окончен.

снова длится пьеса.

мелькают лица

нанятых статистов.

герой изображает горький смех.

с дерев протяжно

каркают вороны.

несутся мимо грязные машины.

и несколько жандармов

наблюдает

упавший в снег

картонный дельтоплан.

P.S.

с тех пор,

как похоронен реализм,

и декаданс отправлен

в крематорий,

я сам дивлюсь на то,

что я пишу…

хотя так мне и надо.

поделом.

ГАМЛЕТ

у Гамлета опять слезится глаз.

и в глотке пересохло. рюмка яду

ему не помешала бы сейчас.

Офелия того…

уже не надо

под юбку к ней заглядывать.

тошнит

от погружения в мелкие детали

предательства.

в стране такой бардак,

что Гамлету

вчера являлся Сталин.

ЛИТЕРАТУРА И КРИТИКА

гулять водил он жабу на цепочке.

но как-то раз цепочка порвалась.

и жаба та,

почувствовав свободу,

с блаженным видом устремилась

в грязь.

а после куролесила,

бесилась,

пронзительно кричала

“вашу мать!”

и, развалившись

в позе непристойной,

грозилась жизнь хозяину сломать.

ГОРДОСТЬ

не мучайте меня горячим пивом.

я пить не стану эту лабуду.

я поступать умею некрасиво.

в Неву возьму и с плеском упаду

и поплыву

простым бревном к заливу,

прибрежных

наслаждаясь видом бань.

не мучайте меня горячим пивом.

глупцы,

не стану пить я эту дрянь.

ОПАСНЫЕ СОСЕДИ

Китай —

на редкость гойская страна.

и с этим

ничего нельзя поделать.

ПЕТЕРБУРГ

вновь ангел

погрозил мне пальцем с неба.

прости меня и будет,

не нуди.

жизнь наша здесь и так -

немного солнца

и вечные дожди, дожди, дожди…

ВАМПИР

всю ночь лупил я

злобного вампира

пластмассовым ведром

по голове.

КОШМАР

с конечностями связанными лежа,

ты слышишь:

вот скребутся, вот вошли!

во рту тряпица.

лишь горящей кожей

ты можешь закричать:

пошли, пошли!

грязнейшими ручищами

страдальца

хватают

и “не бойся” говорят.

и все тебя за яйца,

все за яйца

подвесить на веревке норовят.

но ты вдруг просыпаешься.

цвет мела,

пожалуй, не к лицу тебе, пиит.

однако же родные яйца целы.

и мальчик-с-пальчик

весело стоит.

ВИЙОН

пропойцею и вором

был Вийон.

он верил

в неприятные приметы

и сгинул…

что ж, по-своему непрост

путь жизненный

у всякого поэта.

СОВЕТ

прошу вас,

отойдите от меня

с моим весьма

паршивым настроеньем.

возмездием командую не я.

возмездие — Небесное явленье.

ПОТЕПЛЕНИЕ КЛИМАТА

а в лабиринтах мозга

бьются мысли,

но выхода никак им не найти.

и в переходах морга бьются души,

которых никому уж не спасти.

что делать,

жизнь устроена несладко.

и сильно обрусевший Дон Кихот

в ондатровой ушанке

наблюдает

свихнувшейся зимы

неспешный ход.

ЛУНА

с годами мы становимся циничней.

и глядя на полночную луну,

послать все это

хочется подальше

и каменным цветком пойти ко дну.

ВАМПИРЫ

я чую:

рядом есть вампиры.

вампиры жили здесь всегда

я слышу звуки чудной лиры,

глупцов зовущей в никуда.

я плохо сплю в такие ночи.

что значит жизнь? -

любовь и страх.

поездка в жалкий город Сочи.

серпом грозящий нам Аллах.

вчерашний хлеб с дырявым сыром.

ножом разрезанный туман.

сопротивление вампирам,

сосущим мед из наших ран.

УЛИТКА

как раковина бешеной улитки

закручен мозг Бородкина порой.

когда-нибудь меня мои ошибки

сведут в могилу.

гнить в земле сырой

придется…

а пока заглохла скрипка.

и сам скрипач без памяти лежит.

ползет по телу спящего улитка.

и тихо, по-улиточьи, блажит.

СОЖЖЕННЫЕ МОРЯ

ну да, я вспыльчив.

но и справедлив.

судьбою покалеченных волков

я не люблю.

мне скучно пить кефир

и опротивел Б. Гребенщиков.

я многое оставил за спиной:

пустых друзей,

сожженные моря…

не скажешь,

что меня на свете нет.

ты, мама,

родила меня не зря.

в прогнившем этом мире

равных мне

негусто.

прочих, дохнущих с тоски

хватает.

и в большом избытке здесь

мерзавцы

и, конечно, дураки.

ЗАПИСКА ЕВЫ БРАУН

на самом деле

фюрер просто спит.

наступит срок -

и лютый зверь очнется.

его бранили все, кому не лень.

Адольф над ними

дико посмеется.

легко подняв Германию с колен,

творец большой коричневой идеи

развеет в дым глупеющих славян,

пройдет по трупам

жадных иудеев.

америкосам даст пинка под зад.

забыли, гады,

гром немецких пушек?

французы перейдут

на черствый хлеб

и перестанут

жрать своих лягушек.

касательно спесивых англичан -

нальется желчью их гнилое чрево.

я лично натяну презерватив

на голову английской королевы.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ЗИМЫ

зима мне погрозила

пальцем белым.

но снег растает к вечеру.

игра

немного затянулась.

в Петербурге

ноябрь — весьма суровая пора.

ноябрь —

весьма ублюдочное время.

и скоро я не то чтобы умру,

но стану голым деревом

и буду

стоять, ломая руки на ветру.

ЗЛАЯ ШТУЧКА

и глядя из прекрасного далека

на бой клопов,

бушующий в столице,

я думаю о том,

как гибнет глупо

очередной вельможный педераст.

МЫСЛЬ

жду века Двадцать первого.

в негодность

совсем пришел дрянной

Двадцатый век.

Рис. Андрея ФЕФЕЛОВА

ИСТОРИЯ ОДНОЙ БОРОДЫ

ТРАГЕДИЯ ПОЭТА Антона Святозвонова была в том, что его везде принимали не за своего. Стоило ему появиться на каком-нибудь литературном собрании, как раздавался ироничный вопрос: “Молодой человек, вы случайно не ошиблись дверью?..” Краска заливала щеки Антона вплоть до самой бороды, которую можно было принять, смотря по обстоятельствам, то ли за архирусскую, то ли за архиеврейскую. Проклятая двунациональная бородка! Как-то в порыве отчаяния Святозвонов поклялся свести ее на нет, но, остыв, одумался: необходимость бриться через день была настолько омерзительна, что он решил уж лучше оставаться чужаком для обоих литературных лагерей. Пусть грызутся во имя преходящих убеждений, пускай считают его русским или евреем — да хоть эфиопом! Пушкин тоже был эфиоп, а какое загибал!.. Но вот эфиопом, к сожалению, Святозвонова никто не считал. Шоколадный цвет лица только резче выделил бы наивно-голубые глаза поэта. Нос, правда, он имел нерусский, умеренно-орлиный. Но характер у Святозвонова был незамутненно-русский, то есть двойственный во всем: простодушие — и лукавство без выгоды, воловья работоспособность — и загул, полное незлобие — и деликатность слона в посудной лавке… Перечень контрастов можно продолжать до бесконечности.

Но эта двойственность натуры не имела отражения в его стихах: щемяще-грустных, щемяще-русских и таких всепрощающе-мудрых. И как только литераторы русского лагеря не увидели этого, обратив внимание только на ветхозаветную бороденку поэта! Не намного проницательнее оказались литераторы другого лагеря, увидевшие в бородище поэта национально-патриотический символ, вызов. Так его заживо уложили в гроб забвения, засыпали землей молчания и поставили крест отчуждения. Но и похороненный, Святозвонов продолжал слагать стихи. Угловатый талант рос, крепнул, стремился навстречу распахнутым далям. Стихотворный дар его был чисто стихийным, не зависящим ни от литературно-политической борьбы, ни от бытовых мерзостей, ни даже, со страхом отмечал автор, его собственной воли. Еще недавние стишки Святозвонова казались уже детскими, ученическими по сравнению с новыми — полными блеска и чувства. Их не могла уже затмить даже двунациональная борода.